— Это твой последний шанс. И наш тоже, — сказал Звеньевой, передавая мне эту штуковину. — Когда придет дедушка каюк, ты поймешь, что делать. Смотри, не потеряй. Больше таких нет ни у нас, ни, наверное, во всей Солнечной Системе.

Звеньевой такими вещами не шутит. Так что я никогда не расставался с этим камешком. Последний шанс — это штука нужная.

В итоге с этими личными вещами пассажиров мы нарвались на неприличную склоку. Лорд Ховард за день до отлета направил протест в СОН о нарушении прав личности на борту советского корабля, идущего в космос в рамках международной миссии. Проклятые коммунисты, прям по заветам их классиков, нагло экспроприировали личные вещи официального лица СОН, нарушив все права собственности. А вся суть состояла в том, что на борт безопасники не пропустили два ящика элитного виски. Кстати, это была вторая жалоба родственника английского короля. Первую он накатал с требованием сменить хама капитана, который не имеет понятия о правилах поведения в цивилизованном мире.

И вот теперь самая бестолковая часть пассажиров стремилась похватать свои чемоданы, при этом барахтаясь в невесомости и проклиная отсутствие силы тяжести.

Ваня, второй пилот, призванный ввести в какие-то пристойные рамки этот хаос, терпеливо повторял:

— Багаж будет доставлен на борт. Не беспокойтесь, товарищи и господа. Продвигайтесь к стыковочному узлу. Вам будет оказана помощь!

Он перехватил за талию целеустремленно, как боевая ракета, летящую к своему чемодану австралийку. Вежливо взял под локоть:

— Мадам, я вам помогу!

Она фыркнула, как ошпаренная кошка, отстранилась. Отлетела от него и по инерции приложилась затылком о мягкую стену салона.

— Осторожнее! — направился Ваня к ней.

Но австралийка уже устремилась вперед, обдав злобным яростным взором растерявшегося Ваню.

Но, так или иначе, весь этот бардак с переходом близился к успешному завершению.

Когда пассажиры проникали через достаточно широкий люк на межпланетный корабль, то их там встречали крепкие руки команды. Новообращенных покорителей пространств принимали и ставили в вертикальное положение. И люди заметно веселели, ощутив под своими ногами твердую почву.

Благодарить им за это нужно механизм с не совсем приличным названием «Когнейпоп». Но это его в народе так называют. Официально это блок «КГНВП-11» — Кольцевой гравитационный нейтрализатор внешнего пополнения. «Афанасий Никитин» — первый корабль, рейс которого пройдет при искусственной гравитации. А это еще недавно недостижимый комфорт. Болтаться больше года в невесомости, скажу я, серьезное испытание на прочность и стойкость. При искусственной тяжести требования к здоровью сразу резко падают, и возить по космосу, получается, можно вообще кого угодно, хоть инвалидов, хоть ветеранов Куликовской битвы. Хоть наш международный кагал.

Когда я последним залетел в люк и ощутил под ногами твердый пол, в душе моей вскипело какое-то противоречивое чувство. Будто и не в космос собирался, а в океанский круиз. Весь мой опыт подсказывал, что в корабле, висящем на орбите, должна быть невесомость. Если, конечно, это не корабль чужиков, которые с гравитацией творили все, что хотели. А разум утверждал, что с невесомостью в дальних полетах отныне покончено. Освоение космоса становится все более удобным и доступным самым хилым народным массам…

Все шло по плану. «Цыганский табор», как прозвал капитан Железняков наших пассажиров, мы угомонили. И приступили к процедуре выхода из гравитационной области Земли.

Я устроился со вторым пилотом в запасном пункте управления. Капитан в рубке проверил, что все находятся на своих местах по корабельному расписанию. И дал команду на отход.

Пару дней мы плавно разгонялись и совершали маневры. И, наконец, вошли в разгонный маршевый режим полета. Который продлится долгие месяцы.

Основную часть этого времени термоядерные реакторы будут работать на малых оборотах, давая небольшую, но постоянную тягу двигателям.

Межпланетные перелеты долгое время были искусством использования положения планет солнечной системы и их гравитации, которая применялась, в том числе, и для разгона. Корабли класса «Тесей», приходящие на смену импульсным и ионным ядерным ракетам, не то, чтобы освободились от этой зависимости полностью, но мощь двигателей позволяла перемещаться по удобной, а не по энергетически выгодной траектории. Если сказать это по-простому, то мы получили возможность срезать углы.

Со второй космической скоростью, необходимой для вывода корабля за орбиту Земли, мы бы тащились до орбиты Урана годков восемь. «Афанасий Никитин» же спокойно мог ускориться до сотни километров в секунду. Еще недавно это казалось фантастикой.

Вскоре мы перешли в рабочий ритм полета. И я начал осваивать корабль и притираться к спутникам.

«Афанасий Никитин», и, правда, больше походил на круизный лайнер. Особенности кораблей класса «Тесей» — наиболее эффективны в них двигательные установки больших размеров, к которым можно присобачить огромную полезную нагрузку. Хоть биллиардную, концертный зал и бассейн. Да, времена тесных скорлупок уходят в прошлое. Поэтому и космические корабли отныне будут больше походить именно на фешенебельные океанские корабли, а не на ничтожные байдарки, куда с трудом влезают весла и рюкзак.

На нашем лайнере у каждого члена экипажа и пассажира своя каюта со всеми удобствами. А еще здесь имелась просторная столовая и прочие общественные помещения. Все на благо покупателя, как говорят в советской торговле. Энергии у нас полно, чтобы из кранов всегда била горячая-холодная вода и тебя овевал свежий воздух.

Потянулись скучные будни. Дальние полеты — это не благородное горение, порыв и творческие устремления. Это, прежде всего, размеренность и полетная скука. Конечно, она одолевает больше тех, кто не мечется, поддерживая работоспособность корабля, и не занят научными изысканиями, экспериментами и наблюдениями в дальнем космосе, которые воспринимаются как щедрый подарок судьбы.

Мне, как руководителю экспедиции, в полете особенно делать было нечего. Кроме всяких бытовых вопросов с пассажирами. Все остальное лежало на капитане. Но вот только давило меня к полу гораздо сильнее, чем гравигенератор, ощущение, что рядом притаился подлючий враг. И что никак не получается даже представить, как его уцепить за хвост.

У меня здесь было две жизни. В одной я шатался по кораблю и решал мелочные проблемы. А во второй с безопасниками анализировал информацию в попытке хоть как-то нащупать противника, ощутить его запах. Безопасники в этом деле поднаторели. У них были очень специфические методы выявлять шпионов. Работали они упорно. И исправно натыкались на глухую стену.

А во мне с каждым днем прорастали пока еще робкие ростки паранойи. И на мир я все больше глядел под ее углом. Вот тот вихрастый второй пилот Ваня, пышущий задором и оптимизмом молодости. А может это маска? Вечно спокойный, уверенный и надежный космический волк капитан Железняков, одно присутствие которого успокаивает и пассажиров, и команду. У него вид человека, способного решить любую проблему. Может он, зомбирован, кодирован? Или просто притворяется?

Не говоря уж о пассажирах. Этот спесивый английский лорд — черт его знает, как он жил всю свою жизнь и на кого работал. Австралийка самой природой создана, чтобы злоумышлять. Нобелевский лауреат вообще из стана непримиримого врага и здесь только по непонятной доброте наших властей. А еще тихушник немец и нелепый француз. Китайцы — вообще темные лошадки, ничего у них по лицу не прочитаешь.

Постепенно слегка легкая паранойя крепла и пускала глубокие корни. И пусть ничего подозрительного вокруг меня не происходит. Чем спокойнее все идет, тем страшнее будет, когда все навернется… Навернется? Ну а я тогда на что? А на что, кстати?

Пока на то, чтобы разбирать склоки между пассажирами. Кстати, с самого начала, как я и подозревал, склок оказалось вполне достаточно, чтобы я выглядел нужным обществу…