- Куда сейчас? – спросил Леший.

- В полицейский штаб шариатской верности…

Если верить координаторам, с нашими документами можно не только отбиваться от дорожных заслонов, но и спокойно проникнуть в самое логово врага. Так что с учетом того, что в Париже придется задержаться, мы не стали прятаться в катакомбах и развалинах. А внаглую заявились к руководителю Сил шариатской верности исламского округа Париж. Прямо в Дом Инвалидов.

Как-то зловеще сегодня звучало это название. С учетом того, что в подвалах и казематах этого знаменитого исторического здания ныне экзекуциями и допросами третьей степени людей делали инвалидами в товарных количествах.

Парижский Дом Инвалидов – это вовсе не покосившаяся халупа, куда свозили несколько сот лет подряд несчастных людей. Это роскошное огромное здание в стиле барокко. Купол встроенного в него собора виден со всех концов города. Построили этот комплекс по указанию Короля Солнце в семнадцатом веке для призрения военных ветеранов.

В самом Доме Инвалидов и нескольких строениях вокруг него расположился полицейский штаб шариатской верности и казармы полицейских батальонов. Знаменитый собор наспех переоборудовали под мечеть. Геральдические лилии бурбонов на фасаде расстреляли из пулемета. А в зале воинской славы Франции теперь хозяйничали моджахеды.

Наша кавалькада переехала по мосту Александра Третьего через Сену и по широкому бульвару устремилась к комплексу зданий Дома инвалидов. Большинство выстроившихся вдоль фасада бронзовых пушек, ранее встречавших гостей, исламисты куда-то утащили. Автомобильная стоянка и газоны были хаотично заставлены машинами и бронетранспортерами. Кругами слонялись толпы разношерстно одетого сброда.

Халифат так и не ввел единообразную форму. Каждый моджахед извращался, как мог, впрочем, чаще отдавая предпочтение камуфляжу с разграбленных складов французской армии и полиции. Только черные повязки, иногда зеленые, на головах, да шевроны на рукавах указывали на то, что это не банда, а подразделения регулярных сил. Впрочем, какие регуляры? Банда и есть банда, разряди уродов хоть в камуфляж НАТО со знаками различия, хоть в гусарские мундиры и эполеты. Человеческая накипь!

Мы остановились на подъезде к главным воротам. Нас сразу взяли на прицел. Пулеметчик, прячущийся за мешками, провожал нас стволом. И бойцы на бронемашинах напряглись. Какой-то высокомерный павлин важно, но в душе испуганно, прошествовал к нам.

Я представился этому офицеру. Проверив документы, он привычно вытянулся. И заорал на одного из подчиненных по-арабски, чтобы он проводил важных гостей в приемную самого главы стражей.

Наша команда осталась перед воротами. Внутрь вооруженную толпу пускать побоялись. Я собрал у бойцов документы, приказал Лешему ждать и на рожон не лезть. В воротнике у меня проводок микрофона, так что Леший услышит мой разговор. И сориентируется, если что пойдет не так.

Внутри исторические и музейные интерьеры были изуродованы, разломаны, осквернены. Французы в 1812 году устроили конюшню в Кремле. Арабы, в русле местной исторической традиции, устроили хлев во всем Париже.

Внутри царило сплошное мельтешение толп зверьков. Суетились вооруженные люди, сновали по коридорам и кабинетам бюрократы с папками. Этот штаб, если не обращать внимания на выходящий за все рамки разумного бардак, походил на любой другой штаб.

В предбаннике кабинета большого босса присутствовала, рассевшись на стульях времен Людовика шестнадцатого, а то и просто на корточках и на толстом ковре, толпа суровых и неприветливых бородачей. Как я понял, это были телохранители. Парочка тут же начала тыкать в мою сторону стволами. Устроившийся за резным столом субъект, наиболее цивилизованный по виду, хотя и какой-то женоподобный, потребовал у меня объяснений, кто я такой и что мне надо. Потом по телефону, как и положено секретарю, коим он являлся, доложился шефу. Положив трубку, потребовал, чтобы я сдал оружие.

Я выложил пистолет на стол. Меня наскоро обыскали. После чего один из бородачей достаточно бесцеремонно подтолкнул к тяжелым створчатым дверям кабинета.

Ну, вот я и в обители хозяина здешнего гадюшника шариатского генерала Абдуссалама аль Бэреди. Огромный кабинет, заваленный коврами, вазами, бронзой и прочим антиквариатом. Только картин не было – это противоречит «истинному Исламу».

Безобразно толстый самодовольный бай расплылся в широком кресле перед огромным столом на львиных ножках, явно музейным экспонатом. Рядом на пуфиках томно разлегся весь настолько сладенький и молоденький мальчик, что с хозяином кабинета все сразу стало понятно. Генерал цыкнул, и мальчика как волной смыло.

Взгляд у командира стражей и главного полицейского начальника округа Париж был настороженный. Что делает в его логове этот европеец?

Мы по-восточному вежливо поздоровались. Абдуссалам дотошно изучил документы. После чего расплылся в сахарной улыбке, выражая всяческие сочувствие и содействие. Но в его глазах читалось и какое-то недоброе торжество.

Впрочем, его эмоции были мне совершенно понятны. С «очистителями» Халифа не ссорился никто, потому что неизвестно, на кого их натравили и что они могут устроить. Метле Халифа дозволялось творить любые бесчинства, прикрываясь его волей. Так что «очистители» были опасны. Но вместе с тем генерал знал, что эти наемники редко живут долго. После нескольких акций их гласно или негласно списывают в расход или отдают на растерзание родичам тех, кого они вынуждены были обидеть, часто с летальным исходом, выполняя поручение верхушки Халифата. Когда наемников пускали в расход, так и все кровные непонятки уходили вместе с ними. Все обиженные удовлетворены, все обиды закрыты. И предводители Халифата чисты перед подданными. Так что сегодня главный страж Парижа расшаркивается перед этим европейцем. А завтра, глядишь, и пустит ему пулю в лоб. В связи с этим его настрой был оптимистичный.

Абдуссалам дважды нажал на кнопку звонка. Женоподобный секретарь проворно заскочил в кабинет, заученно кланяясь. Генерал по-арабски прокаркал ему длинную фразу – проверь, посмотри, быстрее. И вручил ему мои документы, а также карточки моих бойцов, которые я заблаговременно выложил на стол.

Секретарь вышел. А через минуту появился, кланяясь еще ниже, звероподобный моджахед – без оружия, но с подносом, на котором были расставлены высокий медный чайник, пиалы и блюдце с восточными сладостями. Поставив поднос на стол, пятясь задом и кланяясь, телохранитель покинул кабинет.

Конечно, я весь был на нервах, хотя этого и не показывал. Один сбой в легенде – и мне останется только подороже продать свою жизнь. Выбраться из наполненного войсками Дома инвалидов вряд ли получится. Хотя чем черт не шутит.

Мы мирно пили зеленый чай. И рассуждали пространно о том, что проклятым неверным недолго осталось теснить доблестные войска Халифата. Что готовится план по сокрушительному удару по неверным. А там, неровен час, вся оставшаяся Европа и даже несгибаемая Россия падут к ногам «истинного Ислама». В общем, дежурный разговор с целью продемонстрировать преданность Халифату.

Так прошло где-то с четверть часа. И я все сильнее нервничал.

В кабинет вновь зашел женоподобный секретарь. Что-то прокаркал малоразличимое. И хозяин расплылся в широко-льстивой улыбке, затараторил:

- Все в порядке. Ваши полномочия подтверждены. Мы счастливы видеть вас. Может быть, хоть вы научите моих бесполезных глупцов, как выжигать скверну в этом городе порока.

- Постараемся, - кивнул я. - Но у нас узкие задачи. Крайне секретного характера.

- Мы окажем помощь, - Абдуссалам немножко напрягался с самого начала разговора, прикидывая, не связано ли наше задание с его скромной персоной. Визит команды очищения вполне мог означать срубленные головы, в том числе и местных шишек. - Обращайтесь.

- Непременно, - заверил я.

Но отпускать он меня не спешил. Прошло еще минут десять за пустыми разговорами. Наконец, снова возник в дверях секретарь. Он держал в руках картонную коробку, в которой лежали тринадцать электронных карточек-идентификаторов, заменявших в Париже пропуска и удостоверения. Также в коробке были нарукавные повязки с надписью «Страж округа».