— Неверная трактовка, — ответил тот. — Квазиживой. Жизнь Звездолета — это пилот. А тело пилота — звездолет. Пилоты — симбионты с кораблем. Растащить их невозможно. Они рождаются вместе и вместе умирают…

Тянутся минуты ожидания. И вот пилот возвещает:

— Начинаем маневр по заходу на Колыбель. Синее предупреждение.

«Синее» — это означает, что вероятность положительно завершить этот маневр процентов семьдесят. То есть риск достаточно весом. Но не фатален. Так что мы летим вперед. Думаю, мы шли бы вперед, даже если имелся хотя бы один процент удачи. Потому что выхода у нас иного нет.

Мы приближаемся к кипящему источнику грандиозных энергий. Вот уже и протуберанцы лижут пространство вокруг нас. Ощущение, будто спускаемся в адское пекло. Но Астр с привычным ему равнодушием, в котором, мне кажется, присутствует нотка какого-то труднообъяснимого злорадства, поясняет:

— Это пока не страшно. На самой станции будет куда опаснее.

Я не могу понять, почему нельзя направить на ремонт одного пилота с кораблем, а нам подождать в какой-нибудь гостинице или ресторанчике на окрестной планете, потягивая местные напитки и ожидая результата. Астр категорически отверг такую идею. Он туманно объявил, что «круг синхронизации» слишком многопланов. И он должен проходить в присутствии всех членов экипажа, а заодно и пассажиров. Особенно меня, как существенного игрока. При этом у меня создалось впечатление, что шансы выбраться из этой заварухи целыми и здоровыми он оценивает как совсем мизерные.

Свои семьдесят процентов вероятности мы использовали. Маневр завершился удачно. Мы проскользнули через облако плазмы, прикрывающей станцию. Под нами мелькнула гладкая зеркальная поверхность шара диаметром двести километров. И мы тут же провалились в его глубь.

Интересно, сколько процентов вероятность у нас выжить в процессе ремонта? Эх, забыл, как вычисляется общая вероятность, состоящая из нескольких. Если тут у нас хотя бы половинка, там семьдесят процентов, сколько всего будет? Формула есть простенькая, только от волнения вспомнить не могу.

Господи, что мне в голову лезет в ответственный момент! Надо отодвинуть прочь страхи, все равно они бесполезны. А лучше внимательнее приглядываться к окружающему. Когда еще землянину удастся побывать в Колыбели кораблей?!

Вокруг нас исполинское закрытое пространство. Свет какой-то густой, мерцающий, серый и слабый. Детали обстановки можно разглядеть достаточно полно. Виды фантастические, но иного трудно ждать. Вокруг нас, заполняя весь объем и горизонтально, и вертикально, в коконах силовых линий, в наростах, идущих от пола, в лианах и ветках кабелей висят корабли. Тысячи кораблей самых разных форм — треугольники, диски, гигантские километровые сигары. А еще от пола и до уходящего в туманную дымку потолка вздымаются стены из прозрачных контейнеров. Присматриваюсь — в них, как в анабиозных камерах из земных фантастических фильмов, в жидкости плавают тела чужиков.

— Это будущие пилоты, — поясняет Астр. — Они растут в контейнерах. Там в них закладываются необходимые навыки. И выйдут они отсюда, только объединившись со своими кораблями.

Несмотря на то, что в зале фактически ничего не происходит, не заметно никаких движений, здесь ощущается какое-то безумное кипение сил.

Ничего не делаю. Только смотрю вокруг. В корабле достаточно комфортно, гравитация земная, температура комнатная. Но почему же мне кажется, будто я толкаю вместо паровоза грузовой состав? Внутри будто кипит реактор. «А вместо сердца атомный мотор».

Чужики чувствуют себя не лучше. И с каждой минутой напряжение растет. Вокруг нас проходит какая-то не видимая глазу, но ощущаемая всем существом, работа.

— Если в течение десяти минут корабль не излечат, мы погибнем, — уведомляет как о рядовой мелкой неурядице Астр.

— А мы можем просто сняться и улететь отсюда к чертовой матери?! — эмоционально осведомляюсь я.

— Уже нет.

Какой-то все еще не видимый глазу разлад вокруг нас становится все больше. По ткани мироздания и по нашему мироощущению будто кто-то долбит кувалдой. Это непередаваемо словами. Это надо чувствовать. Хотя лучше не чувствовать никогда — ты как щепка, которую бросают в костер. Постепенно мне начинает казаться, что я не смотрю вокруг своими глазами, а всем существом проникаю в самые дальние уголки Колыбели кораблей. У меня начинается какая-то деперсонализация.

— Время почти истекло. Синхронизации нет, — бесстрастно уведомляет Астр. — Нам остается двадцать мгновений.

Это приговор. Если за час не справились, почему должны справиться за жалкие двадцать секунд?

В воздухе начинают капать звонкие капли секунд. Пятнадцать… Шестнадцать…

На девятнадцатой по кораблю прокатывается такая мелкая и сильная дрожь, что, кажется, все зубы и кости покрошатся в порошок. А потом становится очень больно.

Раздается хлопок.

«Квантовый порог» подбрасывает вверх так резко, так что возникает нешуточная перегрузка.

Купол над нами распахивается, впуская в Колыбель свет оранжевого гиганта…

Когда после приступа нечеловеческой боли я пришел в себя, то увидел вокруг космическое пространство. А заодно и близкую, но уже удаляющуюся, оранжевую звезду. Но вот только никак не мог рассмотреть затерявшуюся в ее короне Колыбель кораблей…

В юношеский период жадного увлечения фантастикой я с упоением читал о том, как отважные космопроходцы в тесных жестяных банках бороздят просторы космоса. Описываемые там похождения мало чем отличались от приключений героев великих географических открытий на Земле. Ты выходишь во тьму неизвестности, открываешь новые земли, а в конце похода тебя ждет слава, пиастры, ром и девицы. С космосом то же самое. Подразумевалось, что это будет все тот же человеческий мир, только распространившийся на световые года.

На самом деле здесь все иначе. Здесь я пока не видел ни рома, ни девиц, ни таверн и бродяг-космонавтов, ищущих свое Эльдорадо. Ничего в Космосе нет привычно-романтичного. Зато Космос переполнен невероятным, тем, что не способен вообразить ни один пришпиленный к плоскости жалкий «хомо сапиенс». Здесь совершенно иные смыслы, иные законы, иная логика. И здесь почти нет ничего человеческого.

А самое главное, тут ты понимаешь, что сюрпризы Большого Космоса не иссякнут никогда. Ибо имя ему Бесконечность. А Бесконечность не осознаваема даже бесконечным разумом.

И здесь еще очень страшно. Но это не просто привычный нам страх от угрожающих ситуаций. Это изначальный, в самом исходнике разума и души прописанный страх. Как ни стараюсь его задвинуть подальше, но в удобный для себя момент он впивается мне в шею. Как в том поединке с Гардой. Как в визите в Колыбель кораблей.

Наша подлатанная «каравелла», забирая парусами космические ветра, стремится все глубже в далекие пространства.

Меня затянуло старое, но повернувшееся новой гранью увлечение. Изучение бортового журнала нашего суденышка.

Если раньше корабль радовал меня, в основном, потрясающими воображение видами Бородинского сражения, то после Колыбели неожиданно стал предоставлять в мое распоряжение все больше и больше страниц своей беспокойной истории.

Называешь дату. Корабль переводит ее в привычные ему системы исчисления. И возникает картинка. Без пояснений и предысторий. Просто объемное, захватывающее дух, изображение.

Вглубь времен я добрался до 8 марта 1747 года. Правда, тогда еще никто не знал, что это международный женский день. А корабль просто неподвижно висел над огромным серебристым куполом на поверхности Луны. И на черном бездонном небе сиял синий ополовиненный диск Земли.

Дальше некоторые дни из прошлого корабль выдавал мне с готовностью. А некоторые просто игнорировал.

Но, так или иначе, у меня складывалось какое-то представление о рабочих буднях чужиков. Картинки были только с Земли и ближнего космоса вокруг нее. То ли «Квантовый порог» был привязан к моей планете. То ли по каким-то причинам другая информация была закрыта от меня.