Эх, мои попутчики. Кто же из вас Доппельгангер?

Ладно, разберемся… Или он разберется с нами…

Со свистом, наполнившим салон, орбитальный лайнер «Стриж», немножко пузатый и неуклюжий, с выступающими воздухозаборниками прямоточного двигателя, стал выруливать на взлетную полосу.

Пассажирский салон был как в обычном самолете. С иллюминаторами, креслами, правда, более просторными и хитрыми, антиперегрузочные, чтобы не переломало кости на взлете. Летели в нем пять членов экипажа «Афанасия Никитина» — остальные уже были на борту, и десять пассажиров. У последних, к их неудовольствию, все личные вещи, включая одежду, забрали перед отлетом, и теперь они красовались в единообразной форме Астрофлота с яркими синими полосками на рукаве, означающими «пассажир».

Австралийка чертыхнулась, заложив ладонями уши. Вихрастый второй пилот Ваня Доронин, сидевший за ней, посоветовал специальные наушники, лежащие в нише в подлокотнике кресла.

— Сама знаю, — прошипела Друзилла Блэйк.

И тут же нацепила наушники.

«Стриж» поднимался с бетона космодрома на обычном химическом топливе, позволявшем при подключении прямоточников развивать скорость до семи «махов» — скоростей звука. На высоте тридцати километров включалась ядерная установка нестандартного синтеза. Излучение она давала небольшое, экологической опасности не представляла, но эксплуатация у поверхности Земли была проблематична по ряду технических причин.

Вечная проблема космонавтики — как выйти за пределы земного гравитационного колодца и при этом не нанести ущерб экологии. В космосе все проще — та же малая, в земных условиях почти незаметная, но очень долгая ионная тяга вполне способна обеспечить большие скорости. Но она не выведет на орбиту. Идеи космического лифта и всяких электромагнитных эстакад так и оставались фантастикой из-за трудновыполнимости и сомнительной экономичности. Энергетики обещали новые генераторы, позволявшие взмывать с поверхности и не тратить топливо. Но что-то у них пока не ладилось. Вот и пользовались старой доброй химией.

На космодроме «Восточный-3» было две взлетно-посадочные полосы для пассажирских орбитальников. Более серьезные грузы, которых требовалось все больше для строительства станций и больших кораблей, беспрерывно уходили в небо с экваториальных островов в Тихом океане.

«Стриж», сначала неторопливо, а потом все больше набирая скорость, разгонялся по полосе. И вдруг резко взмыл вверх. Перегрузка, правда, вполне терпимая, вдавила нас в кресла. Орбитальщик стремительно набирал скорость, поднимаясь в верхние слои атмосферы.

Голубизна неба за иллюминатором быстро синела, и вскоре уже покрылась чернотой. На ней постепенно проступали звезды, раскалялось горячее блюдце уже не ослабленного атмосферой светила.

В салоне не было стюардесс, разносящих напитки и еду, а также создававших приятную атмосферу уюта и уверенности в благополучном исходе полета. Все же пока каждый килограмм орбитального груза слишком дорог. Да и потерпеть часа четыре без еды и заботливого обслуживания пассажиры вполне могли. Хотя многие и выражали неудовольствие недостаточным сервисом для элиты Земли.

Через несколько минут полета вибрация двигателей закончилась. Пришла невесомость. И в салоне сначала воцарилось молчание. Которое нарушилось чертыханиями и причитаниями австралийки.

Следом нобелевский лауреат стукнул себя ладонью по коленке и восторженно заорал:

— Доктор Бартон! Черт возьми! Ты сделал это! Ты в космосе!

Потекли часы полета в невесомости, изредка прерываемой ускорением, когда «Стриж» корректировал орбиту. Для меня невесомость была привычна и обыденна. Не счесть времени, которое я провел, плавая, как аквариумная рыбка, по отсекам космических станций и коридорам межпланетных кораблей. Для кого-то, кто в космосе в первый раз, эти ощущения удивительны, но не травмирующи. А кого-то начало тошнить. Бортинженер сделал инъекцию быстро потерявшему форму французу. Лекарство подействовало, и мусье заголосил слова благодарности на своем языке.

— Начинаем стыковку, — наконец, донеслось из динамиков долгожданное слово капитана орбитальника.

«Стриж» заложил маневр. И в моем иллюминаторе открылся восхитительный вид на стальную громаду «Афанасия Никитина»…

«Афанасий Никитин». Я сразу влюбился в этот корабль, как только увидел его на фотоизображениях. И чувство только укрепилось, когда в процессе подготовки в виртуальной реальности обшаривал каждый его закуток. Но видеть в реальности, как он приближается, становясь из яркой точки самым совершенным кораблем человечества — это было невыразимое счастье!

Он совсем не походил на угловатые, сугубо рациональные и часто неприглядные конструкции космических буксиров и грузовиков. Когда нет сопротивления воздуха, то можно лепить что угодно, лишь бы это соответствовало требованиям прочности конструкции. Вот и бороздили космос уродцы, похожие на собранный электромагнитом металлический хлам с заводской свалки. С кораблем класса «Тесей» все было иначе. Он напоминал так полюбившиеся людям звездолеты из старых фантастических книжек и журналов. Его ретроформы внушали оптимизм, от них веяло апельсиновым ароматом романтики.

Серебристая длинная касатка с плавными обводами конструкций. Два овала сзади — это термоядерная двигательная установка. Длинная жилая секция. Технические объемы. Стеклянные галереи, идущие вдоль корпуса. Точнее, это было не стекло, а специальный материал, не уступающий металлу по всем характеристикам и дающий возможность пассажирам и экипажу глазеть на космос, как я глазею на Москву со своего балкона. Ажурные конструкции антенн, двигателей коррекции и противометеоритной системы. На носу набалдашник спасательной секции — это чтобы прятаться, когда совсем тяжко придется, что-то отвалится или попадется на пути полоса активного космического излучения. Корабль-мечта — быстрый, красивый, эффективный и надежный. Ну а на чем еще лететь до Урана?

«Стриж» пристыковался к кораблю со стуком. Лязгнул стыковочный механизм. И началась вакханалия, именуемая пересадкой пассажиров.

Вот за что не выношу плоскостных крыс — только попав в космос, они сразу устраивают бардак. Особенно в невесомости.

Не исключением стал и этот день. Двигаясь неуклюже, как заводные куклы, при этом дергая руками-ногами, как сосисками, пассажиры упорно пытались прорваться в грузовой отсек «Стрижа», чтобы схватить там свои контейнеры-чемоданы, отличающиеся друг от друга только номерами на крышке.

Перед рейсом были приняты беспрецедентные меры безопасности. Если на борту враг, то напрашивался сам собой вывод, что наиболее вероятными его действиями является совершение теракта, чтобы не допустить комиссию до места рандеву с Иными. Как это сделать? Самый простой способ, протащить что-то убийственное на борт.

При подобных терактах весьма эффективна взрывчатка класса «суперконцентрат». Она значительно превосходит тротил, размазывается пластилином по любой поверхности и ждет детонации. Сотня граммов такого сюрприза, конечно, не разорвет на клочки корабль, но вполне может доставить большие проблемы. А еще существуют вещества с инициируемой радиоактивностью, боевая химия, бациллы. Много чего человечество изобрело в искусстве подлого убийства себе подобных в спину.

Вот тут и разгулялись безопасники. Из личных вещей разрешили брать лишь что-то уж совсем малозначительное, типа обручального кольца или крестика на груди. При этом кольца с крестиками просвечивали всеми способами, используя нанотехнологии, сверхчувствительные стационарные детекторы и даже экстрасенсов. Ничего опасного не обнаружили, кроме раритетной бензиновой зажигалки у немца. Все остальное — контейнеры для личных вещей, сами вещи — это из запасов нашего Наркомата. Пользуйтесь, буржуи!

Конечно, я и группа моей поддержки могли пронести на борт что угодно. Но я взял лишь обыкновенный, чуть больше пятикопеечной монеты, камешек — серый, с желтыми прожилками. Такими завалены все галечные пляжи. Но это не была какая-то памятная безделица. Это был спасательный круг.