— Будь другом, подгони еще презервативов.

— Сколько, каких?

— Разных, — начинает гном. — А количество…

— Пятьсот! — заявляет Пал.

— Тысячу! — поправляет Ветка. Ненадолго задумывается и подводит итог. — Всего тысячу пятьсот, — и, посмотрев на ошалевшую волосатую мордочку, добавляет. — Иначе тебе придется заменить ребят!

Гном обреченно кивает. Черт бросает на нас с Михалом сочувственные взгляды и исчезает, оставив приличных размеров коробку.

— Знаешь, Ду, — вздыхает гном. — Пожалуй, эту ночь нам не пережить. Хоть с презервативами, хоть без…

Очередной удар, легкое уханье гнома, сменяющееся звуком поцелуя.

— Веточка я люблю тебя! А пустой фургон едет следом…

Снова какая-то возня. Не то Михал получил очередной тумак, не то с точностью до наоборот. Честно говоря, мне не до них. Пусть делают, что хотят и где хотят. Осмелевшие руки Пал сводят меня с ума…

Ничего не видно. Совсем. Может, темно? Зато под спиной что-то мягкое и гладкое. А под головой — теплое и вкусно пахнущее. И всё это плавно покачивается… Хорошо… Только что-то болит… То есть, всё болит! Неправда, у меня ничего не может болеть… Мне так хорошо… Когда так хорошо, ничего не может болеть… О! Уже не болит… Где я?.. Это же фургон! А Ду? Ох, слава богу, на месте! Это его плечо у меня под головой! Теплое и вкусное! А вот его ухо. Надо укусить. Легонечко!.. Плечо голое, вот и непривычно… Ну, естественно, голое! Мы же всю ночь… Ой, мамочки! Точно, всю ночь! Что с ним сейчас будет?! Дунг, миленький, подожди обниматься! Ты живой? Ну что ты делаешь?! Погоди! Ну погоди! Нет, дай сюда! Я сама! Мне интересно! Ду, любимый, как себя чувствуешь?! Ой! Точно хорошо? Ну погоди… Ну… Послушай… Нет! Теперь моя очередь сверху! Эльфийки всегда сверху! Как это не только? Когда?! Ну, это я по неопытности! Больше не буду! Ну Ду, ну не обижайся! Буду, буду! Ду, сумасшедший, что ты делаешь?! Ду… любимый…

Я что, спала? Да, фургон не едет. И светло. Где мы? Почему стоим?.. Дунг?! Дунг! Я тебя люблю… Что, опять? Но Ду… Нет, нет, что ты! Просто… С тобой всё в порядке? Ты уверен?.. Точно? Тогда конечно…

— Ой! Вы что это делаете?

— Рыг, позже, — отмахиваюсь от синей, с трудом сдерживая мат. — Иди пока к Куану.

— Ладно, — покладисто соглашается оборотня. — Вы заканчивайте, а я чайку поставлю. Или кофе…

И исчезает. Вот всегда так, заявится в самый неподходящий момент и собьет своими вопросами всё настроение… А вот ни фига! Не собьет! К хорошим советам надо прислушиваться! А потому… Ду, ты где?! Сейчас мы спокойно закончим… Ну не спокойно, конечно, а как положено! Пару раз… А потом пойдем пить кофе!

Какое шикарное утро! Полянка солнцем залита, вокруг горящего костра оранжевые лепреконы сидят, коники пасутся. Из соседнего фургона, продирая глаза, подруга выглядывает. Что-то в ней непривычно как-то… Ах, блин, я сама одеться забыла!

Прыгаю обратно в фургон и натягиваю штаны и рубашку. Любимый… Нет! Уже муж! По их марквашевским законам это четко, только формулировочку вспомнить надо, смешная такая была… Ага! «Спортил девку — женись»! Что значит, «спортил»? По-моему, во мне ничего не испортилось… Совсем наоборот! А по нашим традициям, как я захочу, так и будет. А я опять хочу…

Вылезаю на улицу. Там всё по-прежнему. Михал возникает из-за Веткиной спины, что-то ей говорит и набрасывает на плечи рубаху. Подруга оборачивается, отвешивает гному подзатыльник, закрепляет эффект поцелуем и просовывает руки в рукава. К ней подскакивает Рыг в образе синей собаки и шепчет на ухо. По лицу Вет растекается мечтательная улыбка. Возмущенная оборотня, на ходу меняя облик, с криком: «Ку! Ты мне еще три раза должен!», несется к дальнему фургону.

— Рыг, — кричу вдогонку, — ты чего опять посинела?

— Экспериментирую, — откликается она и с торжествующим воплем исчезает в повозке.

Не отпуская руки Дунга, топаю пить кофе. Интересно, а где эти, зеленые? Впрочем, они мне на фиг не нужны! И белые тоже! Мне и так хорошо…

У костра новое действующее лицо. Здоровенный мужик с иссеченным шрамами лицом в куртке и штанах незнакомых мне, но явно военных, фасона и расцветки. На рукаве круглый шеврон со странной двуглавой птичкой на фоне пятиконечной звезды. Головы у птички собачьи и довольно добродушные, но зубастые. В правой лапе птицесобак сжимает меч, в левой — что-то, напоминающее гранату.

— И куда я попал? — задумчиво цедит мужик, прислушиваясь к доносящимся из фургона Ракши звукам. — В питомник для озабоченных щенков?! Или это секстур по местам боевой славы?! — останавливает взгляд на гноме. — Михал, может, ты мне объяснишь?

— Ты, товарищ песпец, на детей-то сильно не гавкай, — умиротворяющее и немного просительно говорит гном. — Они хорошие детки-то…

Это и есть знаменитый песпец? Из тех, кого Ракша «настоящими» зовет? Здоров, конечно, ну и что? Громче падать будет!

— Вижу! — хмыкает мужик. — Особенно хороша вон та, беленькая, что у тебя за спиной прячется. Никак женишься, старый кобель?

— Так это… — мнется гном, — Там видно будет…

И летит прямо на мужика. Тот с показной ленцой освобождает Михалу дорогу.

— Я тебе покажу «видно будет», — шипит Ветка. — Ночью другое пел!

— Женишься, женишься, — констатирует здоровяк. — Попал, бродяга. У этой не забалуешь!..

Гном с кряхтением поднимается с земли.

— Веточка, счастье моё! Нельзя же так! — уворачивается от Веткиной ноги. — Я имел в виду, что могу не дожить до свадьбы… — снова уходит от удара, на мгновение приняв совершенно невозможную позу. — С такой-то невестой, — падает, перекатывается вбок и, оказавшись вдруг стоящим за спиной у подруги, обхватывает ее двумя руками и целует в ухо. — Запросто можно не дожить, — получает ногой по лодыжке. Захватывает губы. Кажется, договорились.

— Неплоха, — оценивающе кивает здоровяк и переводит взгляд на нас. — Остальные того же уровня?

Спокойно дожевываю бутерброд, отхлебываю кофе и вопрошаю:

— А чем вызван столь пристальный интерес?

— Хочу узнать, что мне за материальчик подсунули.

— Хорошие детки, — снова откликается гном, — крокрыс знатно рубали…

— Крокрыс… — неспешно перекатывает слова песпец. Потом переводит взгляд на меня. — Что волком смотришь, принцесса? Попробовать хочешь?

Я?! Волком?! Да я сама невинность и добродетель! Вчера была. Но и сейчас еще белая и пушистая! И совсем не воинственная. Доброжелательно улыбаюсь и бью по лодыжке. Нога проваливается в пустоту. Кулак тоже. Выдаю смешанную разноуровневую связку. И не попадаю. Ни разу! Ускоряюсь. Результат тот же.

— Эй, бандитка, помоги подруге! — он еще и усмехается! — А то она сейчас запыхается, после такой-то ночи!

Атакуем вдвоем. Потом втроем. Выскакивает из фургона Куан. Результат… Да нет никакого результата. Совсем! В руках у мужика возникает набор тренировочных мечей, который он тут же перебрасывает нам. Деревяшки помогают, как мертвому припарки. Как он это делает? Я уже на грани танца. Нет, ни к чему, это же тренировка!

В схватку врывается новое действующее лицо. Не помогает. А потом мы раскатываемся по земле.

— Хорош! — ухмыляется песпец. — Что-то ты, доча, растренировалась совсем. Давай-ка километров десять в человечьей шкуре для начала.

Черт! Он даже не запыхался! Ракша недовольно поднимается, вздыхает и уносится в лес.

— А объяснить можно? — спрашиваю я.

— Можно, — соглашается мужик. — Кто-то из вас собрался убить кого-то из нас. И как вы это будете делать, если не умеете драться?

Дунг дергается, но возразить нечего.

— А потому, — продолжает песпец, — я буду вас учить, пока у вас не появится шанс против Егора. Не убить. Выжить. Хотя бы под Песню Мести, — он бросает насмешливый взгляд на Дунга, наливает кофе, отхлебывает…

— После Песни Мести не живут, — лицо старшего белеет.

— Это ты так думаешь! А у меня другое мнение. Правильное. Боец должен не умирать, а убивать врага. Впрочем, если хочешь, можешь не учиться. Егор тебя не убьет. Просто прилюдно выпорет.