Блин, где мой меч?! Несите сразу два! Я в себя оба воткну, лишь бы эту чушь не слышать…

Поток сознание прервался вместе со спасительным скрипом далекой двери. Мягкий стук каблуков по ковру перешел в омерзительное фырканье:

— Ох… Слыша твой вздор, начинает казаться, что эвтаназия оказалась бы более милосердным решением…

— Не суй свой наглый нос — это приватная беседа! И он все равно спит!

— Зато я бодрствую! Верхом на камне кататься интереснее, чем внимать твоей нудятине… Стоит посадить тебя в банку и продавать как снотворное — мигом разбогатею!

Аллерия насупила брови, поднимая швейную иглу, словно меч:

— Еще слово, и я позабуду, что ты аптекарь! Уж поверь, в стенах Молочного Холма сыщутся лекари не хуже твоего и с куда более подобающими манерами!

— Пф… Сразила наповал! Твоими остротами можно бриться! Что наверняка пригодиться тебе в избавлении от этих милых дамских усиков…

Аллерия немедленно прижала руку к губе, проверяя себя на наличие усов, и тут же болезненно зашипела, выдергивая застрявшую в щеке иголку.

Самодовольный хохот предшествовал появлению в поле зрения копны омерзительно фиолетовых волос и невыносимо хищному оскалу. Красуясь девственно чистым лицом, Киара вышагивала возле кровати как ни в чем не бывало, с упоением потешаясь над рыцаршей.

Когда пурпурные глаза скользнули по мне, ее улыбка стала еще шире:

— О! Да вы только гляньте на этого живчика! Столько ненависти в полумертвых глазах… — ведьма наигранно закрылась руками, пряча облаченное узким платьем декольте. — Так и чувствую, как млею от твоей благодарности за очередную печень…

Аллерия лишь глупо моргнула пару раз и с нечленораздельным писком рухнула сверху, едва не добивая мое и без того едва теплое тело. Вонзившаяся в шею иголка шла в комплекте с счастливыми причитаниями. Отстранившись и заметив неподдельный ужас в моих глазах, овца быстро засюсюкала:

— Все хорошо, ты среди друзей! Ужасы позади, мы рядом и ты в полной безопасности! По приказу миледи, я лично стерегу твои покои!

Мне очень хотелось сказать что-то едкое и очень точное о ее навыках охранника и месте, куда их следует употребить, но из глотки вышел лишь сухой треск.

С такими друзьями и враги нахрен не нужны. Даже помереть по-людски не дадут… Какого черта эта фиолетовая вообще выжила?!

Еще Аллерия пахнет, блин, вкусно. Жопа карамельная.

Закругленные стены коридора едва не трещали под весом фресок и ярких гобеленов, воплощающих сюжеты из жития предыдущих владельцев замка. Количество поверженных драконов, сраженных орд нежити, и пафосных лиц глядящих из-под знамен не поддавалось подсчету, снимая любые вопросы о достоверности.

Следуя по лабиринту дешевых понтов и дорогого пиара я устало выдохнул, прислоняясь плечом к стене у мозаичного витража, пропускающего лучи полуденного солнца. Изможденный организм и от первого круга по этому музею был далеко не восторге, что уж говорить о третьем. По-моему в пару таких коридоров можно весь Перекрестный замок сложить, если кубиками нарезать. Гребанный лабиринт…

— Как ты тут ориентировался вообще? — спросил я у мозаичного окна, стараясь отвлечься от усилившегося головокружения.

Изображение седого лорда ничего не ответило, продолжая возвышаться в седле титана, на фоне из цветущих холмов и ветряных мельниц. Кого-то мне эта рожа напоминает… Даже шрам на лбу похожий, правда у меня он от гранатного осколка, а у этого, видать, от какой-нибудь стрелы.

Судя по новизне витража и отсутствию в композиции драконов — тот самый папашка малявки, неудачно сковырнувшийся с лошади и запомнившийся всем, как дофига миролюбивый правитель. Подтверждая выводы, на месте переднего копыта мозаичная решетка зияла траурным пробелом, пропускающим порывы прохладного воздуха.

Что-нибудь типа «чтобы всякий прошедший мимо, осознавал дыхание подстерегающей смерти», или чтобы вспомнил о трагически ушедшем лорде — из этой оперы. Ох уж эти мне художники…

— Искусство, блин… — отдышавшись, я отлип от стены и продолжил путешествие по внутренностям исполинского замка, величиной с половину Грисби. — Лучше бы указатели повесили… Архитектору надо гвоздь в голову забить — его не мать рожала, а сборник ребусов!

Как бы рыцарша не тужилась в стремлении приучить меня к горшку, я оказался непреклонен в намерении доказать армии сюсюкающих горничных, что уже большой мальчик и способен добраться до сортира самостоятельно. Правда, с каждым шагом мысли все реже посещали красивую уборную, а на глаза все чаще попадались соблазнительно пустые закутки…

Как назло, ни одной служанки или прачки не видно. Обед у них, что ли? Как губкой обтирать, так они первые, а как дорогу показать…

Миновав очередной перекресток, я облегченно вздохнул, заприметив караульного возле высокой двери. Немолодой мужик вовсю кадрил охающую служанку своими подвигами. Столь же невероятными, сколь и вымышленными.

— Знамо-дело видал! Как тебя нынче! Жуткий паскудыш, Живорез этот — глазищи что твои дойки, а ручонок — как говна в конюшне! Яж первым за аптекаршей в колодец полез — захожу и вижу — шевелится, поганец! Ну, меня-то все знают, мне что баронов, что Живорезов кромсвать, рука не дрогнет! — мозолистая ладонь с важным видом огладила рукоять короткого меча.

— Ой, да дурнишь ты… Ручонки у тебя больно худеньки, дабы чудищ таких сражать, враки только городить мастак!

— Какие враки, дурилка⁈ Этой самой пятерней добил! А ну — гляди, коли не веришь!

«Эта самая пятерня» решительно сжала выпирающий бюст барышни, вызывая ворох неубедительных протестов и восторженных смешков. Хищные глазки поварихи триумфально заблестели, заставляя задуматься, кто кого соблазнял.

Пока караульный уделял внимание пышному телу, а пышное тело — караульному, я заострился на двери. Караул возле сортира точно не поставят, но и отвлекать обжимающуюся парочку как-то неловко — горничная побежит стучать, что я снова нарушаю постельный режим, а гвардеец примется сиркать и в очередной раз благодарить за вызволение из разбойного лагеря. Еще и приврет, что именно он меня из внезапно оживших лап очкарика вытаскивал, намекая что было бы неплохо за такие подвиги в рыцари посвятить — как раз десятым в очереди встанет.

— Может библиотека какая или гардероб?

Решив что мне уже побарабану, бумажка или рукав, я прошмыгнул за дверь.

Громадный зал можно было бы легко спутать с собором, но никак не с сортиром. Проходя через огромные витражи у недосягаемого потолка, лучи солнца ложились разноцветной мозаикой на колонны и резные плиты. Ряды украшенных скамей образовывали меж собой натуральную взлетную полосу, тянущуюся от монструозных ворот до застланных коврами ступеней, восходящими к царственному трону.

Гнездясь на подложенных под зад подушках, малявка скучающе болтала туфлями в воздухе, уделяя куда больше внимания чирикающим у потолочного свода птицам, чем толпе внизу. Парад из загорелых лиц надевших свои лучшие наряды деревенских старост, мускулистых рук кузнецов, хитрых глаз купцов, и вздернутых носов мелкой, но очень гордой аристократии теснился перед суровой нитью торжественного караула, замершего подле ступеней.

Зашкаливающий накал пафоса заставил невольно поежиться и виной тому вовсе не скучающая герцогиня или вычурная плитка на полу — половину всей претенциозности излучала высокая блондинка, изображающая статую возле трона. Важность моськи Аллерии могла поспорить только с количеством золота на ее парадных доспехах.

На небольшой площадке между троном и толпой, перед герцогиней склонился пожилой дядька, представляющий делегацию морщинистых старост, теснящихся за ограждением.

— Долгих лет вашему правлению! Счастлив лицезреть вас в благоденствии… — дядька на мгновение обернулся на подсказывающих делегатов. — И нижайше кланяюсь за аудиенцию! Ваша милость, прошу вас принять этот скромный…