Позднее, уже набравшись жизненного опыта, Арсенин понял, что Бринер, собиравшийся открывать совместное дело с купцом второй гильдии Кузнецовым, стремился иметь доход, не зависимый от успеха либо неуспеха нового предприятия.

Вплоть до середины июня 1891 года Арсенин занимался комплектованием экипажа, вопросами мелкого ремонта и полного оснащения своего нового судна. Если, служа в должности старпома, он считал, что основная часть работы падает на его плечи, то теперь он придерживался абсолютно иного мнения. И хотя офицера на должность старпома он нашел достаточно быстро, работы хватало обоим. К концу июня команда закончила все работы. Экипаж укомплектован, судно оснащено и готово к походу, и посему, затратив два дня на получение груза и коносаментов, 1891 года июня месяца двадцать второго числа «Натали» вышла в свой первый рейс в порт Суэттенхем, прошедший без каких-либо происшествий.

До закрытия навигации «Натали» успела выполнить два рейса: в японский порт Китакюсю и в Пусан, что на Корейском полуострове. Зиму пришлось провести во Владивостоке.

Порт замерзающий, ледоколов нет; поэтому зимние месяцы Арсенин посвятил большей частью чтению атласов и карт, уединившись в съемной квартире на Афанасьевской улице, что в Офицерской слободе.

Но уже с началом новой навигации Бринер перевел «Натали» на Индийскую линию, и практически весь следующий год Арсенин вновь бороздил морские просторы.

После месячного отпуска, проведенного во французском Сиаме, Арсенин вновь вернулся к работе. И снова рейс следовал за рейсом: попутные ветра сменялись то штилем, а то и штормами, случались накладки с документацией на груз и недобросовестные поставщики, но большую часть составляли спокойные походы.

Так все продолжалось до мая 1893 года, когда Арсенин повел свой пароход из Сиама к родным берегам.

«Натали» отошла от мыса Камо, что в Южно-Китайском море, уже дальше чем на сотню миль, море радовало спокойствием, отсутствием малейшего волнения и признаков приближающейся непогоды. На утреннюю вахту, сменив второго штурмана Копытова, заступил первый штурман Силантьев, опытный моряк и человек во всех отношениях надежный. Арсенин со спокойной совестью находился в своей каюте, развалившись на койке и читая новую книгу англичанина Киплинга — «Наулака: История о Западе и Востоке».

Через час такого благолепия под мерное покачивание идущего судна Арсенин стал подремывать, когда вдруг из раструба переговорной трубы донесся голос Силантьева: «Вахтенный штурман просит капитана подняться в ходовую рубку». Так как голос звучал спокойно, Арсенин не спеша встал с койки, накинул на плечи белый тропический китель и вышел из каюты.

— И чем же вы хотите меня удивить, порадовать или вовсе огорчить, любезный Алексей Степанович? — слегка ворчливо произнес Арсенин, входя в ходовую рубку.

— Может быть, я зря вас потревожил, Всеслав Романович, но очень уж странным кажется мне судно по левому борту. — Силантьев указал на бригантину, покачивающуюся на волнах на расстоянии примерно двух миль от борта «Натали». — Сдается мне, не все на этой посудине в порядке, вроде как бедствие терпят.

— Из чего вы сделали подобные выводы, Алексей Степанович? — Арсенин взял в руки бинокль, висевший до того момента на переборке, и направил его в сторону бригантины.

— Я их уже минут пятнадцать наблюдаю. Судно лежит в дрейфе, паруса спущены. Якоря не отданы, оно и понятно, глубины здесь большие, штормовых якорей нет. Я распорядился поднять сигнальные флаги, ответа не последовало. Наблюдал за судном в бинокль, движения на палубе нет.

— Ну что ж, пойдем, посмотрим, что за кораблик и что там стряслось. — Арсенин подошел к машинному телеграфу и, отрепетовав рукоятями команду «Сбавить ход», наклонился к переговорной трубе: — Машине! Приготовиться к реверсу! — После чего повернулся к Силантьеву: — Алексей Степанович, измените курс, идем на сближение! Может, действительно бригантине помощь нужна.

Проконтролировав действия штурмана, Арсенин довольно усмехнулся, вызвал старшего помощника на мостик и от вынужденного на ближайшую четверть часа безделья занялся решением головоломки: «Что ж это за судно, и что с ним не так?» И хотя через некоторое время от мнимой тайны не останется и следа, все же приятно заключать пари… самому с собой. Выиграешь — здорово! Проиграешь — тоже не обидно.

Меньше чем через полчаса матросы палубной команды уже бросали концы с «Натали» на борт бригантины. Арсенин счел, что кораблик достаточно велик, чтобы к нему без лишнего риска мог пришвартоваться пароход.

На борту бригантины тускло зеленели медные буквы название судна — «Squaw» и данные порта приписки — Сан-Франциско. Вблизи стало заметно, что планширь судна испещрен выбоинами пулевых попаданий, а во многих местах и вовсе разбит в щепки. На верхней палубе среди многочисленных высохших бурых пятен, подозрительно напоминавших кровь, тускло поблескивали россыпи стреляных гильз. Из-за кабестана выглядывала чья-то скрюченная рука, а к противоположному борту привалился спиной мертвец в пробитой пулями голландке.

— Ну что, Всеслав Романович, — старший помощник Коротков подошел к Арсенину, курившему возле бакового бочонка. — Мне с досмотровой командой на бригантину идти прикажете или кого-то из штурманов пошлете?

— Пожалуй, что вас, Иван Федорович. — Арсенин развернулся лицом к первому помощнику: — Штурмана́ у нас люди хорошие, надежные, но вы все ж поопытней будете.

— Как скажете, Всеслав Романович. — С видимой неохотой Коротков развернулся в сторону кубриков. — Пойду револьвер на всякий случай возьму, да на лицо повязку хоть из шарфа сделаю. Уж больно сильно от бригантины разит. С наветренной стороны стоим, а все равно смрад доносится.

— Насчет маски — это вы, Иван Федорович, хорошо придумали, надо, чтобы и досмотровая команда тоже лица прикрыла. Вахтенный! Боцмана сюда! Живо! — Дожидаясь прибытия боцмана, Арсенин прикурил папиросу и вновь обратился к Короткову: — А чтоб вас, друг мой, не совсем обижать, пожалуй, и я с вами схожу, этот «летучий голландец» проведаю.

— А вам-то это зачем, Всеслав Романович? — удивился старпом. — Я бы на вашем месте с «Натали» ни ногой.

— Понимаете, Иван Федорович, — усмехнулся Арсенин, выдыхая папиросный дым, — я еще в детстве про тайну «Марии Целесты» читал да гипотезы строил, что ж там случилось-то на самом деле, а тут мы на такую вот «Целесту» наткнулись, а я в стороне останусь и тайну даже рукой не потрогаю? Да и вдвоем мы быстрей разберемся, что нам с этой посудиной делать.

— Воля ваша, вы капитан, вам и решать, — махнул рукой Коротков. — Пойду на двоих платки захвачу. Вы моим шарфом обойдетесь или… — Договорить он не успел, так как к Арсенину подбежал судовой боцман Ховрин Артемий Кузьмич, служака старый и опытный, к которому по имени-отчеству обращались не только матросы, но и офицеры.

— Слушаю, ваше благородие! — принял несколько вальяжное подобие строевой стойки коренастый и кривоногий боцман, тускло поблескивая на солнце золотом серьги в ухе и наголо выбритым затылком под приплюснутой бескозыркой.

— Вот что, Артемий Кузьмич, тут Иван Федорович дельную мысль высказал. — Арсенин затушил в бачке папиросу. — С бригантины смрадом трупным тянет, и чтобы наши матросы заразы всякой не нахватались, понаделайте на всю досмотровую команду масок на лица. Хоть из простыни их нарежьте, что ли.

— Есть! Разрешите сполнять?

— Выполняйте. Думаю, четверти часа вам с лихвой хватит, а по истечении указанного срока строй досмотровую команду на баке. — Отдав приказание, Арсенин развернулся к Короткову: — Пойдемте и мы, Иван Федорович, тоже масками озаботимся.

Тщательно проинструктировав команду, Арсенин распределил матросов на группы, указав каждой цели для осмотра, и как можно серьезней наказал беречься, а при обнаружении чего-то опасного или просто непонятного сразу же звать офицеров. Закончив, он выдохнул: «С Богом!» — перекрестился и, опершись левой рукой на планширь «Натали», упруго перепрыгнул на борт «Скво». Следом за ним по палубе бригантины застучали подошвы двинувшихся за капитаном матросов, надевших ради такого случая сапоги.