Да, это был жестокий инструмент страшной войны. Если бы моей задачей была война, возможно, я смирился бы с ролью карающего меча и стал бы образцовым «медведем». Но моей задачей был всего лишь Поиск. И я всего лишь Старьевщик.

Мы с Лешим и нашими ребятами сегодня спасли тысячи человек. Только из этих тысяч мне нужен всего лишь один. Из-за которого я с группой прикрытия, под легендой спецназа «Медведь», и встрял в это дело. Моя задача – Предмет. Остальное все – сопутствующее.

Особисты уже составляли списки «переменного состава», как обычно именовались заключенные. А также тщательно и добросовестно искали мою Нить. А именно – французского профессора Алана Ларивьера.

Если его здесь нет – Нить порвана. И я нервничал.

Закончив мерить землю шагами, я пристроился на табурете рядом с длинным столом, заваленным картами местности. Поставил перед собой небольшую, со смартфон величиной, радиостанцию с хитрым и практически не взламываемым блоком засекреченной связи. Сзади меня расположилась командно-штабная машина, а за ней в отдалении отдыхали три бронетранспортера.

Рация моя зашуршала:

- Барс, ответь Линчу.

- Барс на связи, - выдал я свой позывной.

- Объект обнаружен.

- Как он? - встрепенулся я.

- Живой, - успокоили меня. - Вроде, контактный.

- Где вы?

- Ведем его во второй медицинский блок, - сообщил Линч. - Там работают врачи.

- Сейчас буду, - сказал я и добавил: - Благодарю за службу…

Как я оказался на свирепой войне с Халифатом? Ну, так нет точки земного шара, куда закрыт путь Старьевщику, ищущему Предмет.

Я отлично помнил переход в новый мир из пещеры с Золотыми листами. Опять возникло наслоение реальностей. Опять жуткое ощущение балансирования над бездной. Но, как это не дико звучит, постепенно как-то привыкаю. С каждым скачком становится легче. И сейчас я одним махом ухватил картину нового мира. И ужаснулся.

Такого мне и присниться не могло в самых качественных ночных кошмарах. Этот мир истекал реками крови. Здесь корежилось и сминалось тело того, что еще недавно называлось самой продвинутой западной цивилизацией. Дергалась в руках кровавого маньяка старушка Европа. А имя маньяка было Новый Европейский Халифат!

Предшествовавшая моему кровавому бою в концлагере судьбоносная встреча состоялась в офисе небольшого информационно-аналитического агентства «Глобальный подход». Он располагался на последнем этаже башни «Монолит» все в том же комплексе Москва-Сити, магнитом притягивающем меня во всех мирах, которые я волею Бога или беса помнил. Эта башня была самая большая и величественная из всех «ситишных» – пятьсот пятьдесят метров стекла и бетона, фантастическая иллюминация, складывающаяся ночью в слова: «Россия – монолит».

Стена овального кабинета была прозрачной. Открывался широкий вид на Москву.

Столица России отличалась от прошлых гораздо более значительным количеством церквей и лучше сохранившейся исторической частью города. Здесь остался почти нетронутым старый Арбат, никто не додумался варварски разрубить его Калининским проспектом. Зато на Северо-западе возвышался комплекс небоскребов, решивший затмить своими масштабами и высотой «Москва-Сити».

Вечерело. Город переливался огнями окон, автомобильных фар. Огненных реклам было гораздо меньше, и выглядели они куда скромнее и пристойнее. Отсутствовали ночные заведения, бары, клубы, дискотеки. Город был гораздо более суров и аскетичен.

С двадцати трех до шести – комендантский час. По улицам будут передвигаться только военные патрули и полицейские машины. Это называлось не громкими словами «военное положение». Это был ПКР - «Профилактический контртеррористический режим».

Оно и неудивительно. Страна вела войну. Страна работала на пределе напряжения человеческих, экономических, организационных сил. Тут не до веселья. И в стране прошла серия жестоких террористических атак. Взрывались самолеты, поезда метро, дома.

В этой террористической активности наблюдалось трогательное единство всех врагов России. Халифат сдружился на этой почве со своими конкурентами по окучиванию фундаментального Ислама типа Аль Кайды и Братьев Мусульман. А следом за этим у них всех возникло полное взаимопонимание с украинскими нациками, которые не могли пережить Второго объединения Украины и России. Туда же лезли с предложением своих услуг и безмозглые поляки, многие из которых не могли жить спокойно после того, как значительная часть территории была объявлена Российским протекторатом. Они мстили за очередной раздел Польши. Для них внешне и правда ситуация чем-то походила на начало Второй Мировой войны. Когда Халифат вторгся на запад Польши, Россия стремительно ввела свои войска на ее восток. Но вот только тем самым она спасла от уничтожения и унижения миллионы братьев-славян, за что те платили ей черной неблагодарностью, входя в сговор с Халифатом и участвуя в террористической войне против нас.

А в остальном в этом мире было все то же самое, что и в прошлом. «Фрактал». Старьевщик. Только здесь не было эпидемии и осточертевших мне намордников. Но зато было ощущение войны.

В центре овального кабинета, похоже, использовавшегося для коммерческих переговоров с клиентами, стоял круглый стеклянный стол и пять металлических, не слишком удобных, стульев. Но заняты были только два. На одном развалился лениво я. На другом возвышался своей массивной фигурой Звеньевой.

Да, в этой реальности Звеньевой был жив. Странно все как-то мешалось в моей голове. Будто миксер измельчал и перемешивал воспоминания. Я же прекрасно помнил горящий лимузин. И знал, что в нем сгорел мой куратор. И вместе с тем он сидел передо мной. Живой, здоровый. И в кусках воспоминаний ясно очерчивалось, что ничего с ним не приключилось. И что он вызвал меня по каналу экстренной связи. Наверняка, не для того, чтобы поблагодарить за службу. Скорее ради того, чтобы этой службой загрузить еще больше.

Держался Звеньевой странно, не в привычной для себя манере. Он будто был подавлен, растерян и не решался перейти к делу. Мы обменялись парой ничего не значащих приветственных фраз.

Неожиданно Звеньевой поднялся. Подошел к стеклянной полке в углу. Там на подносе стоял пузатый изящный графин, наполненный коричневой жидкостью, а вокруг него водили хоровод коньячные бокалы. Взял поднос. Поставил на стол перед нами.

После этого, так же молчаливо, он налил из графина по трети бокала себе и мне. Поплыл изумительный коньячный запах. Похоже, это продукт был из достойных и дорогих.

- Да гори все огнем, - проворчал Звеньевой и накатил себе еще коньяка – почти до краев. - Ну, будем!

И в три глотка опустошил бокал.

Все это было странно. Раньше за ним не наблюдалось склонности к спиртным напиткам. Видимо, его что-то сильно выбило из колеи.

Я в два глотка разделался со своей порцией. В период адаптации некоторое количество спиртного позволяет сохранить разум.

Звеньевой внимательно посмотрел на меня. Коньяк его совсем не брал. Взор был цепкий и какой-то пронизывающий. Будто прожигал насквозь. И еще – он будто что-то хотел сказать, но не решался.

- Говорите прямо, в чем проблема, - решительно потребовал я.

- Одно поведай, - сдавленно произнес Звеньевой. - Ты перешел из той реальности и помнишь все?

- С чего вы взяли? – у меня внутри все похолодело.

- Есть основания считать, - заверил он. - Так я слушаю. Да или нет?

Я замялся. Голова шла ходуном. Значит, о переходах известно, во всяком случае, Звеньевому. Выходит, такое случалось и до меня, иначе, откуда информация? Может, и сам куратор переходил не раз. Гадать можно сколько угодно. А вот что отвечать?

Я собрался с душевными силами и произнес, будто нырнул в ледяную прорубь:

- Да.

- И как там? – буравил меня глазами куратор.

- Лучше, чем здесь.

- А как… Впрочем, стоп, - поднял он руку. - Молчи.

- Есть причина? – спросил я.

- Изреченное слово напитывает силой сущее, - как-то тяжеловесно произнес Звеньевой, будто припечатал. - И порой может сотрясти его. Так что не нужно нам изрекать, что там. Есть сейчас только здесь. И с этим здесь надо работать. И твоя работа, Старьевщик, старая. Найти Предмет. Важный Предмет.