– Оружие с собой не брать, – ради проформы буркнул им в спину Арсенин и удивленно почесал в затылке, видя, как не только Корено и Дато, но и Лев с Бартом выкладывают на стол груду разномастных ножей и револьверов. Обведя кучу оружия ошарашенным взглядом, Всеслав несколько минут решал, не стоит ли обыскать товарищей на предмет «забытого» ненароком ствола, но решил до подобной низости не опускаться и скрепя сердце вышел из гостиницы.

До портовой зоны добрались без приключений. Правда, Лев, набираясь новых впечатлений, всю дорогу безостановочно вертел головой. Все десять минут пути. И даже невесть откуда налетевший холодный ветер, пригнавший отару хмурых туч, не заставил его прибавить шаг.

В самом же порту восхищаться особо было нечем: у каменного, сплошь в выбоинах и промоинах, пирса пристроилась одинокая старенькая бригантина с обшарпанными бортами и ветхим даже на вид рангоутом. Правее посудины, напротив громоздких и воняющих на всю акваторию жиром и ворванью пакгаузов из рифленого железа, в ряд, словно по ранжиру, выстроилось несколько потрепанных штормами и жизнью китобойных шхун. На левой оконечности гавани, подальше от промысловых судов и сопровождающего их амбре, в окружении приземистых бараков, напоминающих казармы, разместилось двухэтажное, в португальском колониальном стиле, здание портового управления. Еще чуть левее от него виднелись ряды каменных складов и пристань для сухогрузов.

Подле причала тоскливо покачивался чумазый грузовой пароходик, от которого к складам и обратно шустро сновали две вереницы чернокожих грузчиков. На левой и правой оконечностях гавани сквозь туманную хмарь смутно виднелись редуты береговой обороны, увенчанные флагштоками с британскими флагами. А посреди гавани, словно овчарка, приглядывающая за стадом, угрожающе блистая надраенной сталью армстронговских орудий, покачивалась канонерская лодка.

– Нет, это не Рио-де-Жанейро, – хмуро буркнул Троцкий, обводя взглядом унылую гавань. – И даже не Одесса.

– О, Лева! – хрипло восхитился Корено, зябко кутаясь в тоненькую куртку. – Ви таки были до Бразилии? И шо ви имеете сказать за карнавал?

– Не были мы ни в какой Бразилии, – по-прежнему хмуро отмахнулся Троцкий, – нас и здесь неплохо кормят. Читал когда-то да картинки видел.

– Картинки!.. – презрительно осклабившись, махнул рукой Коля. – Каких чудес можно видеть с тех картинок? Вот когда мы в девяносто седьмом на «Святом Евстафии» ходили до Бразилии – это таки да!

Погрузившись в пленительные воспоминания, одессит мечтательно зажмурился и сладострастно причмокнул губами.

– Какие вина… м-м-м, а какие роскошные шенщины… Беленькие, черненькие, мулаточки… Сказка!

– Угу, – фыркнул Троцкий, скептически поглядывая на друга, – полмиллиона народа и все в белых штанах…

– Какие штаны, Лева! – искренне возмутился Корено, прерванный на полуслове. – Шобы ви себе не думали…

– Отставить! – с трудом оторвав тоскливый взгляд от морской глади, прервал дискуссию Арсенин. – Впечатлениями об экзотических странах и дома, тьфу ты, черт, в гостинице поделитесь. А сейчас: слушай мою команду! – глядя на вытянувшихся во фрунт подчиненных, капитан довольно улыбнулся и, кинув беглый взгляд на портовые постройки, добавил:

– Так. Насколько мне известно, бордель и кабаки находятся там, – Арсенин махнул рукой в сторону портового управления, – значит, Корено, вы идете туда, – капитан указал прямо противоположенное увеселительным заведениям направление. – Ну а пока вы, Лев, будете общаться со шлюхами, портовыми чиновниками и прочим приятным народом, я с экипажем этой лоханки поболтаю… Что нас интересует в первую очередь, я еще на постоялом дворе рассказал, так что – вперед. Через три часа встречаемся в «Береге».

Озорно улыбнувшись, капитан легкими движениями подтолкнул друзей в разные стороны, и, не оглядываясь на исчезающие в портовой суете фигуры, решительно направился к бригантине.

Еще утром, в гостинице, перед тем как отправиться в порт, капитан сменил походную одежду на цивильное платье и теперь как нельзя лучше соответствовал предписанному легендой образу преуспевающего торговца. Если бы давешние полицейские увидели Арсенина, то вряд ли б узнали: темно-коричневая тройка английского твида, котелок, массивная золотая цепочка, с показной небрежностью свисающая из кармана жилета, увесистая лакированная трость и штиблеты с замшевым верхом кардинально изменили его внешность. Вот и вахтенный матрос, в одиночестве скучавший на верхней палубе, впечатлившись представительным видом нежданного посетителя, по первому требованию Всеслава пулей метнулся за капитаном посудинки.

Что матрос наплел первому после Бога, так и осталось неизвестным, но, видимо, расписывая визитера, на краски он не скупился. Не прошло и трех минут, как на палубу, торопливо стряхивая крошки с редкой бороденки на потасканный свитер, выскочил коренастый мужичок в замызганной фуражке с кокардой в виде увенчанного короной якоря. Внутренне морщась от предписанного ролью образа классической сухопутной крысы, Арсенин добрых пять минут рассыпался в дифирамбах суденышку и его владельцу, чем привел капитана сначала в недоумение, а после в азартный восторг.

Британец, решив, что Фортуна, ниспослав богатенького олуха, наконец-то повернулась к нему лицом, дал волю алчной фантазии. Услышав, что за пятидневное каботажное плавание с него запрашивают цену, как за двухнедельный трансатлантический рейс, Всеслав не на штуку взбеленился и воочию показал мореману, что немецкие купцы (особливо, если наяву они российские моряки) знают толк в торговле. В двух десятках слов он перечислил все достоинства и недостатки посудины (причем к числу достоинств относилось только то, что кораблик нужен срочно, а к недостаткам – всё остальное) спустил раздухарившегося моряка с небес на землю. В конце концов, после получасового яростного торга моряки (и тайный, и явный) пришли к обоюдному соглашению и, договорившись о встрече через сутки, расстались, довольные друг другом.

Правда, на обратном пути в гостиницу Всеслав всерьёз задумался, а стоит ли выкидывать деньги на ветер, отдавая плату за аренду. Но, по зрелом размышлении, решил, что от намечаемой эскапады и так урона будет больше, чем хотелось бы, и что пусть чертов англичанин подавится теми деньгами. Если, конечно, его буры раньше не удавят.

Погрузившись в раздумья, Арсенин по сторонам не смотрел и поэтому, когда справа от него с шумом распахнулась дверь колониальной лавки и на улицу, под аккомпанемент потока богохульств, вылетел рыжеволосый мужчина в застиранной голландке, вздрогнул от неожиданности. Поминутно ощупывая набухающий на скуле синяк, рыжий с трудом поднялся на ноги и с чувством погрозил кулаком своему отражению в витрине. Заметив стоящего неподалеку Арсенина, побитый презрительного сплюнул под ноги зеваке и, что-то невнятно буркнув по-английски, поплелся в сторону порта. Осуждающе мотнув головой, Всеслав пошел было дальше, но, вдохновившись какой-то идей, остановился и свистнул в спину ковыляющему неудачнику.

– Эй, страдалец! – чуть наклонив голову вбок, капитан ждал, пока рыжий неторопливо развернется в его сторону. – Выпить хочешь?

Подстегнутый любезной уху каждого выпивохи фразой, мужчина в голландке как мог резво доковылял до Арсенина и вопросительно уставился на нежданного спасителя.

– Допустим, – с деланой независимостью, но все же чуть торопливей, чем следовало бы, прохрипел рыжий. – Чё делать-то надо?

– Да, в общем-то, ничего, – пожал плечами Всеслав, доставая из бумажника фунтовую купюру. – Ответишь на пару-тройку вопросов – и свободен. Ты ведь матрос с одного из китобоев? Американец?

Оглушенный неожиданной радостью, моряк, торопливо переводя в уме прибыль в литры бормотухи, уставился похмельным взглядом на купюру и из стопора вышел только после того, как Арсенин брезгливо тряхнул его за плечо.

– И всего-то? – судорожно сглотнул слюну китобой, кидая мечтательные взгляды на винную лавку. – Это мы запросто. Спрашивайте, ваша милость, всё, что знаю, – всё расскажу…