— Пускай!

«Змея» вдруг вспыхнула еще ярче — Чернов пустил по ней потом магической силы, который шел прямиком из мегалита.

Фантом дернулся, замер.

— Больше! — скомандовал я, наблюдая за происходящим.

Чернов усилил поток. «Змея» засветилась еще ярче — так ярко, что даже стало больно на нее смотреть. Магическая сила, текшая по ее нутру, была колоссальной.

— Предел! Дальше можно сжечь! — с опаской крикнул Чернов.

— Добавляй! — приказал я.

Альберт Михайлович послушно увеличил поток.

Фантом внезапно истошно закричал. «Змея», вцепившаяся ему в голову зашипела, на ее коже начали появляться трещины, сквозь который начало сочится что-то янтарное, тягучее.

Конструкт не выдерживал той мощи, какую пустили по нему!

— Максим, там…

Договорить Чернов не успел.

Фантом закричал, жутко, по-звериному. А потом с треском развалился на куски. Все было кончено.

Я успел засечь объем магической силы, который способен выдержать фантом. И эта цифра мне понравилась. Огромная мощь! Невероятная!

— Ты видел?! — весь на эмоциях воскликнул Чернов.

— Видел.

— Каков же невероятный предел!

Альберт Михайлович начал пританцовывать вокруг развалившегося фантома, снимая магический фон и откаты.

— Как же он треснул! Просто восхитительно! — он радовался как ребенок — еще бы, такому в Школе не обучают, и провести такой опасный эксперимент уж точно не позволили бы.

— Нужная цифра получена, — устало сообщил я. — Теперь можно возвращаться домой.

— Где Вебер? — спросил я у Бартынова, заходя в дом.

— Остался снаружи, — ответил тот.

Я взглядом спросил — как он?

Бартынов пожал плечами. Сказал:

— На совесть поставил защиту. Даже я такую бы не смастерил. Тройная слоистая магическая структура — Вебер знает свое дело.

Я удовлетворенно кивнул. Усталость навилась на плечи — после боя с двойником хотелось просто упасть на кровать и полежать.

— Я тогда вернусь к Стахановой помогать, — произнес Чернов, уже собираясь подниматься наверх.

— Ну что же вы, Альберт Михайлович, к даме и без цветов? — в шутку произнес Бартынов, глядя с укором на Чернова.

Ученый выпучил глаза.

— Так я это… помогать же только, без всяких там…

— Ну бросьте вы! — тут же смекнув, что к чему поддержал Бартынова Щедрин. — Помогать, не помогать — это не важно. Стаханова вон какая видная женщина. А мужчин тут явно больше. Конкуренция, сами понимаете. Надо очки зарабатывать.

— Так я же…

— Немедленно цветов! И не спорьте! — почти закричал Бартынов.

— Да я же без всяких…

— Альберт Михайлович, ну бросьте вы! Мы же взрослые люди. Это вон Максимка еще молод, в этих делах не сильно разбирается. Хотя и он уже, наверное, все понимает. Мы же видим, как вы смотрите на Стаханову.

— Как?

— Вот так, — Бартынов скорчил удивленную гримасу — словно еноту отвесили подзатыльник за то, что тот воровал мусор из бака.

Я не сдержался — засмеялся.

— Да и она на вас смотрит не просто так.

— Правда? — оживился Чернов.

— Ну я же говорю — мы взрослые люди, кое что знаем в этих делах.

— Смотрит-смотрит, — подтвердил Щедрин. — Как магнитом вас тянет обоих. Так чего же не притянуться, а?

Щедрин подмигнул.

— Так я не особо в этих делах, в ухаживаниях, — смутился окончательно Чернов. — Я человек науки, мне все это…

— Не переживайте! — перебил его Бартынов. И крикнул: — Нианзу!

Китаец словно ждал — тут же выскочил из комнатки.

— Слушаю вас?

— Цветов, — заговорщицким голосом произнес Бартынов. — Нужно цветов — отборнейших, особых, для самой прекрасной дамы. И прямо сейчас!

Слуга задумался.

— На заднем дворике растут орхидеи — я могу составить букет из них.

— Прекрасно! Орхидеи — это то, что нужно!

— Правда? — оживился Чернов.

— Ну конечно! Для такой женщины, Альберт Михайлович, орхидеи будут идеальным подарком.

Ученый оживился.

— Нианзу, принесите, пожалуйста, если вас не затруднит, — попросил он и китаец мигом ушел.

Пока готовился букет, Бартынов и Щедрин продолжили обрабатывать Чернова — дошло до того, что Щедрин пошел за помидорами в кухню, чтобы научить Альберта Михайловича целоваться.

Я не веселился так давно!

Вскоре принесли и букет — и он действительно оказался роскошным. Нианзу был не только искусным кулинаром, но и флористом.

— Альберт Михайлович, ну все, не подведите, — напутствовал его Бартынов, давясь от смеха.

Чернов окрыленный пошел наверх.

На удивление криков Стахановой и угроз расправы не последовало. Прошла минута, другая.

— Все у них сложиться, — произнес Щедрин.

— Свадьбу сыграем к осени, — с уверенностью ответил Бартынов.

— Нет, — покачал головой Щедрин. — Раньше.

— Ставлю! — воскликнул Бартынов.

— К августу сподобиться.

— Нет, будет до октября мяться.

Разговоры близких друзей успокоили меня и подняли настроение. Я развалился в кресле и в пол уха слушал спор Бартынова и Щедрина о том, когда же все-таки будет свадьба и что следует подарить ученому — Камасутру или набор плеток.

— Поверьте мне — такие люди, тихони, типа нашего Чернова, они только с виду такие. Как говорится — в тихом омуте черти водятся, — настаивал Щедрин. — Так что плетки — это еще цветочки для него будут. Глядишь чего похлеще надо.

— Я вас умоляю! Чернов и женщины то никогда не тискал.

— Максим Петрович, — ко мне подошел Нианзу, осторожно тронул за плечо.

По виду он был растерян.

— Что случилось?

— Там этот, ваш новый гость…

— Кто? Вебер?

— Он самый, — кивнул китаец, глядя в окно.

— Что с ним?

Все присутствующие невольно замолчали, обратили свои взоры на нас. Особенно пристально глядел Бартынов.

— Он там… — Нианзу аж растерялся от такого внимания к его персоне.

— Что? — с нажимом переспросил Бартынов.

— Он там человека на каком-то деревянном кресте растянул на земле и, кажется, хочет распороть ему живот — у него в руках огромный мясницкий нож.

И словно в подтверждение слов Нианзу с улицы раздался истошный крик.

Мы рванули на улицу — все сразу, едва не вынеся косяки двери.

— Антон Павлович! — закричал я еще на подходе, чтобы избежать трагедии.

Вебер, занесший нож надо головой, оглянулся.

— Что такое? — спросил он таким тоном, будто делал что-то будничное — чистил зубы или пил кофе.

— Что вы делаете?! — спросил я, кивая на голого человека, лежащего на земле.

Руки бедолаги были привязаны к деревянным брускам, а сам он был раздет донага. Одежда аккуратно уложена рядом и можно было подумать, что это одежда человека, решившего искупаться. Только вот бассейна у меня в доме не имелось.

— Известно что — убиваю предателя, а заодно и хочу использовать его в качестве жертвы для создания более мощных охранных заклятий, — так же спокойно пояснил Вебер. — Известно, что человеческие жертвы особенно мощно держат лимб заклятия.

— Больной ублюдок! — только и смог выдохнуть Бартынов. — А ну отпусти парня!

— С чего вы решили, что он предатель? — я глянул на лежащего. То смотрел на меня испуганно, не ожидая видимо от меня ничего хорошего. — Это что, боец из бартыновского войска?

Бартынов подошел ближе.

— Ты с первой группы? — спросил он, поглядывая на лежащего.

Тот кивнул.

— Имя?

— Я… Крупнов Михаил, сержант… старший… — выдохнул тот.

— Крупнов Михаил, расскажи-ка нам, что тут произошло, — спросил я. Потом бросил Веберу: — Да уберите вы нож!

Антон Павлович неохотно спрятал оружие.

— Я осмотр территории производил, а тут эти, — заикаясь, начал тот. — Меня же не предупредили, что это новенькие. Я думал лазутчики! Пошел на них. А они магией меня! Очнулся — тут лежу. Голый. К деревяшкам привязанный. И этот, — он кивнул на Вебера, — с ножом на меня замахнулся.