— Так причем здесь я?

— Герцены перегнули палку. Они пошли ва-банк — хотели тихо убрать твой род с помощью меня. Но не получилось. Ты раскрыл их планы. И им пришлось идти в открытую. Не пойди они так — только бы подтвердили тот факт, что действительно сделали такую подставу. Я, вместо того, чтобы убить тебя в отместку, понял их замысел и пошел против Герценых. Те подтянули своих покровителей.

— И вы думаете, что это противостояние будет только расти?

— Конечно! Пока мы с тобой в меньшинстве, но на Герценых не только у нас с тобой имеется зуб. Думаю, вскоре к нам примкнут еще рода. За Герценых и их компанию — тоже. Это как долго накачивать колесо. До определенного момента в него можно нагнетать воздух. Но потом ему уже не останется места и он должен будет прорвать оболочку и выйти со свистом весь.

Бартынов закурил.

— Ты был именно той самой иглой, которая проткнула колесо. И теперь воздух выходит.

Собеседник шумно выдохнул клубы дыма, словно бы показывая это.

— Да к тому же этот роспуск Нижней и Верхней палат… Это была глупость, если говорить откровенно. Не сейчас, не в такой напряженный час. Словно не видит он там всей ситуации, — Бартынов показал пальцем в потолок. — Хотя, признаюсь честно, может быть нужные люди и не докладывают ему о некоторых моментах. А может быть и докладывают, но немного не так. Вот и повернулись все в такую сторону, к роспуску.

— Почему роспуск палат — это глупость?

— Потому что все поняли, что терять уже нечего. Они все должны уйти. Но роспуск — это конечно громко сказано, и не совсем корректно. Вот перетасовка — да. Будет новый набор палат. Но откуда он, этот самый набор, будет? Это тебе не батарейку в игрушечной обезьянке поменять — вытащил старую, засунул новую. Новых нет. Брать будут все из тех же, кого распустили, хех! — Бартынов вновь затянулся. — И вот тут нужно дружить с теми, кто будет осуществлять этот набор. Поэтому сейчас все будут выходить на поле брани, чтобы потом, при наборе, сказать — а я ведь поддержал тебя тогда, когда мы с Вяземскими воевали, так что не забудь добра, брат. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул я.

— Но про Вяземских — это я так. Для примера сказал. Ведь еще неизвестно чья верная сторона будет.

— Как это?

— Да просто. У кого за спиной больше родов соберется в итоге — тот и добро. У кого меньше — тот зло. Добро будет хорошим, и его запишут в историю и про него будут в школах рассказывать, а про зло придумают таких баек, что вместо страшных историй рассказывать детям можно будет. Вот такая политика.

Бартынов усмехнулся.

— В общем, не определилось еще кто мы с тобой — герои или грязь из-под ногтей!

Мне не хотелось быть тем самым спусковым крючком, из-за которого начнется раздор. Но выбора, как я понимал, другого у меня просто не было.

Бартынов затушил сигарету о подошву ботинка, окурок положил у порога. Потом пристально осмотрел полки — на предмет выпивки. Разочарованно вздохнул.

Я хотел вновь поблагодарить Бартынова за, то, что не бросил меня и помогал с лечением. Но не успел.

В комнату вбежал Чернов. Он был взмыленный. А глаза говорили о том, что что-то случилось. Что-то нехорошее.

— Максим, там…

Альберт Михайлович начал с трудом дышать, не в силах продолжить — возраст брал свое.

— Что такое? — спросил я, понимая, что сейчас, возможно, дорога любая секунда.

— Там мегалит… ожил…

— Что значит — ожил? — спросил я, пытаясь понять — Альберт Михайлович сейчас пытается так неудачно пошутить.

Но судя по лицу Чернова тот не шутил.

— Лимбальный фон взбесился! Я почувствовал даже отсюда. Сразу понял откуда это — благо ты рассказал мне про мегалит. А так бы подумал, что кто-то кровавые жертвоприношения приносит, причем в очень большом объеме.

— О чем вы сейчас? — растеряно спросил Бартынов. — Ничего не понимаю!

— Долго объяснять, — отмахнулся Чернов.

— Опять ваши магические штучки? — скривился Бартынов. — Ладно, пойду лучше к китайцу — узнаю, есть ли коньяк? Лучше выпить, чем ломать голову над всей этой колдовской шелухой.

Бартынов тактично делал вид, что ему это безразлично и что он слабо в этом разбирается, хотя и сам был очень мощным дарованным — не зря стал главой клана, — и в общих чертах понимал суть разговора.

Любой мало-мальский ученик мага поймет — когда говорят про лимбальный фон дело касается магии, причем весьма мощной.

— Пойдемте глянем, — предложил я.

— Но ваше состояние…

— Я в порядке.

— Уверены?

— Да, рана затянулось, общее состояние вполне удовлетворительное.

— Хорошо, — кивнул Чернов.

Мы вышли на улицу и направились в сторону той части сада, где располагался мегалит.

Я уже и сам почувствовал то, о чем говорил Альберт Михайлович. Тягучий горячий фон, словно я зашел в сильно накуренную комнату, окружил меня сразу, со всех сторон.

Лимб и вправду был предельным, невероятным.

— Чувствуешь? — спросил Чернов, весь напрягшись.

Я кивнул.

Мне тяжело было даже дышать — настолько плотным были магические эманации.

— Уверены, что это от мегалита? — спросил я, хотя и сам понимал — такой мощи больше взяться неоткуда.

— Он самый! — быстро закивал головой Чернов. — Явственно ощущается пыльный древний фон.

— Из-за чего это может быть?

Альберт Михайлович пожал плечами.

— После того, как ты мне скинул проекцию мегалита, я внимательно его изучил и могу сказать с уверенностью — создан он точно человеком.

— Как это? — удивился я. — Разве такое возможно?

— Я и сам теряюсь в догадках. Ни на одном уровне восприятия мегалита нет даже намека на рукотворное создание данной конструкции. Затереть следы так тщательно просто невозможно! Таких искусных магов просто не может существовать.

— Но ведь там есть руны! Я сам видел их собственными глазами. Их же кто-то создал.

— Это внешняя оболочка, Максим. Кожура.

— Не совсем понимаю, о чем вы…

— Мегалит — это лишь форма, которую создал неизвестный магический скульптор. Представил ее в виде, который способен осознать человеческий разум. Что-то вроде электричества — представить чистое электричество сложно, оно абстрактное, но если сказать про розетку, провода, лампочку, то тогда понятно про что идет речь.

Кажется, я понимал, о чем сейчас говорил Альберт Михайлович.

— А череп? — спросил я, вспоминая увиденное.

Он послужил неким ключом, отворившим мне двери мегалита и позволившим выйти из царства мертвых.

Это был череп отца Евгении Бобков, я в этом не сомневался.

— Вполне обычный человеческий череп, — ответил Чернов. — Никакой магической составляющей я в нем не увидел.

— Но он помог мне выбраться!

Чернов лишь пожал плечами.

— Никаких конструктов и даже элементов. Возможно — я уточняю, что возможно, — череп послужил некой константой этого мира, позволив тебе вернуться.

— Как это?

— Думаю там, за Барьером, ты был в некотором подвешенном состоянии, находясь в несколько ином плане бытия. Эта такое растворение души, известная, но давно забытая теория сосуществования паранормального в обыденном. И череп, простой обычный человеческий череп, — как бы странно и даже жутко это бы не звучало, — стал той точкой, способной сфокусировать твою сущность в нашем мире и вернуться обратно. Точка опоры.

Мы прошли через заросли и подошли к месту, где стояла магическая конструкция.

Находиться здесь было очень тяжело — невероятно плотный фон создавал в ушах высокий противный писк.

— Невероятно! — только и смог произнести Чернов.

Сам мегалит был по-прежнему на своем месте. Но казалось, будто конструкция увеличилась в размерах.

Я пригляделся.

Камни светились красным, словно постройка была извлечена только что из печки. Из каждой каменной поры и трещинки сочилась сила, янтарная, жгучая.

Антониев крест, находящийся у меня в кармане, откликнулся на эту первозданную мощь, потянулся к ней всей своей сущностью. Однажды испив его силы, он хотел еще, как медведь, вкусивший человеческой плоти и крови, в следующий раз сделает свой выбор в пользу человека. И даже находясь далеко от мегалита, артефакт пил его силу, впитывал ее словно губка.