— Договорились! — Кивнул повеселевший Азат и тут же снова помрачнел: — Только как помочь вам? У нас и земли с каждым годом всё меньше и меньше, и по закону живем имперскому. Нету воли, как раньше.

— Как-нибудь да поможешь! — Не стал спорить с ним Захар.

Деревня гудела растревоженным ульем, новости как обычно — распространялись молниеносно. К вечеру определились, кого записывать в казаки из имеющих оружие и теперь собирались. У Серёги болела душа за деревню, оставляемую почти без прикрытия. Вымотал всю душу из остающихся. «Ехайте спокойно! Ничего без вас не случится!» — Успокаивал его донельзя раздосадованный тем, что его по возрасту не включили в число оказачиваемых Анисим: «Отобьемся, да и кто на нас полезет? Сроду никто не лез, окромя башкир по осени, так с ними и замирились уже. И оружие не все забираете, хватит в обороне отсидеться».

Купца решили не волновать, да и чем он поможет — по словам секретаря Губина, Златоустовским и Троице-Саткинским заводом сейчас владели внуки купца Лугинина. Вернее — старший внук Иван, выслуживший в гвардии дворянство и в чине капитана ушедший в отставку. Не купцу Губину, пусть и первой гильдии — тягаться с дворянином. Но по словам того же секретаря: управлением заводов, доставшихся в наследство — тот не интересовался. Следовало выяснить, кто это такой деятельный обосновался на заводе, кому не дает спокойно спать деревня.

Ксюха собирала Егора как на войну, украдкой вытирая слезы, тот не выдержал:

— Ксюша, ну что начинается то?! Съездим одним днём. Ну ночь там переночуем на крайняк и домой приедем!

— Я не про завтра! А вообще, что тебя забрать могут!

— Ну заберут и заберут! Казаки поселковые же служат, пять лет отслужили и в запас. Зато и вы теперь с ребенком не крестьяне, а казачьего сословия. И батю твоего завтра поверстают. И вообще, сотник то не дурак, сомневаюсь, что нас служить отправят. Будем тыловым обеспечением заниматься, Расул говорит, что в кузне могут то же холодное оружие ковать, на порядок лучше нынешнего. Вечно вы нагнетаете заранее, сами себе придумываете и ужасаетесь придуманному…

Ночью, около четырех утра из деревни выползла гусеница обоза, двенадцать саней и двенадцать сменных лошадей. Коней, как и в прошлый раз — Анисим выделил местных. Купленных у башкир, чтоб лишний раз не дразнить гусей. В поселении к ним присоединились шесть саней поселковых, воспользовавшихся оказией. В завод везли муку и два мешка сахара, по два пуда в каждом.

Тащились с настроением, близким к похоронному. В благоприятный для деревни исход предстоящих переговоров мало кто верил, только секретарь и Митенька излучали оптимизм. Главное, с их слов — не победа, а затеять тяжбу и получить отсрочку. У ехавших первый раз — дорога вызывала интерес. Егор же с тоской думал о том, что ещё и назад придется добираться.

Приехав в город, так же оставили Викулу товар, наказав расторговаться побыстрее — уехать планировали сегодня же, оставлять деревню без основного костяка дружины было тревожно. У церкви встретили казаков с сотником во главе и все дружно пошли в церковь. Сегодня деревенские ставили свечки и молились искренне, до всех дошло, что это всё всерьёз.

Приняли присягу новые казаки, а после церкви — сотник шепнул участковому: «Что мог, то сделал!» Серёга это ценил и казакам прямо тут же, на площади — отгрузили в сани самогон и бочонок масла. Такая простота и патриархальность нравов умиляла, это как в наше время на центральной площади загружать в служебные машины полиции водку из фермерской газели, ящиками. Тут же неравнодушные граждане снимут все на телефоны и уже через несколько минут выложат в местные паблики. Здесь же никому до этого не было дела.

После, Захар с секретарём и Митенькой, сопровождаемые Серёгой с пятью казаками — отправились в заводуправление. Остальные вернулись к торговым рядам, не за покупками — ждать. По поводу покупок Захар высказался однозначно: «Уже один раз закупились, всем глаза намозолили деньгами, хватит! И никаких трактиров, ждите!»

Перед входом в к заводскому начальству — всё на себя взял секретарь с Митенькой, посоветовав Председателю не шибко выходить из образа деревенского старосты. Тот согласился, признавая их правоту. К удивлению Захара — к управляюшему их пустили беспрепятственно, вернее — они с Митенькой шли в фарватере у уверено шедшего напролом секретаря.

Разговор, на взгляд Председателя — не задался сразу. Управляющий, представившийся Николаем Корепановым — с ходу начал предъявлять претензии, почему крестьяне, живущие на земле заводской дачи всячески отлынивают от уплаты подушной подати и заводских работ. Секретарь парировал тем, что это не крестьяне — а мастеровые. И тут же поправился, заметив алчный огонек в глазах Корепанова, что мастеровые по мануфактуре и в агрономии искусные. И это люди купца первой гильдии Губина Михаила Павловича, когда их переселили на эту землю — она не была в собственности завода. Угрожал проверкой законности приобретения этой земли в собственность. Потом начали мериться крышей. Генерал-губернаторы в покровителях нашлись у обеих сторон, после чего разговор забуксовал.

Корепанов открыл карты и просто и незатейливо попросил людей отдать ему до весны в работу. Как оказалось — дела у заводов Лугининых шли не очень. Наследник не уделял производству ни внимания. ни средств, от чего дела приходили в упадок. А спрашивали всё с управляющего, вот он и крутился, как мог — стараясь удержать производство на плаву. Секретарь откровенности не оценил и стал бить по больному, предрекая заводам скорый упадок и как следствие — смену владельцев. И не давая гарантий, что Корепанова оставят управляющим. Особенно негодуя на перспективу использовать квалифицированный труд мастеровых на тяжелых работах, с которыми впору любому холопу управиться.

— Да вы посмотрите на него, какой он мастеровой!? — Запальчиво вскричал Корепанов, показывая пальцем на Захара, ничуть не стесняясь его присутствия. — По роже же видно, что всю жизнь возле лошадей провел!

Председатель еле сдержался, лишь понимание того, что дальнейшее благополучное существование деревни зависит от его выдержки и благоразумия — удержало от опрометчивых поступков. А диалог секретаря и управляющего скатывался в банальный срач, в реалиях восемнадцатого века. Как диалог Паниковского и Балаганова: «Ты кто такой? — Нет, это кто ты такой!?»

Расстались на оптимистичной ноте — каждый был уверен в своей правоте и обещал в будущем посрамить оппонента. Грозя карами и репрессиями сверху. Корепанов угрожал прибытием солдат, на что секретарь лишь усмехался. Тем не менее, самоуверенность секретаря передалась Захару, да и купец оказался не так прост, даже если по секретарю судить. Отсрочку они получили, если верить секретарю и могли заниматься своими делами, некоторое время и с осторожностью. Вариант с солдатами не исключался, по оговоркам секретаря.

— Я вчера вечером имел аудиенцию у Михаила Павловича, с милостивого разрешения докторов, — выйдя от управляющего, доверительно сказал секретарь — и он определенно идет на поправку! И не с такими тяжбы вели, не волнуйтесь! Лишь бы Михаил Павлович поправился!

— Твои слова, да богу в уши! — С толикой сомнения ответил Захар. — Надо домой поспешать, глубокой ночью ведь возвратимся.

Ободренный и вдохновленный, пусть неоднозначно, но проведенными переговорами — дал добро пробежаться по лавкам. Лёха очень просил, упирая на то, что Галка его на порог не пустит без моченой клюквы и селедки. Егор тоже подключился к этим просьбам, вспомнив про Ксюшу. Захар лишь благодушно махнул рукой, сказав управиться побыстрее. И домой!

— Ну что, доктор, теперь не умру? — Всё еще слабый купец улыбнулся зашедшим утром врачам.

— Как это не умрёте? — Возмутилась Маня, пришедшая с врачами, как практикантка. — Обязательно умрёте! Мы все умрём! Но не сейчас, мы вас обязательно на ноги поставим!