— Кинем монетку? — предложил я, потянувшись в карман.

— Нет, — тут же остановил меня Дорошевич, хитро улыбнувшись. — Давай лучше мою?

— Предлагаю взять мою, — сказал Кощей, запуская руку в карман. — Так будет честно.

Мы не стали возражать.

— Орел! — рявкнул Дорошевич.

— Решка, — пожал я плечами.

— Выпавший — стреляется первым, — пояснил Кощей.

И подкинул монетку вверх.

За медяком следило около тридцати пар глаз, пристально, не моргая. Монета подлетела вверх, зависла там на мгновения, крутясь, упала на ладонь, решая нашу судьбу.

— Орел! — отчеканил Кощей, демонстрируя всем выпавший жребий.

Дорошевич в полголоса выругался.

— Клим Климыч, вы первый, — совсем тихо произнес Кощей, робко глядя на моего противника.

Тот ничего не ответил, все было понятно и без слов и написано на его лице.

Кощей вставил пулю в верхнюю камору, захлопнул барабан. И протянул револьвер Дорошевичу. Тот посмотрел на оружие так, будто видел его в первый раз. В глазах проскользнул страх.

Взял револьвер.

И замер. Было видно, что он пытается собраться с мыслями, взять себя в руки. Заминка была короткой, но на присутствующих произвела впечатление — все вдруг поняли, что стреляться будут по-настоящему, на самом деле.

Дорошевич издал протяжный звериный рык, остервенело прокрутил два раза барабан, поднес ствол к виску. И нажал на спусковой крючок.

Раздался сухой щелчок.

— Ха! — обрадованно выдохнул Дорошевич, подскочив со стула. — Удача на моей стороне!

И бросил оружие Кощею.

Присутствующие одобрительно загоготали.

— Теперь ты, задиристый щенок! — прорычал Дорошевич, злобно поглядывая на меня.

Принесли шампанское. Дорошевич схватил бутылку, достал огромный нож и одним ударом сбил пробку. Брызнул игристый напиток, Дорошевич прильнул губами к горлышку и жадно начал пить. Потом, напившись, крякнул, откинул бутылку в сторону.

Угораздило — кисло подумал я, забирая оружие у Кощея. И вдруг кое-что почувствовал.

Когда я брал оружие в первый раз, чтобы убедиться, что оно в полном порядке, то ощущал его баланс — ровный, хороший. Сейчас же оружие было чуть тяжелей. Это и понятно — в нем появился один патрон. Но эта тяжесть ощущалась с одной стороны, справа — пистолет едва заметно оттягивало туда. Едва ли эту тонкость можно было почувствовать кому-то.

Но только не мне. Ведь я умел пользоваться оружием в совершенстве и ощущал его, словно живой организм. Я чувствовал изменение баланса. А это значит, что можно почувствовать и нахождение патрона. Чем ближе он будет к стволу, тем меньше будет ощущаться отягощение в стороны.

Надо только понять изменения этого баланса.

Я прокрутил барабан. Закрыл глаза, пытаясь ощутить в какую сторону тянет оружие. Из-за нервов это было очень сложно. Да и вес заряженного патрона, совсем крохотный, не более десяти грамм, не способствовал этому.

Но все же, сделав несколько вдохов и выдохов, я успокоился. И ощутил, что патрон сейчас находится слева. Значит выстрела не будет.

Хотелось в это верить.

Я приставил кольт к виску.

Даже когда мне приходилось смотреть противнику в глаза, видеть, как он поднимает оружие, целиться в меня, не шло ни в какое сравнение с тем, что сейчас происходило в моей душе.

— Стреляй! — прорычал Дорошевич, пристально глядя на меня.

— Заткнись, — ответил я, чем весьма сильно удивил его.

Палец прикоснулся к спусковому крючку.

Нужно довериться инстинктам. Все остальное — лишь эмоции. Они ничего не значат, даже мешают. Только разум не обманет. А он говорит сейчас, что выстрела не будет.

Я нажал на спусковой крючок.

Раздался сухой щелчок — стак! — и в комнате повисла звенящая тишина. Некоторое время мне было тяжело осознать то, что я еще жив.

— Следующий кон, — буднично произнес Кощей.

А потом по кабаку прокатились раскатистые крики — все выплескивали эмоции от первого раунда игры. Ставки начали принимать уже в открытую. Эти крики и вывели меня из стопора. Я передал оружие Кощею.

Дорошевич заметно нервничал. Выпитое шампанское ударило ему в голову, и он заикался, пытаясь храбриться.

— Клим Климыч, крутите барабан, — посоветовал Кощей.

Дорошевич злобно зыркнул на него. Потом глянул на оружие. И крутанул барабан два раза.

«Опять два раза, — отметил я. Что могло мне это дать я еще не знал, но в голове пометку сделал. — И крутит всегда в левую сторону».

На этот раз Дорошевич не кричал, пытаясь нагнать на себя смелости. Он просто приставил ствол к виску и нажал на спусковой крючок.

Стак!

По толпе прокатились одобрительные возгласы. Кто-то обрадовался — удалось немного выиграть на этом раунде.

Револьвер перешел в мои руки.

Прежде чем крутить, я незаметно взвесил его в ладони. Я раздосадовано сжал зубы — патрон был следующим после выстрела Дорошевича. Если бы он прокрутил барабан еще на одну камору, то я бы уже был победителем.

— Ваша очередь, — напомнил Кощей.

Мог бы и не говорить.

Сейчас моя голова была занята совсем другим — я не боялся умереть, не боялся продырявить себе голову. Я делал расчеты.

Если Дорошевич крутит всегда барабан на два оборота влево, то можно подгадать так, чтобы следующий раунд окончился для него печально. А для этого нужно провернуть барабан на один полный оборот. И еще на пять камор влево. После моего хода встанет в дуло. Дорошевич провернет барабан на два оборота, и вернет все в боевую позицию. Капсюль патрона вновь будет стоять под бойком. Нажатие на спусковой крючок, удар по заряду, взрыв пороха, свинцовая пчела стремительно летит в висок.

Будет сложно.

Смог ли я такое сделать? Конечно.

Но только это чертовски опасно. Если я перекручу хотя бы немного больше — то пуля будет уже моей.

По спине пробежался холодок. На ошибку нет права. Нужно все сделать точно. Максимально точно.

Я провернул барабан. И еще раз, не доведя до полного оборота совсем немного. Приставляя оружие к виску, примерился — баланс пули был почти неуловим. Значит угадал.

Или перекрутил, и пуля сейчас смотрит мне прямо в голову.

Все выжидательно смотрели на меня. Их интерес был корыстный — многие поставили, что я сейчас вышибу себе мозги. Ставки росли.

Дорошевич тоже смотрел. Казалось, игра свела его с ума окончательно. Он превратился в какого-то зверя, который попробовал человечины и теперь ничего, кроме нее не мог есть. Он гортанно рычал, из уголка рта свешивалась тонкая ниточка слюны.

Выдохнув, я нажал на спусковой крючок.

Стах!

Я ощутил, как дрожит моя рука. Не смотря на все усилия не поддаваться панике, меня трясло. Еще бы! Когда такое было, чтобы я добровольно стрелял сам в себя?

— Кон! — воскликнул Кощей, тоже не в силах сдержать эмоции.

Кто-то из зрителей грязно выругался — его ставка не сыграла, и он продул хорошие деньги.

— Твоя очередь! — прохрипел я, отдавая оружие напрямую Дорошевичу.

— Думаешь, я испугался? — произнес он. — Думаешь, я испугался, щенок⁈

Голос его звенел.

— Клим Климыч, все сделали по два выстрела, — произнес осторожно Кощей. — Может быть, на этом и закончим? Игра затянулась. Ведь можно вернуться к картам.

Этого нельзя было допустить! Я злобно зыркнул на Кощея, пытаясь понять зачем ему останавливать игру. И понял, что тот чертовски напуган. На кону жизнь его босса. И если Дорошевич проиграет, то и Кощея подомнет молодняк, который тут ошивается.

— Нет. — Отрезал Дорошевич. — Мы закончим эту игру в одном случае — пока кто-то не вышибет себе мозги!

Он прокрутил барабан один раз. Второй. Приставил оружие к виску. Произнес:

— Кощей, скажи, чтобы принесли еще шампанского. Мы будем праздновать мою победу!

— Или твою смерть… — добавил я.

Дорошевич криво ухмыльнулся.

И нажал на спусковой крючок.

БАХ!

Звук выстрела был громким и хлестким, будто удар плетью. Дорошевич дернулся и тут же обмяк. Тело его свесилось со стула, пистолет упал на пол.