Я готов был и к такому повороту событий и потому был сконцентрирован на максимуме. Руки мои готовы были выхватить пистолеты и опередить противника. Я не сомневался, что сумею сделать быстрей него.

— Клим Климыч, давайте успокоимся? — предложил Кощей, обеспокоенный поведением своего спутника. — Мы сейчас все уладим.

Как он собирался улаживать все я не понимал, но уступать выигрыш не намеревался — не потому, что там была крупная сумма. Дело в другом. Сейчас нельзя ни в коем случае давать слабину, идти на попятную. На самом деле я даже был рад, что Дорошевич отреагировал именно так. Эмоции — это последнее, что нужно допускать в игре. И противник главное правило нарушил. Напрягало только одно — пистолет в его руках.

— Я хочу отыграться, — произнес внезапно Дорошевич.

Его голос был хриплым и больше походил на сиплый сквозняк.

— Каждый игрок имеет право отыграться.

— Верно, — кивнул я.

Это и в самом деле было так. Не только у дуэлянтов есть свой кодекс. У игроков, — настоящих игроков, — кто просиживает за игрой днями и ночами, кто ставки делает такие, что у обычных людей волосы на голове зашевелятся, есть свой негласный свод правил. И одно из них гласит: отыграться имеет право каждый. Но только если есть чем отыгрываться.

И именно на это я сейчас и рассчитывал.

— Отыграться имеете право. Я готов вновь сыграть с вами, — я сделал паузу, давая переварить сказанное Дорошевичу. Потом спросил: — Только что у вас есть, чтобы поставить на кон? Выигранная мной сумма достаточно велика. Что вы можете противопоставить ей?

Вопрос неприятно застрял в воздухе как заноза под кожей. Глаза Дорошевича безумно начали вращаться. Он скрипел зубами, хрипел, неистово кусал губу.

Так, рыба совсем рядом с крючком. Дождаться, когда будет проглочена наживка — и немедленно подсекать.

— У меня есть имение, — начал Дорошевич.

— Клим Климыч! — воскликнул Кощей. — Опомнитесь! Опомнитесь, пока не поздно! Вам нужно остановиться! Выпейте чего-нибудь, остыньте. И потом только принимайте решение.

Позволить послушать совета Кощея было нельзя. Пока бьют эмоции нужно действовать.

— Вам спутник прав, — произнес я. — Рубить с горяча не стоит. Имение, тем более родовое — это штука серьезная. Я не могу позволить, чтобы вы его проиграли.

Дорошевич рассмеялся.

— Ты настолько самоуверен, что думаешь, что выиграешь у меня имение⁈ — безумно расхохотался противник.

Он продолжал сжимать в руках пистолет.

— Могу выиграть, а могу и все проиграть, — осторожно ответил я. — Кто знает, что в следующий кон вычудит госпожа Удача? Но я настаиваю, чтобы вы не ставили имение. Есть идея другая.

— Какая? — тут же переспросил Дорошевич.

А вот теперь подсекаем.

— Ваша должность, — произнес я и на мгновение над столом повисла пауза.

— Что? Должность? — не понял Дорошевич. — Зачем тебе моя должность?

— Мне она ни к чему, — ответил я. — Но это ставка, по крайней мере, не оставит вас бездомным.

Взгляд Дорошевича стал другим, теперь в нем не было ярости, ее заменило смятение. Он ровным счетом ничего не понимал и от того искал подвох.

— Будем смотреть на вещи трезво, — продолжил я, понимая, что сейчас у меня есть максимум минута-две, чтобы убедить его согласиться. — Удача — штука непредсказуемая. Сейчас везет мне. А через мгновение — уже нет. Но может и продолжит везти. И тогда вам грозит остаться без жилья.

— Не переживай за меня! Не проиграю!

Ситуация выходила из-под контроля.

— К тому же что тебе будет с моей должности? В чем подвох? — продолжал Дорошевич.

Смятение проходило. Еще мгновение — и он начнет мыслить трезво. А это уже большие проблемы.

— Подвоха нет, — ответил я. — Но есть ставка чести.

Дорошевич вздрогнул. Остальные тоже напряглись. Ставка чести — это когда ты ставишь то, что важно тебе, но не принесет материального богатства твоему противнику. Практически ты ставишь на кон свою честь. Самая крупная ставка, которую только можно придумать.

И Дорошевича это должно было устроить, потому что в случае проигрыша денег он не терял, а чести у него и подавно не было.

— Клим Климыч, — обратился внезапно к нему Кощей. — Молодой человек дело говорит. Кто его знает, как пройдет игра? А остаться вам без имения очень плохо. Нельзя. Ну подумаешь должность? Другую найдете, в случае чего.

— А почему ты вообще решил, что я проиграю? — закричал Дорошевич.

— Да я просто…

— Я согласен! — рявкнул противник.

И повернулся ко мне.

— Принимай ставку — все твое выигранное против моей должности.

— Принимаю, — кивнул я.

Все облегченно вздохнули.

— Ну что же, — улыбнулся Дорошевич, тоже немного успокоившись.

И эта улыбка мне не понравилась. В ней уже не было ни паники, ни злобы, ни растерянности. А вот блеск хитрости проглядывался.

— Коль у меня ставка чести, то и я выбираю игру.

Я вопросительно глянул на противника.

— А разве карты…

— К черту карты! — перебил он меня.

В глазах Дорошевича вновь загорелся огонек безумия.

— Что нам эти бумажки? — он кивнул на стол, на котором лежали карты. — Как можно доверить свою судьбу этим картинкам? Будем играть в настоящую игру, в которую играют гусары.

Не успел Дорошевич договорить, как я все сразу же понял и у меня все оборвалось внутри. Теперь стало понятно, почему противник все это время стоял с револьвером. Не для того, чтобы палить по всем подряд из него. Он хотел стреляться.

— «Русская рулетка» — достойная игра для настоящих мужчин, у которых честь — не просто слово, — с гордостью произнес Дорошевич.

А потом взглянул на меня, как бы пытаясь понять — не сдрейфил ли я?

Давать заднюю было ни в коем случае нельзя — сразу же пристрелят и в реку тело выкинут. В звериной стае трусы долго не живут. Поэтому я произнес как можно громче:

— Играем!

Воздух искрился от напряжения. Все понимали, — в том числе и я, — что затея эта закончится тогда, когда один из нас умрет. Вот уж действительно игра на максимум. Кривощекин не соврал — игра с Дорошевичем всегда оканчивается чем-то плохим.

Я сделал глубокий вдох. Будем считать, что эта игра тоже своего рода дуэль, ведь что там, что там есть два противника и у каждого единая цель — победить другого.

Уже все другие игроки позабыли о своих партиях, все столпились в центре кабака, напряженно курили и в полголоса обсуждали предстоящее действо. Кто-то даже совсем тихо предложил ставку на победителя.

— Принеси мне шампанского! — закричал слуге Дорошевич, плюхнувшись на стул. — Да что ты несешь? Какое губернаторское? Квас дрянной! Хорошего принеси шампанского, настоящего! Живо!

Слуга тут же исчез.

— Кощей! — рявкнул Дорошевич. — За судью будешь.

Тот нехотя кивнул. Начал бубнить правила:

— Используем в игре шестизарядный кольт. Да вот пойдет даже оружие Клим Климыча, — он осторожно забрал револьвер у Дорошевича. — Заряжаем один патрон. Каждый из игроков крутит барабан. Потом приставляет ствол к своему виску и нажимает на спусковой крючок. Игра продолжается до первого… проигравшего.

— Проверьте, — Кощей протянул мне оружие.

Дорошевич дернулся, явно недовольный что его револьвер находится в чужих руках, но также быстро и сел — убедиться, что игра будет честно право каждого игрока.

Я взял кольт, внимательно осмотрел его. Он был полностью исправен и исключал какие-то подтасовки. Провернул барабан. Щелчки переключения камор ровные, одинаковые. Сам барабан движется упруго, не провисает под собственным весом. А это говорило только об одном — понять в какой из камор будет патрон невозможно.

Я вернул оружие Кощею.

— Не ожидал, что так все завертится? — криво ухмыльнулся Дорошевич.

— Не думал, что вы пойдете до конца, — пожал я плечами.

— Думаешь, я боюсь смерти? — прошипел он. — Нет, не боюсь. Потому что сегодня она мне не светит!

— Господа, давайте определим кто будет стрелять первым, — произнес Кощей.