Смерть скривилась. Она сболтнула лишнего, но признавать этого не хотела.

«Вас целая когорта демонов?» — спросил я.

«Есть иные миры. Есть иные сущности», — сухо ответила Смерть. Кажется, большой информации от нее уже невозможно было добиться.

Жуткий вой со стороны Барьера повторился. И вновь этот шорох миллиарда насекомых, выстроившийся в звуки:

Ма-акси-и-им-м…

«И эти сущности сейчас там, за Барьером. Они хотят завладеть твоей душой. Хочешь ли ты такой участи? Думаю, нет. Это страшнее Смерти. Это страшнее всех пыток, на которые только способен человеческий изощренный мозг».

И словно в подтверждение ее слов со стороны Барьера раздался оглушительный демонический смех.

Я посмотрел по сторонам, пытаясь понять — слышу ли я один это смех?

Все, кто был вокруг, все, кого я увидел, были отвлечены на раненных и, казалось, ничего вокруг не замечали.

А смех тем временем грохотал.

Он сотрясал землю, небо, Барьер. Он проникал в каждую клеточку моего тела, вызывая в ней неимоверный первозданный страх.

Казалось, что даже сама Смерть съежилась от этого жуткого инфернального гогота.

«Что это?» — только и смог произнести я.

«Станет ли тебе легче от того, что я назову его имя?»

«Ты его знаешь?!»

«Знаю», — кивнула Смерть.

«Это какой-то демон?» — я не находил название тому, что сейчас ликовало.

«Демон? — словно пробуя на вкус слово, произнесла Смерть. — Пожалуй, да, демон. Могущественный демон. И он хочет увидеть тебя».

«Зачем? Чтобы убить?»

«Нет, если бы хотел убить — уже давно бы убил, и я даже я бы тут не помог».

«Тогда зачем?»

Смерть не ответила.

Смех начал таять, растворяясь в воздухе, отравляя его. Сидящие на самой верхней точке Барьера птицы тревожно вспорхнули, полетели прочь.

«Зачем я этому демону?» — вновь повторил я вопрос.

Смерть вновь не ответила.

— Вяземский! — раздался крик.

Я оглянулся.

протискиваясь сквозь идущих, ко мне шел Гамильтон.

Черт, только его тут еще не хватало!

«Убей его, — буднично произнесла Смерть. — Убей. А я сожру его душу, она черна. А я голодный. Ты ведь этого хочешь? Признайся самому себе».

— Вяземский!

Гамильтон шел пошатываясь, противно ухмыляясь.

Мятая одежда, взъерошенные волосы — Гамильтон словно только что отстоял смену и еще не успел привести себя в порядок.

«Хотя, какая к черту смена? — ухмыльнулся я. — Только проснулся видимо».

— А я смотрю издалека — ты ли это? Дай, думаю, подойду, поговорю с приятелем. Тем более повод есть.

Повод имелся. Еще какой. Например, подстава с магическими конструктами. Замечательный повод, чтобы проверить на прочность челюсть этого урода.

Я напрягся.

«Спокойно, Макс, — начал я себя успокаивать. — Только не здесь».

— Ты думаешь я не догадался? — прошептал Гамильтон, подойдя ближе.

Он был пьян.

Его качало и от него разило спиртным, дешевым, гадким, прокисшим. Какая-то самодельная брага, не иначе. Что-то относительно нормальное тут навряд ли можно достать, если только за большие деньги.

— Кажется, тебе пора отдохнуть, — ответил я, оглядываясь по сторонам — не идет ли где охрана?

Если Гамильтона поймают в таком состоянии, то он точно не отделается сутками карцера. За такое дают наказание более суровое. Например, могут отправить вне очереди за Барьер.

— Думаешь, вокруг тебя все такие дураки? — Гамильтон ухмыльнулся. — Нет, есть и умные ребята.

— Например, ты? — едва сдерживаясь, спросил я.

— Верно, — кивнул тот, сверкнув глазами.

Кулаки мои невольно сжались.

— Зачем забраковал магические боевые конструкты? — сдерживая гнев, спросил я. — Они же ведь были в полном порядке — и ты это прекрасно знаешь. Или ты тоже заодно с моим братцем?

— Твой брат хороший парень, — внезапно честно признался Гамильтон. — Нет, правда. Отличный парень. Он все правильно говорит. И к тому же щедрый. Отличный человек! А вот ты полное… — собеседник задумался, не зная какое слово подобрать покрепче.

Так и не определившись, продолжил:

— В порядке, не в порядке, хорошие конструкты, или никуда не годятся — это все не важно. Думаешь там, за Барьером, хоть кто-нибудь воспользовался этими бесполезными стекляшками? Это все, — Гамильтон кивнул в сторону гарнизона, — полная ерунда. Шелуха. Так, чтобы хоть чем-то занять вояк. Пусть ковыряются на участках, делая всякую ерунду, чтобы не думать о том, как они сдохнут за Барьером.

— Тем не менее из-за этой, как ты выразился, ерунды, меня и мою команду перевели в другой полк.

— А какая разница? — хмыкнул тот. — Что в гарнизоне штаны протирать, делая стекляшки, что тут сапоги изнашивать. Все равно все там будем, — Гамильтон кивнул в сторону Барьера. По слогам повторил: — Это все — е-рун-да! Не ерунда только «кисляк». Знаешь что такое «кисляк»?

Гамильтон аж закатил глаза от удовольствия.

— О! Это такая штука — закачаешься! Тоже наш гарнизон делает. Единственное, что действительно стоит делать, а не вот эти вот все магические конструкты.

Я вновь оглянулся. Вдали показалась охрана — надзиратели по режиму, — следящая за порядком в частях, но она была слишком далеко. Если меня увидят вместе вот с этим пьяных идиотом, то не будут разбираться кто прав, кто виноват. Обоих под суд отдадут.

— «Кисляк» — это такой порошок, — продолжал Гамильтон, — который помогает бойцам справиться со страхом, когда он за Барьер заступает. Придает сил, избавляет от ненужных эмоций, которые могут помешать в бою, бодрит.

Гамильтон достал из кармана небольшой прозрачный пакетик, в котором виднелся желтый порошок, сыпнул себе на палец и шумно снюхал.

— Хочешь попробовать?

— Нет необходимости — я не испытываю сейчас страха.

Гамильтон криво ухмыльнулся.

— А вот это вот зря! Ведь я все знаю!

Я он погрозил мне пальцем, на котором еще оставалась желтая пыль «кисляка».

— Зря не боишься! Я все знаю!

— Чего ты заладил — знаю, знаю? Иди лучше отдохни, пока охрана не увидела тебя и не задержала.

— Мне плевать на охрану. У меня везде есть связи. А вот тебе не поздоровится, когда начальство узнает, что у тебя в бригаде есть девка!

Гамильтон вновь ухмыльнулся.

Я насторожился.

Высоко над головой протяжно завыл ветер, принося с собой запах гари — на южной части Барьера жгли костры и топили гудрон, чтобы просмолить участок казарменной крыши. Вонь долетала даже до сюда.

— Кажется, ты перебрал с «кислым», — произнес я, украдкой оглядываясь — не услышал ли кто нас?

— Думаешь, я дурак? Нет! Я все понял. Не сразу, но понял. Так что тебе не отвертеться. Подумать только — девка! В бригаде Вяземского!

— Ты что-то перепутал — у меня нет в бригаде девушек.

— Ха! — Гамильтон дернулся, едва при этом не выронив пакетик из рук. — А вот я так не думаю. Девка есть. Самая настоящая! И ты, чтобы я не рассказал об этом начальнику гарнизона, будешь делать все, что я скажу. Или отправишься под трибунал. Ведь такое нарушение — это тебе не норму запороть. Тут наказание суровее будет. Так что ты у меня на крючке!

— Уверен? — усмехнулся я.

— Конечно! — кивнул тот. — Не хочешь под суд — будешь делать все, что скажу. Для начала, принесешь мне пять — нет! — десять тысяч коинов! Прямо сегодня! До вечера.

Гамильтон начал раскачивать головой, словно погружаясь в глубокий транс. Глаза его начали закатываться — кажется порция «кислого» дошла до мозга.

— Десять тысяч. Можно переводом, — повторил гортанным голосом Гамильтон, облизывая пересохшие губы. — Десять тысяч.

Собеседник вновь отсыпал порошка на палец и снюхнул. Сморщился, закатил глаза.

— Твою мать! Забористая штука.

Из носа тонкой струйкой потекла кровь, но Гамильтон даже не обратил на это внимание.

— Я знаю, ты сынок богатенький, деньги найдешь. Для тебя это не проблема. Десятка — вот теперь твоя новая норма! Ха!