Сестра была у себя — слушала музыку.

Встретила она меня без энтузиазма, кивнула, что-то пробурчала.

— Ольга, я поговорить зашел к тебе.

— Валяй, — кисло ответила та.

Я зашел в комнату, закрыл за собой дверь.

— Ольга, Стаханова сегодня заходила к тебе, она проверяла тебя — по моей просьбе.

Сестра тут же насторожилась.

— Проверяла? Мы просто побеседовали — и все.

— Она осмотрела тебя магическим зрением.

— Зачем?

— Ты нуждаешься в определенном лечении. Твоя кровь… ее необходимо почистить.

— О чем ты? Я не понимаю.

— Дело в том, что… это сложно объяснить. В общем, есть определенные силы, которые пытаются воздействовать на меня. И это воздействие оказывается не только напрямую, но и через моих родных и близких. Например, через тебя. В твоей крови сейчас что-то вроде вируса, который очень опасен. И это их рук дело. Они хотят таким образом надавить на меня. Кровь нуждается в очищении.

— Что за силы?

— Это не так сейчас важно. Ольга, послушай. Стаханова нам поможет, но я прошу, чтобы и ты пошла ей на встречу.

— Это действительно так опасно, как ты говоришь? — с сомнением спросила Ольга.

— Опасно, — ответил я. — Очень опасно. Поверь мне, это не шутки. Я очень переживаю за твою жизнь. И хочу, чтобы ты была в безопасности.

— Хорошо, — после некоторой паузы ответила сестра. — Если ты действительно считаешь, что это нужно, то конечно, пусть делает, что должна делать. Мне что, кровь будут переливать?

— Пока не знаю. Думаю, тут не совсем медицинская процедура будет, больше упор на магию. Но не исключаю и этого.

— Бррр! — Ольгу аж затрясло. — Не люблю я все эти иголки. Ну так и быть, пусть делает свои процедуры. Помирать от вируса я не собираюсь.

— Спасибо, — кивнул я. Но уходить не спешил. — Ольга, есть еще одна тема, про которую я хотел с тобой поговорить.

— Валяй, — кивнула сестра, уставившись в дисплей телефона.

— Это очень важный разговор. И касается он тебя и Герцена.

Ольга замерла. Челюсти невольно сомкнулись. В глазах блеснули искры.

— Я не хочу об этом говорить, — чеканя слова, ответила она. — Свадьба не состоится — по известным причинам. И я тебе за это благодарна. Больше тут не о чем говорить.

— Есть о чем, — произнес я. — Я знаю что случилось.

— Что ты знаешь? — с издевкой спросила Ольга.

— Не заставляй говорить меня это вслух. Мне это больно произносить.

— Я не желаю об этом говорить! Все. Иди к себе.

— Нет. Ольга, послушай…

— Не хочу слушать!

— Ты беременна, ты знаешь об этом?

Воцарилась пауза. Была она могильной, мне стало тяжело дышать — настолько она была тягучей. Стало даже слышно, как на первом этаже чавкает Щедрин, вновь делая набеги на стол с едой.

— Знаю, — одними губами ответила Ольга.

— Стаханова может все сделать — ты понимаешь, что я имею ввиду. Нужно лишь только твое согласие.

— Я… я не могу… пока не могу…

— Что?!

— Мне слишком больно, Максим! — закричала вдруг Ольга. И расплакалась. — Я не могу об этом даже говорить — а ты хочешь, чтобы я под нож к ней легла? Нет, не могу. Я не могу. Пока не могу. Не сейчас… Может быть, потом, но сейчас… Господи, уйди, пожалуйста! Мне стыдно! Я словно вся в грязи — от одного только воспоминания о той… Уйди, я прошу тебя, Максим, просто уйди!

— Хорошо. Я уйду, не буду тебя мучить. Просто помни, что всегда с тобой, и я всегда буду тебя защищать.

Я вышел из комнаты, спустился вниз.

Там все так же гремел тарелками Щедрин, допытывая Нианзу о секрете его сырного соуса. Бартынов сидел у камина и курил сигару, листая новостную ленту.

— Черти тебя дери! — иногда восклицал он и потрясывал головой.

— Есть еще какие-то новости? — спросил я, подходя к нему.

— Есть, — ответил Бартынов. — Но лучше бы не было. Еще две фамилии присоединилась к Герценым — Алексеевы и Мешниченковы.

— Это — ерунда, — махнул рукой Щедрин. — У Алексеевых семь пятниц на неделе. Сегодня они к Герценым пойдут, завтра у наших ворот стоять будут. Еще при Втором Прорыве — помнишь? — метались они, то к эвакуирующимся прибивались, то в армию всей семьей шли.

— Продажные шкуры! — прошипел Бартынов.

— Верно. Денежки любят. А Мешниченковы из-за Солода пошли. У Мешниченковых младшая, Катерина, за среднего Солода, за Ромку, повенчана. Да и бизнес у них один. Там без вариантов. Ожидаемое примыкание.

— У Мешниченковых старший с огненным атрибутом, — произнес Бартынов.

— Верно, — тихо ответил Щедрин. — И весьма мощным. Медаль даже вроде как имеется — за геройство у Барьера.

— Интересно, если бы медаль за ум давали — сколько бы у них было? — задумчиво спросил Бартынов.

— Ни одной! — прогрохотал Щедрин и оба собеседника разразились раскатистым смехом.

В дверь позвонили.

Я невольно вздрогнул, а Щедрин и Бартынов перестали смеяться.

— Незваные гости? — спросил Щедрин, косясь на дверь.

— Не должны, — ответил Бартынов. — Я наказал охране, чтобы обо всех гостях предупреждали.

— Как же они тогда сквозь охрану прошли?

— Не знаю.

— Хреновая значит у тебя охрана, — с упреком произнес Щедрин. — Моих надо ставить — у меня даже муха не пролетит. А твои наверняка спят. Дал ты им волю — вот и идет разлад.

Вновь позвонили.

— Я открою, — произнес я.

И пошел к двери.

Щедрин хотел остановить меня, но промолчал, лишь вытянув руку.

Уже заготовив магический боевой конструкт, я с осторожностью открыл дверь.

На пороге стоял не знакомый мне человек. Был он высокого роста, худой, с тонкими чертами лица. Одет как аристократ.

За гостем стояло еще двое, такие же, как и он — в строгих костюмах, с невозмутимым видом.

— Добрый день, — произнес гость, смотря прямо на меня.

— Добрый, — кивнул я. — Мы знакомы?

— Нет. Еще не удостоились такой чести.

— Мать честная! — услышал я за спиной удивленный шепот Щедрина.

Мне это не понравилось.

— Тебе чего тут надо? — прорычал Бартынов, подходя к двери.

Гость не шелохнулся.

— Что происходит? — повернулся я к Бартынову.

— Таким гостей, Максим, надо взашей гнать с порога! — произнес тот, с ненавистью глядя на стоящего у порога.

— Спокойней, господин Бартынов! — ответил гость, смерив того презрительным взглядом.

— И все-таки, может кто-то объяснит мне, что тут происходит? — вновь повторил я.

— Позвольте представиться, — чуть склонив голову, произнес гость. Каждое его движение было мягким, отточенным. — Антон Павлович Вебер.

— Очень приятно… — ответил я.

— Не было бы так приятно, если бы знал кто это такой, — сквозь зубы процедил Бартынов.

— И кто же? — напрямую спросил я.

— Вебер — лучший друг Герцена-старшего, — ответил Бартынов и сверкнул на гостя глазами.

Вебер… мне эта фамилия показалась знакомой.

Я присмотрелся к гостью. Лицо тоже было смутно знакомо. Я уже его раньше где-то видел? Только где? Не помню.

— Верно, — кивнул Антон Павлович, держась гордо, невозмутимо. — Вы все верно сказали, господин Бартынов. Только забыли добавить одно очень важное слово. Оно все меняет в корне.

— Какое еще слово? — не понял тот.

— «Был». Я был лучшим другом Герцена-старшего. Согласитесь, это слово очень много переиначивает в ваше фразе.

— Был? — усмехнулся Бартынов. — И вы думаете, мы вам поверим? Убирайтесь отсюда, пока я вас собственными руками не вышвырнул! Посмели явиться сюда, да еще и нагло врете!

— Не вру, — возразил Вебер. — Это действительно так. Я больше не являюсь другом Герцена. Мало того — он мой заклятый враг.

— Даже так? — усмехнулся Бартынов.

— Я понимаю, что это сейчас выглядит малоубедительным, но это действительно так.

— Верно говорите, — кивнул Бартынов. — Малоубедительным — это мягко сказано. На самом деле все выглядит весьма понятно — вы хотите в шпионов поиграть. Только внедряетесь в логово врага как-то по-детски: те мне не друзья, я буду теперь с вами дружить. А мы такие взяли и поверили вам. Что за детский сад?