Судя по всему, нападающие делали точно так же: их стало заметно меньше и часть отошла очень далеко в лес, чтоб их не достали наши пушки. Другие продолжали штурмовать нас, гибнуть и убивать.

Потому поле боя пусть и выглядело уже поменьше, но точно не тише. Выстрелы гремели, лязг мечей и брони был доносились отовсюду, крики умирающих и раненых, кричалки для поднятия духа, команды — всё осталось. Но выглядело это как декорации, как бурная деятельность, которая была призвана спрятать реальность — крепость осталась неприступной.

Сейчас, с наступлением темноты, я стоял в подвалах ратуши, где лежало несколько тел. Большинство тел лежали прямо на улице на местах, где их убили, если другие не успели их унести. Но тех, кого унесли, лежали или на улице под падающим снегом, или здесь.

Я склонился над рыжей шевелюрой, которая сразу бросалась своей яркостью в этом тёмном, пропитанном тоской месте. Но здесь было и очень спокойно, что действовало подобно бальзаму на душу. Никакой стрельбы, никаких смертей, лишь те, кто обрёл покой, пусть и не по своей воле.

Я вернул цепочку Рубеке на шею. Сколько помню, она всегда носила её при себе — или на шее, или как браслет, на запястье руки. Видимо подарок семьи, из который мы похитили рыжую. Она ни разу не виделась с ними с того момента, а они так и не узнают, куда пропала их дочь и что с ней случилось.

— Сочувствую, — сказал строгий и спокойный голос за моей спиной, по которому я мог опознать Констанцию.

— Да, спасибо… хотя я не могу сказать, что сильно грущу.

— Тебе плевать?

— Скорее… просто грустно, — пожал я плечами. — Она была со мной с самого начала, постоянно спасала, и вот так окончила свою жизнь. Мне просто грустно и немного больно на душе.

— Но не так, как если бы погиб кто-то более близкий.

— Верно.

Констанция довольно точно описала мои чувства: мне очень жаль Рубеку, но я знаю, что может быть и ещё больнее от утраты, чем сейчас. Просто знать человека, присматривать за ним, жить с ним и так далее, а потом раз, и он гибнет на твоих глазах… Жизнь — жестокая и беспощадная штука, не знающая жалости. Хуже неё могу быть только я, из-за кого и гибнут эти люди.

— Как там дела на стене? — сменил я тему.

— Такой бурной деятельности я ещё не видела. Они особо не атакуют, хотя и не сидят на месте.

— Вынуждают нас действовать в ответ.

— Верно. И это утомляет, — поморщилась она. — Я оставила управление пока на старшего офицера. Если что, нас вызовут. Идём, надо поесть, пока существует такая возможность.

— Не пугай меня своей заботой, Констанция. В последний раз, когда ты была ко мне добра, ты хотела меня изнасиловать.

— Ты до сих пор помнишь тот цветок? — поморщилась Констанция, когда мы начали подниматься наверх.

— А потом ещё и совратила.

— Совратила, — фыркнула она. — Скажешь мне тоже…

— Я был девственником до тебя.

Вот тут она обернулась и внимательно посмотрела на меня, продолжая идти дальше.

— Шутишь? — а потом добавила. — Не шутишь…

— Естественно не шучу. Ты прямо моя первая женщина, гордись собой, — подмигнул я ей. — Была первой у меня.

— Было бы чем гордиться, — поморщилась она.

Сверху царил относительный порядок. Везде суетились люди: таскали продукты, готовили кушать для солдат. Главный зал ратуши превратился в большую кухню, где трудился десяток-другой человек. Здесь же за столом разместились люди (ну почти люди) более-менее высокого ранга, которые с какими-то угрюмыми, недовольными лицами ужинали.

— Ладно, иди тогда хавать, я пока с поместьем свяжусь.

— С той беременной? — недовольно поинтересовалась Констанция.

— Остынь, ты когда-то тоже была беременной. И смотри, какое чудо родилось, — улыбнулся я.

— Жалко только, что мозгами в тебя, — вздохнула она и направилась к обеденному столу.

Ага-ага, мозгами в меня. Вот это уже довольно спорный вопрос, так как я не раз замечал, что наша Фемия тупит под стать своей матери.

Я поднялся на второй этаж, где располагалась комната Эви и Констанции и где, соответственно, стояло зеркало. Их покои находились с обратной стороны от места штурма, так что можно было не волноваться, что сюда закинут что-нибудь катапультой и разнесут наше средство связи.

После нескольких стуков из зеркала ко мне выглянула милашка Кстарн.

— Привет, Кстарн, я к… — начал было я, но едва произнёс несколько слов, как сразу нахмурился, понимая, что что-то неладно. — Что случилось?

Кстарн, которая обычно была спокойной, сейчас пыталась натянуть улыбку, чтоб спрятать своё напряжение. Она была из тех, кто обычно много волнуется и всего боится, но сейчас на её лице был не страх, а именно напряжение, словно что-то сейчас тревожило абсолютно всех. А это как бы говорило, что на домашнем фронте ну пиздец как всё несладко.

— Я… позову госпожу Клирию, — быстро сказала она и скрылась из виду, оставив меня с неприятным чувством предвкушения какого-нибудь говна, которое свалилось на голову.

Через несколько минут сладких и неприятных до боли в жопе ожиданий из зеркала на меня смотрела круглая Клирия, которая практически сразу перешла к делу. Никаких улыбок и ласковых слов, она тут же официальным спокойным, но полным её чёрной ауры голосом принялась отчитываться.

— Мой господин, у нас проблемы.

Блять, естественно, что проблемы, раз ты тут!

— Да я уже это понял по натянутой улыбке Кстарн и тому, что она сразу притащила тебя. Так что случилось, кто сдох, кого убили, что просрали?

— Не убили. Пропали, мой господин. Ваша дочь Фемия и её будущий муж Фиалка.

Констанция.

Она была главной проблемой, которую мне предстояло решить. После того, как сам приду в себя.

Новость о том, что пропала моя дочь… я бы сказал, что не самая приятная.

Пиздец, какая неприятная.

Из-за неё я несколько секунд стоял в ступоре, после чего попросил ещё раз повторить всё сказанное на всякий случай.

Какая бы разница в возрасте у нас сейчас не была, и как бы долго я её не видел, однако она была моей дочерью и волнение за неё было соответствующим. Может не таким сильным, как если бы я всю жизнь провёл с ней, но оно было. И пока мне удавалось ещё держать себя в руках несмотря на то, что пальцы нервно подрагивали, а желание выйти на стену и всех убить, порвать и сожрать стучало в висках, пытаясь перекрыть здравый смысл.

Но я удержался. С трудом, но удержался, чтоб не сорваться, иначе это было бы GG. Наваждение сдалось и отпустило, просто растворившись.

Фемия пропала. Эта глупая девка просто пропала из поместья. Была выкрадена каким-то уебаном или уебанами.

И сейчас этот страх за её жизнь заставлял моё сердце ебашить по-чёрному, а сознание превратилось в очень тонкую нитку, пропускающую по одной мысли за раз.

Как?

Не было ничего кроме страха, что могло произойти что-то непоправимое. И единственный вопрос — как? Мы же были осторожны…

Как?

Он крутился в моей голове на протяжении нескольких минут, прежде чем я смог взять себя в руки. Потому что… потому что пока всё в порядке.

Да-да, всё пока в порядке. В порядке…

Мне потребовалось время, чтоб запихнуть эту мысль в мозг и как-нибудь обосновать её.

Да, с Фемией всё пока в порядке. Надо взять себя в руки и посудить с логической точки зрения. Она моя дочь, но если я сейчас буду хуйнёй страдать, то и её не спасу, и других обреку на смерть, если не начну действовать.

Насколько я понял со слов Клирии, Фиалка и Фемия гуляли на территории поместья, и обнаружили их пропажу после того, как убили стражу: четырёх стражников, две из которых были девушками. То есть кто-то пробрался, перебил охрану и утащил их с собой. Дальше не сунулся, то ли боясь спалить себя, то ли имея конкретную цель — вытащить из поместья будущих королеву и короля.

Давай, приходи в себя, Фемия жива, а значит надо теперь позаботиться о тех, кому до сих пор ещё грозит опасность. То есть всем остальным. Её похищение было только верхушкой всех проблем, которые обрушились на нас. Наше поместье перестало быть безопасным.