Тот с рёвом наконец смог дотянуться и схватить противника, после чего сдёрнул со своей спины, швырнув его через голову в дерево. Однако чёрный будто и не заметил этого. Он с безумной яростью тут же бросился вновь в атаку.

Коричневый попытался ударить, но второй в последний момент резко присел, проскользив под лапой на коленях, и вспорол ему живот. Оказался со спины и, когда коричневый развернулся ударил по морде с правой, с левой стороны бросился с зубами, вцепившись ему в плечо.

Тот с рёвом вгрызся в него, и они начали ворочаться, рычать и реветь, разрывая друг друга. Чёрный вскакивал и, словно волны на скалу, набрасывался на коричневого. И пусть тот был больше, чёрный был быстрее и будто безумнее. И он не нападал бездумно: он выламывал руки, бил по глазам, кусал за суставы, валил коричневого, как лев валит большого буйвола.

Уже на безопасной высоте Росси наблюдал за дракой, которая разыгралась между двумя вервольфами, радуясь, что они заняты друг другом.

Удар, удар, удар, отступление, удар, удар, удар, отступление.

Черный атаковал коричневого раз за разом, нападал, следуя не только инстинктам и слепой ненависти, но и чему-то внутри, что подсказывало ему, как охотнику, как атаковать.

Мысли были цикличны и просты — охота, враги, еда, желание уничтожить противника, показать, кто здесь сильный. Простейшие инстинкты вытеснили абсолютно всё.

Но, глядя именно на этого вервольфа, чёрный чувствовал ярость, ненависть. Он физически ощущал потребность разорвать его на части. Этот запах он мог узнать из тысяч, из миллионов и был готов преследовать этот запах, пока не умрёт сам или не убьёт его хозяина. Он не мог вспомнить, откуда знает его, но это было и не важно — запах вызывал у него ярость, безумную, которая заполняет каждую клетку его тела и не даёт мыслить ни о чём другом. И если он его убьёт, ему станет легче.

Коричневый был быстр, был силён, но не был умелым охотником. Чёрный чувствовал это, видел слабость и старался не подставляться. Пропустил, удар, крутанулся, сбил с ног, напал, откусил кусок, отпрыгнул. Набросился со стороны, обманный манёвр, и когти рвут шкуру.

И нет, он не хотел его убить быстро.

Чёрный нападал раз за разом, не пытаясь нанести один контрольный удар. Вот проскользнул под лапой, после чего ударом сломал локоть, согнув его в обратную стороны. Отпрыгнул, порвал шкуру на груди, отпрыгнул, откусил кусок губы, отпрыгнул, ударил по морде.

Коричневый, бодрый до этого, сдавал позиции. Сильный и быстрый до этого, сейчас он не поспевал за противником, потому что просто плохо дрался. А когда поспевал, тот уворачивался или защищался боком. Отступал и вновь нападал, дербаня его, казалось, со всех сторон.

В последней попытке коричневый набросился на чёрного, поймав момент, и повалил на землю, но дотянуться не мог — чёрный держал его лапами за шею, не давая приблизиться. А потом сам неожиданно подался вперёд и укусил за нос. Коричневый взвыл, отпрыгнул, а чёрный ринулся следом, запрыгнул вновь, и начал вгрызаться в него.

И, когда сил не осталось, когда коричневый рухнул, тяжело дыша и истекая кровью, а регенерация просто не справлялась, чёрный встал над ним на задние лапы, как победитель, и завыл. От этого воя кровь стыла в жилах, животные бросались наутёк и забивались в свои норы, а люди на корабле, который уже успел улететь достаточно, заслышав его, поблагодарили солнце, что сейчас не на земле.

А потом он набросился на ещё живого выдохшегося врага и начал съедать его живьём.

Зачем? Где-то на краю искорёженного сознания зверь знал — за кровь заплачено кровью. Вскоре от коричневого вервольфа не осталось ничего, кроме шкуры и костей, тех, которых он не смог перегрызть.

— …и-и-и вот, — закончил Диор, хлопнув в ладоши.

Теперь он не выглядел весёлым: от привычной улыбки остались лишь слегка приподнятые уголки губ. И всё из-за личности, что сидела перед ним и даже после всего пережитого слегка его пугала.

Энна Бранье, мать рода Бранье, крупных размеров женщина, не лишённая красоты и женственности, сидела в кресле напротив стола Зарона, который сейчас занимал старший из сыновей, и, прикрыв глаза, медленно потирала переносицу.

Она думала, много думала, её мысли были как ураган и перепрыгивали с одной на другую. Ситуация… вышла скверной. Настолько, что даже ей пришлось при всём при этом вернуться. И единственный вопрос, который её волновал, был:

— Почему. Так. Поздно.

— Ну… — Диор явно не хотел отвечать. — Ты должна понимать, мам, что…

— Я. Задала. Вопрос, — по словам сказала она, буквально отчеканила. — Почему так поздно?

— Не было времени, — кратко ответил Диор.

— Не было времени? — в первый раз за время всего разговора она подняла взгляд. — У тебя не нашлось времени сообщить мне об этом? Твой брат обратился, а ты не нашёл времени?

— Ну и я не думал, что всё так обернётся, — добавил он скромно.

— Не думал? Не думал?! А ты вообще о чём-нибудь думал, идиот?! ЭТО ЖЕ ТВОЙ БРАТ! ТЫ ВООБЩЕ ЗАДУМЫВАЛСЯ О ТОМ, ЧТО ПРОИСХОДИТ?!

Голос Эммы заставлял звенеть стекло. Её когти воткнулись в дерево, выдавливая из него щепки, а пальцы сжали подлокотники кресла так, что те застонали. В глазах заиграл недобрый огонёк, дикий, нечеловеческий, который заставил Диора слегка напрячься. Да, это его мать, но когда она проявляла свою звериную натуру, он всегда напрягался. Мало ли что взбредёт в её голову.

Но она быстро взяла себя в руки. Характер характером, особенно когда он сдобрен звериной кровью, но умение себя держать в руках тоже никто не отменял. Поэтому, сделав глубокий вдох, она расслабилась.

— Ты дурак, Диор. Каким бы ты ни был умным, всё равно остаёшься дураком.

— Никто не знал, — развёл он руками. — Тэйлон давно прошёл тот период, когда он мог обратиться в вервольфа. Даже ты так думала, верно?

— А догадаться, что в нём кровь вервольфа до сих пор течёт, было невозможно? — язвительно спросила она. — Что достаточно порой толчка, чтобы всё пошло-поехало?! Да как ты вообще додумался его туда отправить, в волчье логово?!

— Ну он же уже не ребёнок, — спокойно отозвался Диор. — Да и кто знал, что он дикий? Столько лет прошло, а у него даже намёка не было на дикого! Да и даже так, ладно, обратился. Блин, да какова вероятность, что он останется вервольфом? Да все обращаются обратно рано или поздно, а не кошмарят окрестности!

— Да все это знают! Ты совсем ничего не понимаешь?! Даже Сильвию в первые разы всегда выгуливали, чтобы она чего доброго ни на кого не напала, покуда не привыкла! И не ты ли выл, когда она тебя покусала?!

— Да мне сколько лет было?!

— Сколько лет было, — передразнила его Энна. — Я тебе потом ещё и сопли вытирала, от отца защищала, который кричал, чтобы ты был мужчиной!

— Да я ребёнком, блин, был!

— Мамочка, меня Сильвия покусала, — со злой усмешкой передразнила его Энна. — А здесь мой Тэйлон вообще один остался! Сам по себе! В окружении облезлых шавок! Защищал честь своего рода! За всеми следили, Диор! Всех контролировали! Даже тебя! Мочился под каждым кустом!

— Да всё, всё! Хватит, мам!

— Стыдно?! А Тэйлон вообще один остался! И где?! На поле боя?! Где кровь и смерть, а его пытаются убить?! Да именно поэтому вас, щенят, выгуливают в лесочке, чтобы вы обернулись обратно и ничего вас не удерживало в облике оборотня!

— Тэйлон тормоз просто. Надо было раньше обращаться.

— Диор. Ты сейчас доиграешься, и я не посмотрю на твой возраст и высеку. Ты меня понял?

А ведь она могла. Диор точно знал, что могла.

Но Энна, уже пристав над креслом, села обратно, устало вздохнув.

— Колира!

На её зов в кабинет тут же влетела служанка, будто только и ждала, когда её позовут. В услужливом поклоне она склонилась перед Энной.

— Чая, милая, — устало вздохнула она.