Я отпустил и тут же в засос поцеловал её. Это мерзко. Это жутко.

Это прикольно! Особенно когда они оказались у меня во рту и начали там шерудить. И вкус леса. Серьёзно, словно арахны полностью пропитаны травами. И когда мой язык был у неё во рту, её маленькие жвала забавно его трогали, дёргали и гладили. А сама арахна словно соску сосала.

А сиськи… блин, просто мешки с жиром. Они были просто огромны и полностью заполнены. Обожаю. Вообще, я любые обожаю, потому и эти меня радовали. Я буквально тонул в них, позволил себе просто окунуться в них лицом, чувствуя запредельную мягкость. Я просто повалил Приалишшинь на спину к верху брюхом и лёг сверху, нежась в сиськах, пока она мне дрочила и гладила меня своими короткими передними лапками с ворсинками.

Я обнимал её снаряды, укрывал себя, лизал их, мял, кусал, тыкался в них лицом, оттягивал ей соски, отчего она немного шипела, трахал их, и постоянно дёргал. В такие большие… у меня фантазии слишком мало, чтоб с ними сделать всё, что только можно. А они ещё такие свободные, просто бери в руки спокойно. Короче я мял, как только мог. И соски, большие, как ниппели, с которыми я от души игрался.

А потом я выяснил, что арахна не может сама перевернуться на ноги, если полностью лежит на спине.

И тут я понял, что это всё моё.

Потому я её ебал и в рот, и в её детородный орган (я не знаю, как назвать, человеческие названия здесь явно не подходят). Она буквально помирала от оргазмов, дёргая лапками и не в силах что-либо сделать. А потом я ещё и до её паутинных желёз дошёл. Всё вылизал, и промял, отчего она пищала в подушку. А на бис я умудрился трахнуть её и туда.

Мой девиз — если есть дырка, то туда можно присунуть!

И я присунул. Было очень туго, даже с обильной слюной. А Приалишшинь так вообще дёргала своими лапками и причитала, что она умрёт, хотя остановиться не просила. Её железы, словно соски, очень медленно и с трудом раздвигались, когда я запихивал туда член. Я даже боялся, что они могут лопнуть.

Но миллиметр за миллиметром, они натянулись, и я смог вогнать в один из этих сосков свой член. Было… очень и очень туго и липко. А бедная паучиха рвала на себе волосы, стонала, дёргала лапками и кричала в подушку. И если ей и было больно, то она явно кайфовала от этого. А потом я её выебал и туда. Хорошенько выебал, от чего Приалишшинь была не в себе.

Я ещё долго нежно водил пальцами, полировал ртом и мял руками ей эти железы просто даже потому, что мне самому вкатывала. А Приалишшинь лежала к верху брюшком, едва согнув перед собой лапки, словно мёртвый паук, мня себе сиськи и не прекращая стонать:

— О боги… о боги… о боги… господин… молю… не останавливайтесь… трахните меня-с туда-с, лижите, мните… только аккуратно…

И знаете, делал я это добровольно. Во-первых, мне нравился вкус трав, действительно нравился, во-вторых, мне нравилось то, что они такие нежные и их приятно сосать и лизать в прямом смысле этого слова. В-третьих, все несогласные идут нахуй. Пусть сначала трахнут арахну, а потом говорят своё «фи». Меня же всё устраивает.

Я ещё потом поползал по ней, потёрся телом о её ворсистое брюшко и лапки, позволил себя объять паучьими конечностями, трахал её в рот и просто так обнимал. Потом помог перевернуться обратно на лапки, хоть они её практически и не держали. Поползал по ней сверху, по спинке брюшка. Жёсткий хитиновый панцирь, и ворсистый кстати говоря, хотя на ощупь прикольно. Я даже оседлал её, схватив за сиськи и дёргая за них как за уздечку.

Я ебал Приалишшинь во все дырки, даже паучьи железы обе смог оприходовать, буквально овладел каждым сантиметром. Ебал её рукой, и всем, чем только мог, иногда плавал в её сиськах или же она сама буквально придавливала ими меня, прося пососать их как ребёночка. Вжимала меня вы них и просто грела. А когда я уже довольно выдохшийся лежал на кровати, она мне сосала.

После этого она собственноручно сделала для нас кокон из паутины. Я был не против такой необычной ночёвки, потому залез в него вместе с ней туда. В этом коконе было очень жарко и душно, я сразу стал мокрым, как и Приалишшинь. Она же буквально вжала меня в свою грудь, и я уснул буквально окружённый живым мягким горячим и мокрым телом. Уснул в сиськах, даже несмотря на то, что тут было дышать нечем. Кстати, пот у арахн пахнет тоже лесом и травами, причём очень сильно.

На утро, проснувшись весь мокрый в объятиях сисек и самой Приалишшинь, я позволил себе вольность пососать грудь, отчего их хозяйка проснулась и буквально засосала меня.

Оба мокрые мы очень быстро ранним утром перебрались в баню, где Приалишшинь попросила сделать меня ей приятное.

— Вы-с один из немногих, кто-с видит меня сексуальной. Я-с никогда так не была счастлива. Может… вы-с хотите сегодня утром ещё немного… продолжить.

— Что именно? — спросил я, обливая себя водой.

— Ну-с… — она, стесняясь, развернулась ко мне задом показав паутинные железы. — Я-с… извиняюсь, если это-с оскорбительно, но вам-с же понравилось. Как и мне-с. Нескоро мне-с светит встретить того-с, кто-с сможет меня-с так же порадовать. Поэтому… может вы-с хотите сегодня утром меня-с?

А почему бы и да?

Я позволил себе задержаться в бане и полизать ей их, нежно пососать и погладить, отчего она буквально млела. Я делал это очень нежно и аккуратно, чтоб последний раз её действительно порадовал. И учитывая то, что она обмочилась, валяясь на полу и щёлкая по дереву лапками, у меня это получилось. Ну а раз мы уже начали, я прошёлся полностью и по всему телу, выебав каждую дырку в ней, и Приалишшинь была не против побыть моей игрушкой. Или же её игрушкой был я, маленькой игрушкой, которая трахает её.

Меня даже эта мысль заводит. После этого она ещё очень долго мыла меня, уделив внимание моему достоинству, особенно своим ртом, не забыв про мошонку. А под конец я просто сидел в её объятиях, радуясь счастью, которое мне привалило.

— Спасибо, господин, — прошептала она. — Вы-с чудо с небес для нас-с. Я-с очень счастлива несмотря на то, что-с произошло…

— Да, мне тоже приятно, — я приподнял голову и поцеловал её с засосом. — Ты очень классная. Жаль, что люди не понимают арахн.

— Спасибо за тёплые слова, господин.

— Да не за что. И раз сидим… Давай-ка брюшком к верху. Потрахаемся ещё, раз время есть.

Приалишшинь одарила меня счастливой улыбкой, с радостью приняв моё предложение и нужную позу. Ведь, в конце концов, всем нравится быть желанными, а не запасным аэродромом.

— Благодарю вас-с, господин, дальше мы-с справимся сами-с, — слегка поклонилась мне Приалишшинь, одарив счастливой улыбкой, когда мы отошли от деревни. Едва ли не порхает от счастья. Эта ночь ей запомнится надолго.

— Да, тебе тоже спасибо.

— Нет-с-нет-с, я-с вас-с благодарю.

— Окей, — кивнул я, одарив её тёплой дружелюбной улыбкой. — Спасибо за гостеприимство и за то, что обогрела и порадовала ночью.

— Кто-с кого-с ещё радовал, мой-с господин, — улыбнулась она.

— Можно тогда я тебя за сиськи пощупаю? Вряд ли в ближайшее время будет возможность. Придётся спасать и убивать.

— Да-с, мой господин, — улыбнулась она, после чего просто оттянула платье, позволив её дойкам вывалиться самим наружу.

Большие, оттянутые вниз титьки. Я с удовольствием уткнулся в них лицом, наслаждаясь нежностью и мягкостью, при этом мня в ладонью и теребя соски. Даже приложился от души к одному, после чего потянул за них, заставляя Приалишшинь наклониться ко мне, и поцеловал в губы. Почувствовал её длинные жвала во рту у себя и то, как у неё во рту уже маленькие жвала теребят мой язык, как тереблю я её соски сейчас. Простояли так минуту, после чего ещё раз на минуту уткнулся в грудь ей.

— Спасибо, — горячо поблагодарил я её. — Ваш род не пауки или кто-либо ещё — вы лесные ткачихи. Милые и добрые лесные ткачихи. И от вас пахнет чистотой леса.

— Спасибо, — разулыбалась она, запихивая свои снаряды обратно в платье. — Вам-с всегда мы-с будем рады. Знайте, мы-с, арахны, маленький народец, потому о вас-с все-с знают. И будут знать, что-с вы-с сделали для нас-с. И мы-с всегда будем рады, если вы-с придёте к нам-с.