Теперь, когда я уже привык быть нормальным и уравновешенным, такая хуйня, вылезшая изнутри и являющаяся такой же неотъемлемой частью моего «Я» словно делит меня теперь пополам.

С одной стороны, я садист и любитель делать больно, с другой — в принципе более-менее нормальный человек со своими заскоками. И эти две хуйни конфликтуют внутри меня. Можно на фоне этого жизнерадостного пиздеца появляется и такая агрессия.

— Держи, — протянул я ей последний пузырёк с жиськой, как я её называю.

После этого достал кинжал, медленно отрезал одну часть стрелы и вытащил за наконечник с другой стороны. Хорошо, что ногу пробило насквозь, вытаскивать легче. Да и кость вроде как не задета. Потом я залил всю рану водкой и забинтовал. Вроде как всё, красная хрень даст иммунитет и по идее заражение должно как бы пройти мимо.

— Готово… — я отряхнул руки.

— Ага, спасибо конечно… но было бы неплохо, если бы ты не стрелял в меня больше.

— Не провоци-и-и-ируй… больше… — пропыхтел я. Ох… и ведёт же меня…

Вставая и слегка покачиваясь, я направился в сторону реки, ориентируясь по шуму.

— Ты куда? — спросила Дара, провожая меня взглядом.

— Умыться… надо… — пробормотал я. — А то чот… несёт нехило.

Да… речь тоже так себе стала… Зато как спокойно! Как тихо, как ярко, как красиво! Никаких галлюцинаций или бредовых видений! Ради такого стоит жить. Хотя, признаться честно, я не рад, что попробовал наркоту. Нет, это прикольно, но жопой чую, как эффект закончится, сразу появится желание ещё раз принять, чтоб убрать всю хуйню. А потом ещё раз… и ещё…

Блин, уже хочу!

Какой же пиздец… С каждым разом только хуже… И жопа только глубже…

Река была… рекой. Правда удивительно? Хотя теперь у меня появилась некоторая боязнь воды, так как вдруг сейчас оттуда бегемот выйдет? Это пиздец будет! Хотя на бегемоте я ещё не катался.

— Хахахахахахахахаха…

Я истерично рассмеялся и лёг прямо на берегу, раскинув руки. Ох… заебись… Ни голосов, ни гномиков, не этого мёртвого уёбка, ни матери. Я наконец один, жаль что только до конца действия этой хуйни.

Пока я лежал и смотрел на небо, которое плавно сменяло свой цвет на более розоватые тона, рядом заскрипел песок.

— Мэйн, ты как?

О, заслали парламентёра! Мэри, девочка моя, хули ты нарушаешь мой покой, когда он мне так нужен? Проявите уважение! Хотя я подозреваю, что она уже его проявила и долго стояла там до того, как выдала себя.

— Чего тебе, Мэри?

— Ну… Меня послали узнать, как ты. Просто в последнее время ты ведёшь себя подозрительно странно, — она умолкла на мгновение, после чего уже не так уверено добавила. — Это началось после твоего недельного отсутствия. С тобой что-то… случилось? Тебя изнасиловали бритоногие медведи?

Я аж сел и окосел.

— Чего? И такие существуют!? — ужаснулся я.

— Ну… я слышала о них. Часть водится в лесах на юго-западе. Часть в горах здесь. Иногда они спускаются сюда… пошалить.

— И… как они шалят? — решил я уточнить.

— Рушат постройки, грабят дома… насилуют дровосеков.

Какой ужас. Я сразу вспомнил стишок: «В лесу раздавался топор дровосека, он им отбивался от гомосека. Но силы иссякли, упал дровосек. Над ним, ухмыляясь, ходил гомосек».

Помянем дровосека и запомним, что неведомым образом детский глупый стишок в том мире является довольно неприятной реальностью здесь, которая может обрушиться на мою нежную и неподготовленную жопу.

— Ладно, парламентёр…

— Кто?

— Не бери в голову. Кто тебя послал? Дара? Лиа?

— Э-э-э… Лиа, — нехотя ответила она.

Лиа значит. Послала ко мне. Такая забота, которая не свойственна для неё. Что это значит? А то, что она спровадила лишние уши и теперь давит на Дару, пытаясь выяснить, кто я, пока рядом меня нет. Видимо почувствовала беспокойство за свою задницу и теперь хочет понять, с кем имеет дело.

Стоит ли ей знать правду? Не знаю, зависит от того, насколько я могу доверять ей. Дара то ясно, но Лиа? Конечно, она с нами прошла уже многое, что как бы говорит о её преданности, но мы то знаем правду. Сегодня предан, завтра нет. И раскрытие карт может как укрепить нашу команду, так и закопать её до основания. Сейчас бы варианты действий не помешали.

— Ладно, пойдём к ним обратно, пока не стемнело, — нехотя начал вставать я.

Эх просрал такой момент… Так было спокойно, пока не припёрлась Мэри. А теперь, зная правду, я просто не могу закрыть на это глаза. Пришлось пробираться обратно, стараясь удержать равновесие, так как кажется наркотик в организме дошёл до самого пика и теперь меня плющит. И плющит забавно, всё качает, всё несётся, всё бросается в глаза, но в тоже время нет ни желания смеяться, ни желания плакать… эмоции отпали все.

Как и чувство самосохранения. Ох… не к добру это…

И что я увидел, когда вернулся обратно в лагерь? Естественно то, что и ожидал — Лиа уже придавила Дару к земле, одну руку запустив ей в штаны, а другой держа за шею. И стал невольным свидетелем её вопроса.

— Ну же, Дара, детка, кто он такой? — спросила она милым, добрым и очень томным голоском.

— Может меня об этом спросишь? — поинтересовался я.

Лиа медленно повернула голову в мою сторону с застывшей улыбкой, словно боялась увидеть источник голоса. Ну хоть боится и то хорошо. Я сделал шаг в её сторону, а Лиа, в свою очередь, быстро встала на ноги, словно кошка, которая готова бросится на меня… или от меня.

Её лицо было напряжено так, что даже улыбки не было.

— Ну так что, спросишь или… будешь жаться здесь?

Она сглотнула, словно готовилась прыгнуть в пропасть и спросила. От напряжения её голос был каким-то писклявым.

— Мэйн, кто ты такой? Или… что ты такое?

Кажется, мой рот растянулся в очень нехорошей улыбке.

Что такое быть грязной? Что другие понимают под этим? Да и вообще, что они знают об этом?

Когда я была мелкой, мне в первый раз показали, какого быть взрослой, давать и брать. Мне было тогда всего-то одиннадцать. Неприятный опыт, хоть я, к счастью, его и не помню. Помню, что было мерзко, больно и страшно.

Маме повезло не так сильно, как мне, если такое можно назвать везением. Трахнули и отдали солдатам. А те звери, война только шла и здесь шли пусть и не ожесточённые, но довольно агрессивные войны. Именно в этот район посылали много героев из-за обилия оборотней, которые здесь концентрировались.

Поэтому не надо говорить, как пришлось ей, когда несколько сотен уставших солдат получили её и ещё нескольких баб как игрушки. Тогда я и видела её в последний раз. Меня же поимели, всё порвали, да и толкнули на дорогу, где меня подобрали…

Кто?

Герои! Вот так ирония судьбы. Подобрали, привели в город и вручили бате. Он не был идиотом, хотя иногда я именно так и считала. Понял, через что я прошла, особенно когда сидеть не могла, а ходила, только растопырив в разные стороны ноги, словно инвалидка (кто бы мог подумать, что такой способ перемещения я буду ещё не раз использовать).

Время шло, город рос и был… ну не самым прекрасным местом в стране. Особенно я это понимала, когда несколько раз меня изнасиловали путники, проходившие через город. В городе нашем изнасилования были такой же обыденностью, как и воровство с пьянками. Дальний город на границе, что с него взять? Стражи тогда было ещё меньше, чем гробовщиков.

Ну изнасиловали, ну и чёрт с ним. Женщины повздыхают, вернут юбку на место да пойдут дальше. Это было практически нормой в городе. К этой норме пришла и я, стараясь воспринимать это как телесный контакт, не принимая близко к сердцу. Наверное, каждая была изнасилована в то непростое время хоть раз.

Отец жил, мечтал, что сможет отомстить, строил планы, пытался отомстить путникам, что изнасиловали тогда меня.

Жизнь прекрасна!

В пятнадцать я поняла, что от этого можно получать удовольствие. Просто случайная встреча, просто интересный разговор, просто отвёл, просто нежно обнял и пошло дело. И я поняла, что не так уж это и плохо. Я вообще быстро привыкала ко всему. А когда этого не было… я поняла, что сама хочу этого. Ходила по подворотням и получала между булок, но естественно добровольно.