Ниже стояла золотая печать и подпись, как я понимаю, короля.
— Это новый вариант, — кивнул на лист Диор. — Сейчас всех регистрируют по номерам, чтобы быстрее было искать. Считай, пометили каждого. Многих это раздражает, что благородный род помечают цифрой, как какой-то предмет.
Прямо как корпорации и торговые соединения в других мирах. Если так подумать, то род не сильно-то от них и отличался: тоже является сосредоточением многих предприятий, тоже направлен на получение выгоды. И даже имеет свои небольшие вооружённые силы, что защищают их территории и интересы. Действительно, почти как корпорации и считай сейчас война корпораций у них между собой на фоне ослабевающего государства. А в Эйрии корпорации так и вовсе правят всей страной.
— А как старый выглядит вариант? — спросил я.
В ответ он протянул мне конкретный пергамент. В отличие от прошлого, напечатанного явно на станке, этот был сделан вручную. Красивый прописной почерк красными чернилами, печать на смоле, красивая роспись.
Язык письма был явно древнее, чем тот, на котором они разговаривали, из-за чего я был просто не в силах прочитать написанное.
— Это, можно сказать, исторический документ. Пока он есть — любой не слишком дальний родственник может продолжить род, даже если мы все погибнем.
— Не слишком дальний, это…
— Например, наша старшая сестра, которая уже не в роду. Короче, от нашего поколения все братья и сёстры, что выйдут из рода.
— Двоюродные?
— Уже не котируются. А вот их родители, братья и сёстры наших родителей — да. Двоюродных, конечно, можно приплести, но много мороки и всё будет зависеть от короля и суда. Троюродные точно мимо.
— Значит, по сути, сейчас только братья и сёстры отца и мы?
— Ага. А учитывая, что отец наш — единственный ребёнок, то и того меньше по сути, — усмехнулся Диор.
Глава 116
Самые дорогие реликвии хранились, как я и предполагал, в Айсэрена Монтаро — алтаре, куда меня однажды привела мать, чтобы проверить меня на родство с родом Бранье.
Забавно, я её уже матерью зову…
Я подошёл к мавзолею, который будто собрали наспех из прямоугольных плохо вытесанных серых камней, остановившись прямо перед каменной дверью. Что там мать говорила?
— Предки, я пришёл у вас кое-что забрать. Пропустите меня.
Не сказать, что из меня прямо-таки лилось уважение, однако я старался сказать это с почтением, как и было положено. Если они умеют заглядывать в душу, ясное дело, что поймут, насколько мне плевать на них, но то ли им тоже плевать на моё мнение, то ли они заглядывать не умеют внутрь, но дверь медленно поползла в сторону.
Сейчас, когда на улице холодно, из открывшегося прохода потянуло вдвойне холодным воздухом, но всё так же затхлым и пропитанным сыростью. Я не был мерзляком, но мурашки от холода по коже пробежали, когда это дыхание подземелья коснулось лица.
Вспыхнули на стенах ближайшие факела, когда я вошёл внутрь. Спустившись вниз, я оказался в уже знакомой пещере, подсвеченной флуоресцентными грибами, в конце которой прямо в горной породе была выдолблена площадка с алтарём в центре.
К нему я и подошёл, обойдя по кругу. Здесь, с обратной стороны, прикрытая каменной плитой, находилась полость. В ней я и нашёл небольшой старый сундучок. Вытащил его, поставил на алтарь и открыл.
Внутри обнаружился старый пергамент, ещё более древний, чем тот, что показал мне тогда Диор, скрученный в трубку и обвязанный красной лентой. Совсем простой, без каких-либо украшений, золотых завитушек или рисунков. Словно просто взяли потёртый пергамент и прямо на нём быстро от руки написали что-то на древнем языке, после чего оставили несколько отпечатков пальцев. Предположу, что ставили их кровью, чтобы скрепить договор.
Наверное, самый первый документ, подтверждающий появление рода, а потом, уже с развитием королевства и технологий, появлялись всё более новые и новые. Однако самый первый, подтверждающий, насколько реально давно был создан род, остался.
Прикольно…
Я скрутил его и осторожно положил обратно, после чего вытащил какой-то золотой амулет. Покрутил его в руках и положил обратно. Здесь ещё были золотые монеты, но совсем древние на вид, какой-то кубок, который я покрутил в руках, пытаясь найти что-нибудь интересное на нём, и несколько безделушек типа кинжалов, отделанных золотом и камнями, зубов каких-то чудовищ и прочего дорогого хлама.
Ничего интересного…
Единственное, что привлекло моё внимание, когда я уже собирался закрыть сундук, круглый медальон.
Он был довольно большим. Я взвесил его на руке, прикинув, что если взять за цепочку и хорошенько раскрутить, можно вполне использовать как оружие, так как таким по башке получишь — точно станешь недееспособным на ближайшую минуту, если она вообще череп не проломит.
А ещё он открывался внутри, если нажать на кнопку в центре, что я и сделал.
Зачем? Просто потому, что мог и мне было интересно, что хранилось внутри потёртого старого украшения, сделанного из простого металла, что сильно выделялся на фоне других богатств. Только внутри, к сожалению, ничего и не оказалось.
Просто пусто. Там, где должна быть фотография, была просто небольшая выемка для чего-то. Странная хрень, если честно, о предназначении которой оставалось только догадываться, хотя она мне кое-что напоминала. Джонни, с тебя берёт кто-то пример.
Неожиданно я почувствовал лёгкое дуновение ветра и быстро обернулся, руками по привычке потянувшись к поясу, на котором ничего не было. Позади стоял призрак какой-то женщины всё в том же белом одеянии, которое по непонятной причине любили как живые, так и мёртвые.
Я нахмурился, но её мягкая улыбка на губах намекала, что мне можно не волноваться. Ко всему прочему, промозглая сырость мгновенно исчезла, уступив место теплу, которое было как в пещере, так разливалось и внутри.
— Что это? — спросил я, вытянув в руке медальон, но она лишь склонила голову вбок, всё так же с улыбкой глядя на меня.
Я несколько секунду думал, после чего обошёл алтарь и приложил к нему руки, взглянув на призрака. Стоило ладоням коснуться камня, как на душе стало неожиданно легко. Легко, тепло и беззаботно, будто всё, что было во мне, неожиданно исчезло, оставив лишь умиротворение…
Я отдёрнул руки, морщась. Ненавижу, когда у меня вот так лазят в душе. Даже если мне плохо, моё дерьмо — это моё дерьмо, и пока сам не попрошу помощи, лезть внутрь мне не надо.
Я вновь приложил руки к камню.
— Только без этих игр, — предупредил я призрака. — Не надо лезть туда, куда не просят.
«Бранье возмужал…» — коснулся нежный шёпот моего сознания. Нежнее, чем какой-либо другой голос, который я слышал, возможно, потому, что он был в моей голове и звучал так, как представлял себе я самый нежный шёпот.
— Я не Бранье, вам это известно, не так ли? — хмыкнул я.
В ответ меня коснулся тёплый воздух, и мне показалось, что меня будто обнимают со всех сторон. И пусть никого не было, неприятное чувство, будто я здесь не один, осталось.
— Что вы скрываете? — негромко спросил я. — Ещё в начале вы не выглядели ни удивлёнными, ни озадаченными. То есть моё появление не было для вас секретом. Что происходит?
Ни ответа, ни привета, ничего. Пусть на душе и становится теплее и спокойнее, я видел, что отвечать мне не собираются.
«Род хранит тех, кто хранит род, дорогой Тэйлон», — хор голосов прошёлся в моей голове.
— Не заметил вашей помощи.
«Правда откроется, когда настанет время…» — негромко сообщила женщина передо мной. — «Таков твой путь».
— Откуда вам знать, каков мой путь? — прищурился я, но правда довольно быстро дошла до меня. — Тэйлон приходил сюда, да? Он рассказал вам что-то? Чего хотел?
«Чего хотят люди?»
— Власти, денег, силы, мести?
Ради чего позвал меня Тэйлон? Защитить свой род, верно? То же самое сказало и божество тогда. Я не знаю, с чего вдруг оно прислушалось к желанию обычного парня: может её цели совпадали с его желаниями, а может он был настолько нужен ей, что она была готова пожертвовать мной?