Третья часть плана —расставить бомбы и похищение.

Четвёртая часть плана — прослушка и убийство.

И сейчас была третья часть плана.

Пожар был лучшим способом всё уничтожить за раз после артобстрела, ковровых бомбардировок, атомной бомбы, антиматериальной бомбы, кассетных зарядов, напалма... короче, не самый лучший способ, но подойдёт. Но для размещения бомб, которые устроят пожар, надо было поймать правильное время.

Поэтому я вновь прилип к часам.

Минута, две, пять, десять, двадцать, тридцать, пятьдесят…

Время.

Когда я отсчитал ровно час, у меня сердце ёкнуло от возбуждения.

Я подхватил инструменты и бомбы, после чего выскользнул через потайную дверь в спальне хозяев поместья. Из-за того, что здесь горел огонь, пришлось буквально кувырком выпрыгивать, чтобы не поджариться.

Кубарем прокатился по ковру, приземлился на колено и выхватил нож. Затаился, прислушиваясь, после чего тихо вышел за дверь.

Здесь было что-то типа гостиной личных покоев хозяев. Я быстро пересёк её и подошёл к двери, за которой был кабинет. Нехитрые манипуляции с замком, и скоро я уже был внутри. Снял вещь-мешок, который украл из раздевалки солдат, и начал быстро сбрасывать туда все документы, что только смог найти.

Я специально похищение всех документов оставил на потом. Стащи их раньше, и глава рода точно узнал бы о пропаже, а значит, и поднял бы тревогу, которая сорвала бы собрание. А сейчас, когда эта часть замка пустует, охрана с обслугой сосредоточена у зала собраний и зала совещаний, а здесь появится разве что жена, было просто идеальное время.

Только, к сожалению, сейф открыть я не смог. Пришлось плюнуть, так как время уже поджимало, а утащить его я был не в состоянии.

Сын должен быть сейчас на приёме и, возможно, будет на совете, куда притащит его отец, чтобы тот учился уму-разуму. Там я его и достану. Однако мать в это время должна будет подняться сюда, чтобы покормить грудничка. И сейчас было как раз время, когда она должна была вернуться…

Я быстро прошагал по коридору в комнату ребёнка и распахнул дверь.

Большая уютная комната, обставленная детской мебелью, игрушками и всем тем, к чему ребёнок даже прикоснуться не успеет, когда это станет ему не нужно. И там на одном из кресел сидела статная женщина в платье и с младенцем на руках, кормя его грудью.

На какое-то мгновение всё вокруг замерло, будто застывшее фото. Бывает так, увидишь что-то, и момент длится дольше, чем на самом деле. А бывает, что он и вовсе замирает, будто позволяет тебе разглядеть всё чуть лучше.

Картина, которую я видел, тоже заставила меня испытать это чувство.

Красивая женщина, любящая своего ребёнка, кормящая его, в красивом платье сидящая напротив окна. Волнистые каштановые волосы, спадающие на плечи, и взгляд, который неотрывно смотрит на ребёнка, полный той любви, которую не подделать деньгами. Материнская.

Если бы я умел хорошо рисовать, то точно бы запечатлел этот момент. Или бы сфоткал, так как в нём было что-то… хорошее. Что-то отстранённое от всего мира, словно собственный маленький мирок. Такой, каким он и должен был быть, если бы не человеческая суть.

Момент остановился… и пошёл дальше.

Женщина подняла голову, оторвав взгляд, и на её лице появилось удивление, через мгновение сменившееся пониманием. Какое-то горестное понимание происходящего. Ни злости, ни страха, лишь понимание. Возможно, она и хотела закричать, но я сюда пришёл с одной целью. В конечном итоге, меня таким и создали.

С порога, ни на мгновение не задумавшись, я метнул нож.

Женщина так и застыла на месте с ребёнком в руках. С раскрытым ртом она дёрнулась, когда нож воткнулся ей ровно в шею.

Несколько шагов, и я выхватил ребёнка из её рук до того, как его залило, после чего выдернул нож из шеи, позволяя ей захлебнуться собственной кровью. Развернулся и пошёл к двери, лишь на мгновение бросив взгляд назад, когда услышал грохот.

Женщина упала с кресла и потянулась к ребёнку со слезами на глазах, продолжая умирать. Я практически видел, как быстро тускнеют её мокрые глаза. Она открывала рот, хрипела, и я был уверен, что звала малыша по имени…

Я вышел из детской комнаты и сразу направился в другую, где спала двухлетняя девочка. Без каких-либо разговоров я отложил младенца, который и не думал плакать, сдёрнул с девочки одеяло и тут же засунул ей в рот кляп. Перевернул на живот и связал руки с ногами, после чего накинул повязку на глаза. Сонная девочка начала двигаться, задёргалась, что-то промычала… но получила по затылку и отключилась. Я без каких-либо промедлений обернул её в одеяла и без сожалений бросил в мешок, куда забросил бумаги.

Закончив с делами на этом этаже и забрав всё необходимое, я перешёл ко второй фазе этого этапа.

В ход пошли бомбы, которые я сделал. Конечно, немного несуразные и странные, в тряпичных сумках, в которых носят хлеб, но зато свою работу выполнят на отлично. Я осторожно положил первый подарок прямо в центре детской комнаты, после чего вернулся в комнату малыша, где лежала мёртвая мать. Почему-то… на мгновение задержался, бросив взгляд на мёртвое тело, которое, казалось, до сих пор тянуло руку… и, достав подарок, положил его так же в центре комнаты.

Как-то я размяк. Раньше бы и не задумывался об этом, а сейчас… Много свободного времени? В армии что было забавно, так это его отсутствие. Не было времени сильно задумываться над подобным, когда тебя гоняют на плацу или идёшь в лобовое столкновение на поле боя на мечах. А сейчас времени хоть отбавляй, тебя не прижимает каждый день опасность, видишь, как живут другие…

Я тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли, пока ставил бомбу в покоях хозяев. После этого спустился и поставил ещё несколько бомб по этажам.

Что касается охраны, то её было много, действительно много. Но много совершенно не там, где я сейчас был. В первую очередь они караулили на стенах, во дворе, у ворот, на контрольных этажах, у входа в зал и в самом зале, где собрались сливки общества. Угроза была направлена на глав родов, поэтому было логично бросить все силы на защиту их в первую очередь.

Поэтому со стороны жилых комнат сопротивления практически не было. Подразумевалось, что сюда просто никто не проберётся и здесь некого защищать. А те места, где и была охрана, я спокойно обходил по потайным ходам. Лишь на этаже с покоями для гостей я всё же встретился с несколькими. Но те и вскрикнуть не успел, чего говорить о том, чтобы снять ружьё с плеча.

Кстати, надо будет разузнать и про наше поместье. Такой сюрприз будет весьма некстати, если вдруг они есть, а мы так же не знаем.

Что касается пожара, после случившегося в академии я обратил внимание на то, как они вообще борются с ним. Как выяснилось, чем сильнее пожар, чем больше его площадь, чем «глубже» он въелся в дом, тем сложнее его потушить.

Если возгорание небольшое — обходились огненной магией. Но если огонь не на поверхности, а въелся: балки прогорели, тлят угли, повсюду очаги, которые только и ждут мгновения, чтобы вспыхнуть, или его много — как в академии, огненную магию использовали, чтобы удержать его под контролем и уменьшить силу. А вот тушили уже водой и не брезговали и обычными водокачками. Было просто-напросто эффективнее противопоставить то, что естественным образом потушит огонь, чем пытаться его задавить силой.

Именно поэтому я пытался поджечь как можно больше мест с одной стороны, чтобы все они потом разгорелись и превратились в один мощный пожар. Такое хрен удержишь, да даже если и потушат, та часть поместья будет уничтожена.

Покончив с минированием поместья, я вернулся в скрытые ходы и оставил на одном из этажей девочку с ребёнком. Девочка вроде как не дёргалась и размеренно дышала. Ребёнок же и вовсе не плакал, с интересом оглядываясь по сторонам. А если заплачет, не думаю, что в такой глубине кто-то услышит его.

Теперь, покончив с минированием, я решил подняться на третий этаж, где должно было проходить собрание.