И в этот момент я чуть не помер от испугу.
Голова неожиданно повернулась ко мне, взглянув на меня ясными синими глазами, и спросила:
— Мамочка?
Я от неожиданности подался назад и шлёпнулся на задницу.
Все остальные просто замерли.
— Мама? Я хочу к маме. Вы не видели мою маму? — это был чистейший детский голосок, но, глядя на то, что его издаёт, хотелось кричать. — Вы поможете мне её найти?
— Б-боюсь, что нет, девочка, — выдохнул Третий.
— Тогда можно… я у вас откушу кусочек с руки, пожалуйста?
У меня мороз пошёл по коже, насколько по-детски безобидно это прозвучало.
— Или можно я у вас откушу кусочек щеки? Или ноги? Можно? Я хочу кушать, дайте мне себя немного. Немного мяса с ваших костей. Дайте мне откусить немного вас. Дайте мне вас укусить! Дайте! Дайте мне обглодать вашу руку! Или лицо! Дайте мне содрать мясо с вашего лица! ДАЙТЕ! ДАЙТЕ МНЕ ВАС СОЖРАТЬ! ДАЙ СОЖРАТЬ СЕБЯ!!! ДАЙ!!! ДАЙ МНЕ СОЖРАТЬ ТВОИ МОЗГИ, СУКА! ДАЙ Я СОЖРУ ТЕБЯ БЛЯТЬ МРАЗЬ!!!
Она истошно завизжала. Глаза начали в прямом смысле слова вываливаться из глазниц, пасть открывалась так, что рвала щёки полностью. Тварь задёргалась и…
Очередь из моего автомата разнесла её башку в клочья.
Я поднялся на ноги.
— Всё, насмотрелись и уходим. Мы и так задержались.
На несколько минут, но всё же. Да и, по правде сказать, я просто хотел их увести отсюда подальше. Я-то много дичи повидал, а вот у них может и крыша съехать.
Мы продолжали двигаться по дороге ещё некоторое время в полном молчании. Произошедшее слегка выбило их из колеи. Каждый обдумывал то, что увидел, пока я озирался по сторонам.
Вскоре вдоль дороги через пустыню по левую сторону началось поле сухого, уже давно мёртвого кустарника. И в нём было что-то жуткое. Я смотрел на него, и мне казалось, что там будто клубится чёрный дым среди ветвей. Иногда я даже видел лица среди ветвей и тихий смех…
— Пойдём через поле, — позвал я остальных.
— Не по дороге? — удивился Пятый.
— От дороги одно название осталось. А мы срежем путь.
— Уверен? — уточнил Восьмой.
— Да. Здесь нет правильных дорог. К тому же…
Я бросил взгляд на кусты. Что-то непреодолимо манило меня заглянуть туда. Вот я просто чувствовал необходимость посмотреть, что там. Возможно, что-то важное и нужное нам. Интуиция тоже кричала, буквально визжала заглянуть туда, и я бы сделал это… не будь сейчас в аду. Я уже с трудом удерживался, чтобы не подойти и не зайти в этот густой кустарник, что скрывал всё по пояс.
— К тому же, нам надо уходить от бури.
Я специально не стал обращать внимание остальных на кусты. Если меня уже трясёт от желания, прямо как будто всё чешется внутри, то они и вовсе бросятся туда.
Я увёл отряд в равнины, где, кроме потрескавшейся земли, ничего не было. Пока мы шли, чёрное солнце так и не сменило своего положения, продолжая окрашивать всё в красный свет. На нашем пути больше ничего не встречалось, кроме камней и иногда кусков скал. Несколько раз нам приходилось прыгать через трещины, но они были в пределах нормы.
Ещё я постоянно сверялся с газоанализатором, который показывал разные показатели. Где-то дышать было вообще невозможно, а где-то можно было даже рискнуть походить без ребризера. Этот газоанализатор работал не на батарейках, а на банальных химических реакциях — если какого-то газа становилось больше, соответствующая жидкость меняла свой цвет в зависимости от концентрации.
Проход через пустыню у нас занял часа четыре. Найдя небольшое участок ещё более-менее чистого воздуха, я позволил сделать привал на три минуты, так как надо было хотя бы попить. Первым маску снял Шестой, и, увидев, что он в течение этих трёх минут не начал харкать кровью, я позволил и другим снять маски.
Воздух практически сразу начал обжигать лица, словно плеснули на него солью. Дышать тоже было трудно: я не закашливался, но в горле начало першить, будто нюхнул газового больничка. Да и раздражение в глазах появилось.
— Ты уверен, что мы не сдохнем? — спросил Седьмой.
— Нет. Но мы сдохнем без еды и воды, а это первый участок с более-менее чистым фоном. А всё, что вы ощущаете — эффект на агрессивную среду. Не факт, что дальше будет лучше.
— Но если мы сейчас все траванулись?
— Если не станет хуже в ближайший час — значит, протянем и несколько дней. Собственно…
Нам больше и не нужно, чтобы выполнить задачу, хотя я искренне надеялся если уж и сдохнуть, то хотя бы в том мире, а не вечно гнить душой здесь. Вон, целый хор криков, и я уже понял, откуда они доносятся — из города. Думаю, там нам может прийтись тяжело, хотя я рассчитывал обойти его.
Но сейчас нашей целью было добраться до леса.
Песчаная буря уже почти нагнала нас. Теперь я чувствовал, как в спину бьют порывы ветра и как песок шелестит по защитной маске. Вокруг с земли поднялась пыль, образовывая дымку. Порывы ветра налетали, будто пытаясь столкнуть с ног, и тут же затихали. Видимость быстро падала.
— Группа, меняемся! — крикнул я. — Я замыкающий, Восьмой первый! Все ближе друг к другу не растягиваемся и, если что, кричим!
Если это поможет.
Мы поменялись местами буквально за пару минут до того, как стена песка обрушилась на нас.
Это было похоже на то, как если бы я нырнул с головой в воду. Вот вроде ещё более-менее, а потом словно удар, который буквально сбивает с ног, и вокруг не видно дальше вытянутой руки. Ветер был не сильный, с ног не сбивал, однако в первый момент он едва не свалил нас всех с ног.
— Ближе друг к другу, — хлопнул я впереди идущего по плечу. — Ближе сбиваемся! Передай следующему!
Я специально выбрал себя замыкающим, чтобы лучше следить за тылом. В такой обстановке именно он находится в большей опасности.
Порывы ветра становились всё сильнее и сильнее, весок окутывал нас со всех стороны. Но был в этом и значительный плюс — мы не слышали криков. Правда, и минус был — мы не слышали вообще ничего.
Пока мы продолжали продвигаться вперёд, первая волна бури прошла, и песка стало чуть меньше. Теперь я мог разглядеть всю группу, что сбилась поближе друг у другу и продвигалась дальше. Ощущение было такое, что мы попали в водоворот крови. Всё красное, словно воздух пропитался кровью. А в песчаной буре то тут, то там виднелись силуэты людей.
Очень скоро я понял, что мне не показалось, очертания людей действительно виднелись вокруг нас, взрослых и детей, они возникали в порывах ветра и в порывах ветра исчезали.
— Первый! Видишь это?! — передал мне впереди идущий от Восьмого.
— Да! Продолжайте продвигаться. Не обращайте внимания, не слушайте их!
Мы упорно шли хрен знает куда через бесконечный песок в то время, как вокруг нас всё больше и больше собиралось силуэтов людей. Вскоре я уже слышал и их голоса.
Их голоса.
Через маску, шелест песка и вой ветра.
Их тихие, жалобные голоса прокрадывались в самое сердце, пытаясь выдавить всю жалость, что могли. Я косо следил за парнями, чтобы никто не поддался, не забывая постоянно следить за тылом.
— Помогите… помогите мне…
— Заберите меня…
— Умоляю… я хочу жить…
Силуэты приближались, становились отчётливее, я мог ещё лучше разглядеть их. Люди, много людей, включая детей. Они не тянули к нам руки, но молили не оставлять их.
И вот это уже были настоящие души. Уставшие, напуганные и стремящиеся найти кого-нибудь живого. Они просто хотели спасения, которого никогда не получат.
— Не оставляйте нас…
— Заберите мою дочь…
— Заберите нас…
— Останьтесь, молим, останьтесь…
Призраки рыдали, стонали, плакали, молили. Они не навязывались, но приближались, кружились вокруг нас, выворачивали всё наизнанку.
Когда один из солдат слегка отошёл в сторону, я быстро нагнал его и толкнул обратно в строй.
— Шестой, ты ебанулся?! — рявкнул я сквозь ветер.
— Я… просто там ребёнок… — он указал пальцем, и буквально в пяти метрах я увидел сотканную из песка и ветра девочку, которая плакала.