— Они вернутся?

— Навряд ли.

— Тогда мне и не обязательно знать, кто они.

— Но а если вернутся? — предположил я. — Вы так странно ко всему относитесь, словно вас это не касается. Не хотите ничего знать, пытаетесь оградиться от мира.

— Людям нас не понять, мой дорогой Тэйлон. Но я могла бы объяснить это тем, что чем меньше ты знаешь, тем легче ты живёшь.

— Но вы не сможете подготовиться, если они вернутся. Не сможете ничего противопоставить.

— А если бы и знали — смогли? — спросила Гензерия.

— Эм…

Я вспомнил армию Организации. Орбитальные десантные носители, планетарные бомбардировщики, целый набор различной техники для земли, воздуха и воды, для разных сред вплоть до опасных для жизни.

Несколько штурмовых групп численностью в тридцать-сорок человек смогли бы взять весь этот город. А если на него обрушится вся мощь армии Организации, они просто сметут здесь всё за сутки. Здесь — это вся планета. Я видел, как они боролись с той заразой, которая однажды пыталась проникнуть в мир. С той реальностью, которая пожирала один мир за другим.

Неизвестности и ужасу, который невозможно понять, они противопоставляли технологии. Артналёты выжигали всё сутками, бомбардировки не прекращались днями. И армия, что шла за этой волной, буквально выгрызала всё. Отстояв тот мир, они сделали из него пепелище.

Если Организация схлестнётся с божеством, я не могу сказать, кто выйдет победителем, но если они соберут всё, что имеют, активизируют все доступные ресурсы и пойдут в атаку, смогут сметать один мир за другим меньше чем за сутки.

Пожелай они захватить этот мир…

Он не продержится даже и семи часов.

— Не смогли, — покачал я головой.

— Поэтому мы и не беспокоимся. Я знаю, сложно понять солдату, как можно не готовиться к угрозе, но это разное восприятие мира, мой дорогой Тэйлон. Я видела, на что они способны, когда напали на библиотеку, потому понимаю, что нам не удержать их. Чем меньше ты знаешь…

— Тем крепче ты спишь, — закончил я за неё.

— Ну, можно сказать и так, — улыбнулась Гензерия. — Дальше ты сам, с моей дочерью. Думаю, что свою часть в твоём обучении я выполнила. Остаётся лишь твоё упорство, которого тебе не занимать. А ещё, думаю, сделаю тебе подарок перед отбытием, который быть может тебе понадобится когда-нибудь.

— Заглянули в моё будущее?

— Нет-нет, видеть будущее — это как озарение, когда тебе неожиданно всё открывается. Я не могу этим управлять, но это и не нужно. Если что-то важное будет — я сразу увижу это. Как почувствовала тебя, а потом предвидела твоё появление. Всё является мне тогда, когда это необходимо.

А потом Гензерия наклонилась и чмокнула меня в губы. Озорно улыбнулась, будто сбросив несколько сотен лет, и подмигнула.

В следующий раз на поляне меня ждала Ламель. Вся строгая, уверенная в себе, с вздёрнутым кверху носом. От матери она отличалась кардинально: если Гензерия выглядела спокойно, уверенно, не пытаясь себя показать, то Ламель прямо-таки пыталась показать себя, что вот она, такая вот знающая наставница, которая вот прямо вот-вот-вот…

Давай, ещё чуть выше нос, ну чтобы дотянуться до вот-вот-вот-вот.

Короче, Ламель ребёнок, которому поручили ответственную задачу.

— Доброе утро, Тэйлон. Сегодня мы начнём с вами занятия по управлению узиропиртенсалитической радисальной крентермальной спиралью. Уверена, что до нашей свадьбы вы научи… что такое? — смутилась она, глядя на меня.

— Ламель, вам кто-то говорил, что вы ещё ребёнок?

— Эм… скажем так, мать нередко повторяет это, хотя… почему вы спрашиваете?

— Потому что вы ещё ребёнок, — не сдержался и улыбнулся я. — Мне вы можете ничего не доказывать, Ламель.

— Я не пытаюсь ничего вам доказать, — возмутилась она.

— Просто… когда вы учили меня музыке и рисованию, вы вели себя иначе.

— Как?

— Не так официально. Спокойно.

— Я спокойна. Абсолютно.

— Как скажете, — пожал я плечами.

— Хорошо. Как я понимаю, вы уже можете создавать энергию. Поэтому покажите, на что вы способны.

Ну я и показал, собственно, пытаясь воссоздать тот шар в руках. У меня получилось лишь с седьмого или восьмого раза, когда жахнул энергии побольше, от чего Ламель раскраснелась.

Маленькое ядро, пускающее молнии и искры, засветилось у меня между пальцами, радуя глаз.

— Значит, вчера были ваши проделки?

— Какие именно?

— Вы заставили всех… ходить перенапряжёнными, — смутившись, ответила она. — Даже служанки, и те кусали губы и немножко медлили, будто летали в облаках.

— А вы?

— Я? — она покраснела ещё гуще. — Естественно, на меня это не подействовало. Смотрю, у вас получилось, — быстро перевела она стрелки. — Что ж, сможете её кинуть на манер огненного снаряда?

— Боюсь, что нет, мне не хватит сил. Он рассеивается почти сразу.

— Позвольте-ка…

Ламель аккуратно взяла у меня из рук шар, после чего резко подкинула вверх. Он рванул где-то далеко в небе, и я даже не почувствовал никакого отголоска.

— Думается мне, у вас всё хорошо идёт, но стоит немного потренироваться в создании, для начала. Как только научитесь создавать без задержек, сможете их запускать. Давайте же, попробуйте.

И я попробовал. А потом ещё раз и ещё. Но сколько бы ни старался, сразу создать их у меня не получалось. Будто не хватало чувства баланса, чтобы сразу подобрать необходимую тягу и выдачу, которая смогла бы удержать шар в моей руке. Да и размер каждый раз менялся — от маленького шарика до размера гранаты.

— Чем вы займётесь после того, как мы закончим занятия? — неожиданно спросила Ламель.

— Эм… — я даже потерял от такого вопроса концентрацию и случайно упустил шар, который просто исчез, растворившись в воздухе. — Ну… мне некуда особо идти, поэтому может поиграю на рояле.

— А знаете, может быть вы хотите поготовить? — неожиданно предложила она.

— Нет, я, конечно же, могу…

— И я могу. Вернее, я готовлю плохо, однако я могу попробовать то, что вы сделаете, — тут же оживилась Ламель, всё так же пытаясь вести себя спокойно.

— Оценить?

— Да, оценить. А потом мы можем попробовать сыграть на рояле вместе. И…

— Ламель, а какие у вас увлечения? — спросил я, заставив её смолкнуть.

— Увлечения?

— Да.

— Я… — Ламель задумалась. — Я… я…

Я её спросил лишь потому, что это выглядело как попытка мне угодить. То есть мне и готовка нравилась, и игра на рояле, но нравилось ли ей это? Я вообще ничего о Ламель не знал, если уж так брать. Забавно, что ответ, который я получил, был несколько неожиданным.

— Ничего, наверное, — наконец ответила она.

— Совсем?

— Совсем.

— Ну там… не знаю… камушки собирать? — пошутил я.

— Не интересно, — на полном серьёзе ответила она. — Но если вам интересно, у меня есть около семнадцати ящиков с разными камнями.

— Это насколько должно быть скучно, чтобы собирать камни?

— Ну… я пробовала почти всё, что было можно, — ответила Ламель. — Правда… я ни в чём не стала лучшей.

— Лучшей?

— Да, моя мать, за что бы ни взялась, всегда делала всё лучше, — пожаловалась она с обидой в голосе. — Даже те же камни, у неё есть коллекция самых необычных камней нашего мира, часть из которых поднята из туманов. А у меня… я… умею готовить, но она тоже. Я умею стрелять из лука, но бьёт тетива по груди, а ей нет.

— Вы, короче, завидуете матери.

— Не завидую! — тут же возмутилась Ламель, ощетинившись. — Я не пытаюсь никому ничего доказать!

— Да? Ну ладно, — пожал я плечами.

— Вы мне не верите!

— Почему? Я же сказал, что ладно, как скажете.

— Вы всё равно мне не верите! Вы, как и все, постоянно смотрите на мать, но я тоже умею много чего! — приложила она ладонь к себе. — Почему вообще никто этого не замечает?!

— Нет, у вас кое-что получается лучше, чем у матери.

— У… что? — она удивлённо посмотрела на меня. — Что у меня получается лучше?