– Не думаю…

Лиэ-Нэсс осторожно коснулась пальцем клинка и тут же отдернула руку.

– На твоем месте, Дар-Теен, я бы не отдавала это оружие какому-то кочевнику.

Ийлур пожал плечами и водрузил меч обратно за спину.

– Но я обещал. К тому же, не ты ли говорила, что синх по имени Элхадж должен добраться до темного Храма? А меч этот ни что иное, как плата за его никчемную жизнь.

Лиэ-Нэсс только покачала головой и промолчала. Затем, еще раз окинув Дар-Теена взглядом, молвила:

– А ты стал другим. Я это тоже чувствую… И даже не буду спрашивать, что с тобой приключилось там, у провала. Но перемена – к лучшему. Идем же, я отведу тебя к вратам, Дар-Теен. Не нужно тебе больше здесь находиться, а то захочется остаться навсегда.

И они неторопливо двинулись обратно, по той же мощеной булыжником дороге, глянцево блестящей в зеленоватом лунном свете.

Шли молча. Ручка Лиэ-Нэсс покоилась в пальцах Дар-Теена, и хоть и холодной была эта рука, ийлуру не было неприятно. Наоборот, он радовался тому, что вновь – хоть и ненадолго – обрел возможность побыть рядом с черноглазой ийлурой.

«Захочется остаться навсегда», – повторил он про себя, пробуя эту мысль на вкус. Взглянул на темное небо, на медленно плывущие жиденькие облака и странную луну. Холмы по обе стороны дороги выгибали спины, точно гигантские лесные кошки; в тенях чувствовалось шевеление – но не враждебное. Каждый, кто им здесь встречался, был слишком занят собственными мыслями, чтобы интересоваться чужаком.

– Нехорошее это место, – Лиэ-Нэсс будто слышала его мысли, – твое место среди живых, Дар-Теен.

– А ты не можешь вернуться со мной?

Она лишь покачала головой.

– Меня и здесь-то не должно быть. Народец кэльчу должен жить среди этих холмов, а не те, кто покинул Эртинойс после разрыва квадрата мироздания… Не печалься, Дар-Теен. Сделай то, о чем я тебя прошу, и все вернется на свои места, и все пойдет по-прежнему. А я наконец обрету покой…. О, вот и вход к вратам!

Дар-Теен встрепенулся.

«Как, уже пришли?!!»

А ему-то казалось, что к провалу шагали они куда как дольше.

И, глядя на черный зев, обрамленный высохшими лозами плюща, он только крепче сжал ладошку Лиэ-Нэсс.

– Иди, – твердо сказала она, – тебе здесь не место. И помни о том, что узнал здесь.

Глаза предательски защипало.

– А ты… правда не можешь вернуться со мной? – почти прошептал Дар-Теен, будучи не в силах отпустить холодные пальчики.

Ийлура усмехнулась.

– Кажется, я уже говорила. Нет. Не могу. А ты уходи, Дар-Теен. Иначе голова Элхаджа будет долго коптиться над очагом степного царька.

Она с силой выдернула руку и отвернулась. Дар-Теен стоял, преминаясь с ноги на ногу. Ему все казалось, что еще можно что-то сделать, что-то исправить… Ведь неспроста же Лиэ-Нэсс встретилась ему в этом странном и страшном месте? Потом он растоптал эти пробивающиеся сквозь камень ростки надежды.

«Верно, она лучше знает, что здесь и как», – подумал Дар-Теен, – «и наверняка тоже страдает, задержавшись в Эртинойсе».

– Прощай, – пробормотал он, – раз ты хочешь, я пойду.

И тут Лиэ-Нэсс обернулась. И стало ясно, что – нет, она бы с радостью приняла бы его в несуществующем мирке ушедших, и с радостью разделила бы с ним целую вечность, но…

– Иди же, – зло процедила Лиэ-Нэсс, моргая часто-часто, словно желая высушить внезапно набежавшие слезы.

Дар-Теен взял в руки ее лицо и поцеловал в бледный лоб.

– Прощай.

А затем побрел к вратам, не оборачиваясь. До него донеслись сдавленные рыдания, но Дар-Теен не останавливался, пока вновь не очутился среди тускло светящихся стен. Ему хотелось плакать, как маленькому. Боль, едва заглушенная временем, проснулась и впилась в сердце когтями, и сияющие врата расплывались перед глазами, словно в только что нарисованную картину щедро плеснули воды.

Потом снова было мгновение, когда Дар-Теен перестал ощущать пол под ногами, и кромешная тьма вокруг. Продвигаясь наощупь, ийлур все-таки добрался до ступеней, ведущих наверх, ухитрился сам нащупать рычаг и открыть лаз.

На него взглянуло предрассветное небо и равнодушно завернулось в облачную вуаль. Каменный Хинкатапи глубокомысленно взирал куда-то поверх головы Дар-Теена и наверняка думал о вечности.

Ийлур огляделся. У подножья холма ожидала пара щеров. Неподалеку у костра сидел кочевник и что-то варил в маленьком котелке.

…Потом пошел снег. Не такой, к которому Дар-Теен привык в землях Северного Берега, а редкие снежинки. Они падали белыми звездами и тут же таяли, потому что в степях теплее, чем у моря Холодов, да и зима катилась на убыль.

Кочевник по-прежнему ехал чуть впереди, понукая щера и не ленясь стучать по зеленым бокам жесткими каблуками. Он был также неразговорчив, как и в прошлый раз, но – временами Дар-Теен ловил на себе его взгляд, исполненный уважения и любопытства. Наверное, кочевнику хотелось еще и подержать в руках древний меч, рукоять которого распростерными крыльями мыши красноречиво выглядывала из-за плеча, но гордость брала свое – и сын Ничейных степей ограничивался только взглядами.

Только когда показались из-за холма аккуратные зеленые пирамидки стойбища, кочевник придержал щера и обернулся к Дар-Теену. В черных глазах-щелках мелькнула неясная тревога.

– Немногие возвращаются из города мертвых, северянин. А те, кто вернулся, стали другими. И ты тоже стал другим, я это чувствую.

Дар-Теен с наигранной беспечностью пожал плечами.

– К чему эти разговоры, воин? Что было, то было.

Тут он вспомнил Эйх-Мерола, Лиэ-Нэсс, черный провал, где нашел свою погибель наверняка не один охотник за сокровищами Кар-Холома, и поежился.

– Веди меня к Тхо-Ра, – твердо сказал Дар-Теен, – я отдам ему Черного Убийцу. Надеюсь, что ваш правитель держит данное слово, и я получу обратно своего синха.

Кочевник кивнул. Долго рассматривал северянина, словно видел впервые, а затем махнул рукой.

– Едем. Но будь настороже, доблестный воин… Ибо в стойбище тебя могут ожидать подарки Судьбы… Не очень-то приятные.

И, хлестнув щера, он устремился вперед, навстречу восходящему солнцу.

Стойбище встретило их настороженной тишиной. Ни женщин, ни детей не было видно; лишь хмурые воины расхаживали между шатрами и – что неприятно удивило Дар-Теена – по меньшей мере десяток оных толпился у шатра Тхо-Ра.

«Не иначе, меня встречают», – мрачно подумал ийлур, разглядывая хмурые, сосредоточенные лица. Вспомнилась старинная присказка: глаза кочевника темны, и в них не разглядеть правды, как не разглядеть потерянной булавки в безлунную ночь. Уроженцы Северного Берега все, как один, голубоглазы…

«Но разве нет среди них грязных лжецов? Тех, кто прячется за спиной Фэнтара и творит черные дела, прикрываясь Его священным именем?»

Дар-Теен покачал головой. Проклятье Шейниры, он и вправду изменился, если его начинают посещать такие мысли. Впору становиться философом, их, правда, Владыка не жаловал и любил сажать на кол.

Кочевники молча наблюдали, как северянин спешился и, отдернув полог, вошел к степному владыке. Неприязненные и настороженный взгляды так и буравили спину, липли к коже паутиной… И Дар-Теен почти уверил себя в том, что все эти ийлуры чего-то ждут. Но чего? Его проводник, который дал оберег, затерялся среди одинаковых курток…

Дар-Теен остановился у входа, окинул взглядом внутреннее убранство шатра. Все здесь осталось по-прежнему: ковры, широкое ложе, с трудом вмещающее мощное тело Тхо-Ра, серебряное блюдо с дымящимися кусками жареного мяса. Хотя, нет – кое-что изменилось. Исчезли бесследно ийлуры для развлечений владыки, теперь их место заняли два дюжих воина в черненых кольчугах. Сам же Тхо-Ра, судя по всему, решил твердо следовать обычаю степных владык и принимать гостей исключительно полулежа и чавкая очередным сочным куском жаркого.

Дар-Теен сдержанно поклонился.

– Приветствую степного Владыку.