Тиннат попыталась шевельнуться, но, к собственному ужасу, поняла, что снова обездвижена – уже второй раз за день!

Изящные, холеные пальцы дэйлор легли ей на лоб.

– А теперь вспоминай. Вспоминай все, что связано с Ильверсом д’Аштам. Ты ведь тоже знакома с этим чудовищем, с этой противной самому Творцу нелюдью? Вспоминай, иначе будет очень больно.

Маг стоял рядом на коленях, Тиннат могла бы одним точным ударом лишить его чувств… Могла бы… если бы тело не налилось смертельным холодом, заморозившим каждую косточку и каждую мышцу.

– Ничего я тебе не вспомню, упырь проклятый! – прохрипела она, – чтоб вас всех зеркальник сожрал!

– Значит, твой ответ следует расценивать, как отказ? – усмехнулся дэйлор, слегка надавливая пальцами ей на голову, – что ж… Видят Предки, я этого не хотел.

Он прикрыл глаза. И поначалу ничего не происходило. Потом… Тиннат показалось, что ее тело погружается в горячую воду, все глубже и глубже, и вот уже лицо оказалось под водой. Она закричала, пытаясь выплыть – но лишь выдохнула последний глоток воздуха, и он устремился вверх шаловливыми пузырьками. А вода разогрелась, огнем пылал каждый кусочек кожи, вздувались и лопались пузыри, и сукровица в кипятке обращалась белыми хлопьями.

«Хаттар, дай мне умереть!» – вспыхнула последняя мысль, – «не дай мне мучиться больше…»

И все пропало. Перед ней, в серой дымке, плавало спокойное лицо дэйлор. В огромных черных глазах глянцево блестела насмешка.

– Чтобы освободить воспоминания, приходится прибегнуть к болевому воздействию, – назидательно изрек он, – то, что я узнал… Это любопытно. Пожалуй, теперь у нас есть достаточно приманки, чтобы заставить чудовище выйти из Черной цитадели.

Маг задумчиво вертел в пальцах пластину из белого металла строгой круглой формы, с остро заточенными краями, и Тиннат, едва удерживаясь на краю сознания, поняла, что пытка еще не завершена.

– Знаешь, что это такое? – вдруг поинтересовался дэйлор, взвешивая на ладони загадочный круг, – это то, что вскоре окажется внутри тебя, милочка. То, что соберет воедино всю Силу людской магии. У твоего маленького приятеля точно такая уже в животе. Полагаю, нам следует сделать запасной экземпляр наживки.

…Над миром пылал закат. Он разливался вишневым соком по сиреневой кромке неба, задевал распростертыми крыльями верхушки деревьев и легкий пух облаков. А ночь уже подступала, гасила мягкими сумерками этот костер, и на востоке, на вуали тьмы, поблескивала ранняя звезда.

Все это Норл д’Эвери видел не раз в те времена, когда еще был воином дэйлор. Да и теперь, когда даже слабые отблески солнечного света неприятно жгли кожу и ослепляли, он чрезвычайно хорошо представлял себе закат.

Даже находясь под землей.

Последние, непокорные сполохи огня угасли, залитые мягким сумраком. Над горизонтом сперва тусклой монетой, а затем все ярче и ярче, засияла чистая, умытая луна.

И вампир из дома д’Эвери решил, что настало время выбираться из убежища, которое он выкопал себе на рассвете, всего чуть-чуть не долетев до Кайэрских топей.

По правде говоря, он и сам не мог толком понять – зачем же отправился на запад, зачем покинул надежное Гнездо, спрятанное высоко в горах. Что-то смутное звало его в топи, неясное предчувствие – что туда следует отправиться. И он, уже привыкший доверять своим ощущениям, не стал нарушать собственных традиций.

А если взглянуть на все это с другой стороны, со стороны здравого смысла – Норл понимал, что далеко не все узнал во время первой и последней встречи со странным созданием, в которое превратился дэйлор Ильверс. Но сам не мог урвать больше ни кусочка ценных знаний, да и – как не раз сожалел – жил в пору, когда начали забывать о магистре Закрытого города. В Кайэрских же топях обитало существо, коему довелось проследить появление первого магистра. Создание было очень старым, можно даже сказать – древним, и никто не знал, сколько тысячелетий минуло с тех пор, как мир породил его.

Поэтому Норл очень надеялся, что узнает все об Ильверсе, и кусочки мозаики лягут на надлежащие места, составляя красочную и четкую картину. А древнейшим и мудрейшим существом, к которому он собирался обратиться, была королева болотных ночниц, первая из них, положившая начало всему роду извечно печальных сестер.

Вампир выбрался из норы, отряхнул с одежды комки торфа и прелые листья, и, развернув крылья, продолжил свой путь.

Когда на небо выплыла малая луна, он опустился на землю и пошел дальше пешком, потому как начинался лес, а пытаться добраться до земли сквозь древесные кроны – не очень-то приятная штука, вмиг крылья истреплются и изорвутся.

Перед ним вилась едва заметная тропинка, и было неясно, кто протоптал ее – люди, нет-нет, да заглядывающие под сень старых деревьев, или n’tahe, навещающие людские селения. Тянуло сладковатым запахом тлена и гнили, верный признак того, что Народ Зла уже неподалеку.

Он спокойно шел вперед, до тех пор, пока дорогу не преградили две сестры печали – красивейшие болотные ночницы, бледные, как призраки, с лицами, которые так и просились на полотна мастеров кисти или в качестве фресок в святилища Предков.

– Что ты ищешь здесь, путник? – прошелестела одна.

– Мы видим, что ты из Народа Зла, и потому не нападаем. Но мы должны знать, зачем ты здесь, в этих священных топях?

Норл приподнял крылья – так, на всякий случай; пусть ночницы увидят, что перед ними высший вампир, к тому же, весьма могущественный.

– Я пришел к вашей королеве, – сказал он, – если вы можете проводить меня к ней наиболее коротким путем, я буду благодарен. Ибо рассвет не будет ждать, пока я завершу начатое дело.

Они переглянулись – и д’Эвери еще раз подивился нечеловеческой красоте их лиц. А в лунном свете они и вовсе казались выточенными из белейшего мрамора Драконовых гор; искусно сработанные маски совершенства в обрамлении иссиня-черных волос. Было похоже на то, что ночницы выбирали себе сестер только из самых прекрасных женщин народа дэйлор и людей.

– Зачем тебе королева, путник? – строго спросила болотная ночница, – наша мать не любит, когда ее беспокоят по пустякам. Даже если ты – такой же n’tahe, как и мы.

Вампир нахмурился. Конечно, было понятно, что эти две красотки занимают места стражей у врат владений королевы. Но зачем же быть такими назойливыми?

– Я должен спросить у нее совета, что должен делать с черным магистром, – сухо сказал он.

Ночницы кивнули – одновременно, как по команде.

– Иди за нами, путник. Королева уже давно… обеспокоена и ждет.

– Кого она ждет?

– Того, кто будет обеспокоен так же, как она.

Дворец первой ночницы стоял на маленьком островке посреди болота и формой напоминал гигантский муравейник с черным провалом входа и без единого намека на окна. Лунный свет скользил бликами по гладкой поверхности строения, и у Норла сложилось впечатление, что стены дворца – мокрые. Или облиты чем-то вязким и липким.

Ночницы, что сопровождали его, остановились у входа.

– Иди, путник. Как войдешь, там будет лестница вниз, туда, где вечный мрак и прохлада. Порой королева предпочитает солнце, но иногда – тьму.

Вампир пожал плечами. Выглядело все это странно, непонятно. Во-первых, сам дворец – по размеру ничем не уступал тем домам, что строят люди в городах. Так зачем же возводить этакий муравейник, чтобы прокопать нору вниз, в сердце топей? И чем все-таки облиты стены?.. Ему захотелось потрогать их, но, поймав строгие взгляды двух сестер печали, он отказался от этой затеи.

«Наверное, мне просто не понять ночниц», – решил Норл.

И шагнул в черный зев хода.

Его окружил жирный, пропитанный запахом тлена, мрак.

«Да что она там делает, интересно? Что за удовольствие сидеть среди такой вони?»

– Иди вперед и не сомневайся ни в чем.

Вот как. Королева сама заговорила с ним. Значит, учуяла.