Отлично, теперь еще и я виноват, что она нихрена не работает… И кто меня вечно за язык дергает? Понятно теперь, почему благородные в дешевые бордели не ходят — свои мирки от столкновения с реальностью берегут. Тяжко оно, бандитом и паразитом себя осознавать. Особенно когда до этого искренне верил в бурду про благородное правление и благодарные лица подданных, так и жаждущих барского сапога в задницах.

Мелкая все канючила, мол вот папку слушали беспрекословно, а ей чуть что тыкают на неопытность и юный возраст. Еще и умилительные рожи делают, когда пытается какую-нибудь реформу протолкнуть. Сплошное тяни-толкай — крестьяне на себя, гильдии для своих, а знать… Ну, знать она и есть знать. Ни себе, ни людям.

— Утомило! Не хочу! Между одним злом и другим, я предпочту не выбирать вовсе! — скрестив тонкие ручонки на груди, малявка надула губы.

Ох этот юношеский максимализм…

— А ты как думала? Типа власть, вся фигня? Ага, два раза. Это не толпа за тобой, это ты за толпой. Вернее за толпами, где у каждой кучки говна свои интересы. И выбирая одну, ты всегда нагадишь другой. Всем не угодишь — уж можешь мне поверить. Диплом могу по этой теме защищать…

— Так каков толк⁈ Зачем мне «трон согревать», коли и без меня все делается⁈

— Да хрен его знает… — честный ответ вызвал разочарованный блеск в глазах девчушки.

Блин, мне звание не позволяет такими вопросами заниматься! Чего ей сказать-то? Люди и без ее гербов с флагами жить могут. Хлеб на полях колосится отнюдь не трудами герцогини, как и люди жизни устраивают не из-за ее приказов. Ее дело щеки надувать, изображая значимость. Рожу поважнее делать, дабы подданные и дальше обманывались, будто существуют какие-то законы и правила, а не диктатура мелких лавочников и интересы разбойничьих шаек ряженных в благородные шелка.

На первом этаже «пентхауса» уже вовсю возились горничные, таская в ведрах кипяток с кухни и подготавливая огороженную декоративной стеной купальню. Отсутствие в замке водопровода заставило невольно заскучать по салону. Впрочем, благодаря одному регенту, там теперь тоже с ведрами бегают.

Может местные не так уж завирают, когда рассказывают друг дружке про «раньше было лучше»? Насосы хоть строить умели…

— Чтобы твое место не занял тот, кто еще хуже. — наконец нашелся я, прибегнув к любимой отмазке замполита. — Дядьку-то своего не забыла, надеюсь?

— Его забудешь…

— Ну вот если хочешь чтобы на смену вчерашнему советнику пришел новый регент — продолжай в том же духе. Сразу с десяток нарисуется!

— Велела же не нудить… — с горестным вздохом, благородная малявка все же соизволила оторвать зад от перины. — Хуже Аллерии!

— Даже не представляешь, насколько…

Укутавшись во взятый с гардероба халат, девчушка уже зашлепала босыми ногами к лестнице, но вдруг остановилась возле большого портрета седого лорда, с характерным шрамом на лбу.

— Эй? Себастьян? А давай сегодня ты моим чемпионом побудешь?

— Пф, еще чего… У меня постельный режим, если не забыла.

— Тогда никуда не пойду! Буду весь день вкушать пирожные и заставлять твоего оруженосца потчевать историями о подвигах!

Принятая поза и капризно вздутые щеки сулили полный провал любым грядущим возражениям. Заметив сомнение, мелкая приняла его за слабость, мигом хватая меня за руку и ведя за собой к лестнице:

— Да соглашайся же, вчера же у тебя так здорово вышло!

Как бы Аллерия за такое на дуэль не вызвала… Надо бы только Гену куда-нибудь отослать, а то заприметив бастарда рядом с троном, местные в обморок грохнутся. А Филю вовсе кондрашка хватит.

Блин, и почему так каждый раз выходит⁈ Ведь просто разбудить хотел…

Как ни странно, полоумная рыцарша довольно легко восприняла временную замену. Ни по роже не зарядила, ни от ревности не лопнула, украсив коридоры своими румяными ошметками. Даже улыбалась, с какого-то хрена. Поначалу я подумал, что тому виной привалившая ей работа по распределению эскадронов между вассалами, но спустя пару часов игры в статую возле трона, быстро понял насколько ошибался.

— Чтож он столько весит-то… — скрип собственных зубов никак помогал ноющей спине, гнущейся под весом парадного нагрудника.

После пары часов проведенной возле трона, даже красная рожа Клебера перестала забавлять. Наоборот, теперь я ему завидовал — несчастный балбес даже не представляет, до чего же тяжелый этот золоченый хлам. Счастье в неведении, блин. И где они только мой размер отыскали? Уж не ее ли папашки одежка? Не хотелось бы носить доспех, в котором кто-то помер.

За нытьем и жалостью к самому себе, я не сразу придал значение распахнувшимся воротам и прокатившейся по толпе волне вздохов.

— Справедливости! — вопила тучная тетка, чем-то напоминавшая старую знакомую из Грисби. — Справедливости, матрона!

Прижимая к объемной груди туго свернутый мешок, она аки бульдозер ломилась к трону через толпу просителей, расчищая дорогу хорошо одетому старику и заплаканной женщине. Стража дрогнула под напором решительности немолодой тетки, но отчаянно желающий выслужиться Клебер успел рвануть ее за рукав платья. Мешок грохнулся у ступеней, и из-под грубой ткани на свет вылез деформированный восковой манекен.

Даже с моим богатым опытом потребовалось время, чтобы опознать в «манекене» труп молодой девчонки. И то лишь благодаря копне светлых волос — лицо и шея раздулись настолько, что веки напрочь закрыли глаза. Я не медик, но это либо боевой газ, либо жесткая аллергия. Про химическую промышленность тут не слышали, так что вывод очевиден…

Опустившаяся на зал завороженная тишина позволила тетке пробиться к площадке возле трона. Бухнувшись на колени и вмазавшись лбом в камень, она принялась на все голоса клясть «проклятущих пчел», театрально взывая к справедливости Молочного Холма, которая должна обрушиться на «алчных пасечников»:

— Пущай и раньше жалили, — мы люд терпеливый! Но ныне все рамки перехожены! У меня самой дочь ейных годов подрастает! Чтож мне, запереть да с дому носу не выказывать? Дабы твари жужжащие на улицах лютовали⁈ Справедливости, матрона, твои подданные взывают к справедливости!

Побледневшая при виде мертвой ровесницы, герцогиня нервно ерзала на подложенных подушках, то и дело стреляя глазами на меня. Ну отлично, опять мне отдувайся…

— А ты сама-то кто? — я нехотя обратился к разошедшейся тетке, все так же стоящей на коленях.

Если с зареванной женщиной все понятно, то эти-то кто? На бабку с дедом непохожи…

— Так эта… Жена егойная. — тетка недоуменно кивнула на стоящего у ступеней старика. — А! М’лорд вопрошает, чегож я тельце неостывшее тащила, а не мать-кормилица… Так тож возле нашего двора случилось! Прям у околицы кровопийцы девицу всмерть закусали! И не впервой, говорю по сердцу — вся улица c бесчинств стонет!

В зале послышался одобрительный гул, — даже пара благородных, безразлично рассматривая свои ногти, признались будто на неделе и их пару раз ужалили. Перекрывая раздавшийся плач безутешной матери, не решающейся вклиниться в разговор, тетка воздела руки к туфлям герцогини:

— Справедливости! Обруштесь же на этих проклятущих колдунов! Не дозвольте пасечникам и далее народ губить да тварей лютующих плодить! Намеренно же самую дикую породу расплодили, дабы больше меда в поганые рты затолкать! Поверьте моему слову, в пчелиных делах я известная мастерица!

Вздрогнув, мелкая оторвала взгляд от остывающего трупа. Медленно отлипая от трона, она завела дрожащим голосом:

— Я, Жиннет, первого своего имени из…

— Погоди с именем… — надавив на плечо, я вернул девчонку на место.

Даже ноющие плечи и вопящая спина не могли перекрыть неуемное шило в моей жопе. Может я слишком долго прожил в Грисби, но как-то эта история гнильцой отдает. Прям воняет.

Подойдя к ступеням, я кивнул торчащему у ступеней старику:

— А ты кто?

— Та муженек мой, я же…

— Не к тебе обратились! — поставленный голос наконец сумел заткнуть неугомонную тетку. — Спрашиваю еще раз, работаешь кем⁈