На фоне пышущего злостью амбала, низкорослый Гена смотрелся как терьер перед волкодавом.

— А-а-а, всеж приняли в гвардию… — сонные глаза буравили меня исподлобья. — Без турнира, без присяги… Может и мне тоже пару нищих порубить да ручонки пришить, дабы за Живореза выдать?

— Ты на кого жало поднял, дичь лесная⁈

— Совершенно верно, сир, приняли! — на время отлучки моего инстинкта самосохранения, Генин работал за двоих. — Как вы, однако, могли отметить, мы прибыли чуть раньше срока. Дело в одной особе, которая очень молила моего сира сменить вас пораньше, дабы вы навестили ее как можно скорее…

— Это которая? С сиськами или заячьей губой?

Ага, куда такой рослый и без любовниц по всему замку… А потом и мне девки проходу не дают — чертовы стереотипы! Кого эта овца себе в стражу набрала? Даже «Щедрый» как-то понадежней выглядел.

— Полагаю, что первая, сир…

— Ну, раз с сиськами… — дернув широкими плечами, «шкаф» мстительно пихнул меня и окончательно забил на службу, испаряясь за поворотом к винтовой лестнице,.

Гена облегченно выдохнул и самодовольно вздернул нос:

— Недурно для «плода кровосмешения», не так ли сир?

— Ген, без обид, но твои предки смешивали что угодно, но не кровь. Я тебе потом расскажу, как подрастешь.

Вместо угрюмой рожи или обиженных глазок, последовала серия коротких смешков. Как это часто бывало со срочниками — хватило пары сортирных шуток, чтобы оруженосец перестал выражать вселенную печаль при упоминании экстремально близкого родства его родителей. Как говорится, если проблему не решить, ее всегда можно высмеять. Уж в кругу своих-то точно.

— Ладно, раз с одной жопой разобрались, настал черед следующей.

— Сир, обязан заметить, что наше деяние принято карать смертью…

— Не наше, а твое! Никто не заставлял тебя про посты врать! Кто тебя вообще такому научил⁈

— Так вы же!

На замечание что я никогда не учил пацана врать, последовало возражение, будто только тому я его и учил.

— Клевета и провокация! — отвесив подзатыльник, я взялся за золоченые ручки, но помедлил. — Ты это… Вместо того, чтобы вражескую пропаганду распространять — сгоняй лучше на каптерку, в курилку — или где там эти горничные шарахаются? Растормоши их. Воду там наносить, платья погладить, ванну кровью девственниц наполнить — хрен их знает, как тут умываться принято.

Оруженосец было запротестовал, но осекся на полуслове, нехотя соглашаясь. Из-за «исключительно дружеской» привязанности малявки к пацану по замку разные слухи ходят — еще не хватало, чтобы их в одной спальне увидели. Я-то ладно, мне можно. У меня и справка есть.

— Сир, не сочтите за дерзость, но я бы присоветовал вам сгладить прямоту при общении с ее светлостью. Миледи может счесть ее за грубость.

— Когда это я был грубым⁈

— Всегда, полагаю.

— Слышь, не умничай! В этот раз я буду само обаяние!

— Это ваша самая пугающая манера…

Задрал! Лучше бы и дальше обижался! Cовсем нюх потерял, а ведь раньше — cир то, сир се, извольте то, пожелайте это… Как быстро они растут, блин. И у кого только он набрался?

Избавившись от нахала с помощью пинка и такой-то матери, я наконец проскочил за двери. Роскошные покои герцогини, сожравшие большую часть донжона цитадели, напоминали дом внутри дома — одни лишь двухметровые окна у лестницы на второй ярус чего стоили. На фоне этого цыганского пентхауса, жилище Аарона вспоминалось монашеской кельей. Разве что ковры на стенах все так же «хрущевкой» отдают, просто с «евроремонтом».

И без архитекторских дипломов понятно, что Перекрестный замок раз в десять старше Молочного Холма, и в отличие от новодела, строился как серьезное оборонительное укрепление, а не как дворцовый комплекс с закосом под «эту вашу военщину». Вместо бойниц — витражи, взамен рва — сады, а роль феодала исполняет девчушка, тискающая плюшевую игрушку, положив большой и герцогский на обязанности.

Встав у изголовья кровати, я горестно вздохнул над спящей герцогиней. Мне не было особого дела до толпы просителей ожидающих у ворот тронного зала, или до жалоб стюарда о необходимости избрать нормальный совет взамен «арестованного». Но вот до кухарок, наивно полагавших, будто посреди ночи в кладовой не найдется голодного лейтенанта, способного подслушать их болтовню…

Этож насколько хреновым правителем надо быть, чтобы «кровавого регента» добрым словом поминали? Мол, «он-то пусть и душегубствовал, но на перинах не разлеживался, а порядок наводил». Обидно черт возьми. Я не для того жопу под каждое копье подставлял, чтобы мелкая жрала пирожные и разваливала герцогство. Как потом людям-то в глаза смотреть?

— Прочь пошла, не хочу умываться… — не открывая глаз отмахнулась малявка на мои робкие потуги. — Не упорствуй, не то высечь повелю! До чего приставучие горничные…

Понятно, советы Гены не работают. Как обычно. Ну все, теперь точно повесят…

— Команда была «Подъем»!!! — рванув августейшую особу за пятку, я стащил ее на пол вместе с одеялом.

Спросонья мелкая пыталась бубнить что-то про «пап, ну я уже взрослая», но опознав мою физиономию, недовольно скрестила руки на просвечивающей из-под ночнушки груди:

— Не смешно! Вот ни капли не смешно! Мне такой сон снился…

— Сейчас и не такой приснится… — воодушевившись отсутствием петли на шее, я зарылся в шкаф и принялся швыряться в нее первой подвернувшейся одеждой.

Горничная из меня так себе, конечно, но зато бесплатно.

— Одевайся, че расселась⁈ Там уже битый час тебя трон дожидается!

— Не хочу! — зашвырнув в меня подушкой, малявка забралась обратно на перину, светя нежной кожей сквозь шелковую ткань. — Ты мне не отец, чтобы приказывать!

Поздновато у нее подростковый период начался. Или это уже кризис среднего возраста? Да хрен его знает — психолог из меня такой же, как горничная.

Стараясь не смотреть на молодую грудь, которую малявка даже не трудилась прикрыть, я водрузил на благородную голову «корону» из сложенного корсета и пары чулок.

— Да не хочу я! Каждый день одно и то же — ватаги лизоблюдов, ложь, да лицемерие! Подождут! Неделю ждать будут, коли изволю! И все равно растают в лести, какая я мудрая, заботливая, прелестная… И Аллерия такая же — ой миледи не следует то, ой миледи не следует се… — задорно высунутый язык шел в комплекте и грустными глазами.

Что-то похожее я видел во взгляде Рорика, при нашей последней встрече. А ведь если подумать — они примерно ровесники. Пяток лет разницы — не больше. Похоже, девочка слишком долго прожила среди «низкорожденных» чтобы научиться отличать правду от пустой лести.

— В пекло их, лучше историю мне расскажи! Про то, как ты зимой в Грисби ведьм ловил! Весь двор по весне только о том и шептался. — тонкая ручонка немедленно зарылась в корзинку с подсохшими пирожными, очевидно оставшихся с ужина.

— А пока мы будем задницы сладким склеивать, государством порулит Аллерия, да? Отличный план! Надежный, как автомат Калашникова! Продолжай в том же духе и к вечеру от замка даже стен не останется!

Невольный смешок чуть разгладил хмурое лицо герцогини. Но ненадолго.

— Править, как же… Подготовила указ десятину с пахарей отменить, так нет же «м’леди, этот раздосадует вассалов», повелела жилища для нищих отстроить — «м’леди, это оставит деревни без крестьян»! Пошлины снизить — гильдии, муку голодным — пекари носы кривят, а сами пахари⁈ Те же мерзкие старики, которого ты вчера защищал — видел бы ты их лица, когда я предложила уступить часть полей для беженцев! В пекло их! Пусть сами правят, коли самые важные!

— Ну… А если без реформ и коммунизма? Просто трон жопой погреть да просителей выслушать? Обязательно мир с ног на голову переворачивать, без этого не судьба?

— Эти твои словца… — мелкий носик капризно фыркнул. — «Просто». Как же «просто»… Да Аллерия тебя каждый день передразнивает «феодалы то, феодалы се, дармоеды, изуверы, то ли дело мы — вшивые наемники»! Ей пусть и невдомек, но я-то знаю, что так и есть… И вшивый наемник пользы больше приносит, нежели я — «прекрасная из достойнейших»! Фу! Без крема! — надкушенное пирожное приземлилось обратно в корзинку.