Знал бы, что так выйдет, я бы не «спасибо», я бы тот карандаш капитану в жопу засунул и алфавит писать заставил.
Девица лишь послушно кивнула, уставившись немигающим взглядом на угли под котелком с бурлящей кашей.
Бьющиеся с ночной мглой бесчисленные костры, придавали руинам деревни вид инфернального карнавала. Снующие повсюду гвардейцы, сменяющие друг друга на постах и втихую потрошащие съедобные трофеи, не упускали момент лишний раз сиркнуть, спешно проходя мимо моего бревна. В отличие от стоящих возле избушки с пленными и о чем-то спорящими Гены и Фили, бойцы боялись даже лишний раз взглянуть на вампиршу, не то что приблизится к костру.
Видимо, слухи о пыточной в избе распространились быстро — приятно знать, что «солдатское радио» работает даже в этом примитивном мирке.
Завязывать пора. Деда уже не найти, синевласки тоже — да и пес с ними. Меньше знаешь, крепче спишь. Я мечтаю о карьере дегустатора водки, а не охотника на демонов. Прав Клебер — на утро выдвинемся до Молочного холма, а там будь что будет. Иногда нужно просто признать поражение, а не устилать землю ковром трупов, пытаясь ссать против ветра.
В конце-концов, сейчас речь идет не о жизни целого города, а лишь о паре дурочек и одноногом алкоголике. Пара невинных и один безмозглый — не самая приятная цена, но альтернативы я не вижу. Не сидеть же в этом лагере до пенсии? Иногда нужно просто отпускать…
Может старику ничего и не грозит? Не дурак же он, голову в петлю совать? Хотел бы смерти — получил бы инфаркт во время секс-марафона или утонул в бухле. Уж чего-чего, а этого добра у него хватало.
Торги между чувством долга и нежеланием повторять старые ошибки прервались осторожным сирканьем нависшегося над бревном оруженосца. Стараясь держаться подальше от флегматичной девицы, он усиленно стрелял глазами, явно намекая на приватный разговор.
— Ох… Понеслась моча по трубам… — горестно выдохнув, я двинул за Геной, уже предчувствуя долгую нудную лекцию из его уст.
О титулах, обязательствах и прочих высоких и эфемерных вещах, что никак не совместимы с пытками и моим поведением. Но вместо нытья про меня, он начал ныть про дядьку:
— Сир-дядя не внял моим доводам, он продолжает упорствовать и призывать покинуть лагерь по утру… — опасаясь чужих ушей, пацан довел меня аж до конца лагеря. — Он продолжил настаивать даже когда я… Ну… Вы знаете.
— Даже когда про ведьму рассказал?
Ощущая стыд за свой длинный язык, оруженосец начал блеять извинения вперемешку с оправданиями и остановился лишь когда я честно сказал, что мне насрать. Хватит уже тайны на ровном месте городить — ни к чему хорошему оно не приводит. В конце-концов, Филя имеет право знать.
— Он… Сир-дядя лишь рассмеялся и назвал меня… Не важно. Он отказался верить, сир. Боюсь, он примет правду лишь от вас.
— А я предупреждал, что бестолку, а ты все «дайте я, дайте я»… Не примет он нихрена. Хоть я скажу, хоть папа римский, хоть с военкомата повестку дадут — все равно упрется.
Филя не настолько идиот — у него просто нет выбора, кроме как отрицать существование хрыча и ведьмы. Конечно же он будет списывать все на уловки, цель которых заставить его возится с нами и пленными в этом никому не нужном лагере. Тут надо встать на его место — у него есть выбор между дорогой к, пусть и скромному, но все же пиру в его честь за победу над разбойным бароном, а есть тропинка прямиком в волчью сраку, где его поджидают ведьмы, демоны и черт знает что еще.
Ясный пень он будет играть в идиота и называть племянника лжецом — иначе придется либо впутываться в блудняк, который в лучшем случае ни к чему не приведет, ибо не ясно даже где ведьму искать, либо честно сказать, что срать он хотел на синевласку и у него очко играет. Между синицей в руке и рукой в жопе, он предпочитает первое.
— Я уж молчу, что он банально не хочет показаться идиотом и признать, что сам себя надурил… — подвел я итог скромной инструкции по вербовке. — Надо было не на ведьму, а на хрыча сваливать. Уж одноного он бы не испугался. Или вообще выдумать про интриги какого-нибудь мелкого феодала… Он и от нашей «ручной ведьмы» едва в штаны не навалил, а ты ему сходу свидание с Киарой предлагаешь — ясный хрен, он пересрал! Я бы тоже обосрался, если бы помнил, как это делается…
— Я… Вы…
— Да-да, я, мы, все такое… Ладно, расслабься. Я уже привык, что в аристократии больше твоего разбираюсь.
Но это все равно странно — всю жизнь же тут живет, а такой тугой.
Я уже собирался вернуться с ночной мглы обратно к теплому костру, не особо уповая что кулинарные навыки девицы подскажут ей помешать мою кашу на костре, но Гена вдруг нерешительно схватил меня за локоть:
— Это… Еще не все, сир. Сир-дядя намекнул, что раздумывает над тем, что ему может понадобиться помощник, когда ее светлость осознает недоразумение и примет его на службу… Конечно же я немедленно напомнил данной вам клятве верности!
Стыдливо опущенные глаза и нервно подрагивающие пальцы заставили меня протяжно вздохнуть. Сначала деда потерял, теперь пацана… Ладно… Ладно, к черту! Сам миллион раз говорил, что ему со мной не место! Нехрен теперь в обидки играть и смотреть на него исподлобья — бедолаге и так нелегко.
— Ну, хоть он-то тебя Геной называть не будет, верно? — борясь с накатывающей грустью, я все же заставил себя изобразить улыбку и потрепать парня по плечу. — Забей ты на эти клятвы, он же твой дядька! Родная кровь, вся фигня…
— Так вы уже знаете?!
Пацан резко отдернул в руку и отскочил в сторону, глядя на меня затравленными глазами.
— Чего?
— Он рассказал и потому вы от меня избавляетесь?! Вы сговорились! Сир, вы… Да как вы… Я думал вы лучше этого!
— Да о чем ты, мать твою?! Чего ты как девка?! Говори толком, а не мямли!
— Отец! Он рассказал про их роман с матерью — поэтому вы за камнем шушукались! Поэтому он так неожиданно предложил посвятить меня, если я стану его оруженосцем! Поэтому вы так легко меня отпускаете! Как же я сразу не узрел… Вы же никогда и ни в чем не сдавались, а тут вдруг…
Настолько нехарактерное поведение со стороны вечно учтивого и сиркающего оруженосца застало меня врасплох.
— Э-э-э… Вообще-то мы… Блин, Ген, мне всегда было насрать — на клятвы, бастардов, и прочее. Я и на присягу-то клал, если честно. Ну загуляла у тебя мамка со слугой — мне-то какое дело?
— Довольно притворств, я видел, как вы на меня смотрели весь день! Как на прокаженного! Вы знаете, что я кровосмешенный!
— Куда смещенный? Это типа еще один синоним бастарда?
— Этот синоним того, кто родился от союза родного брата и сестры! Вы знаете, что рапиру мне дарил не дядя, а отец! Это ведомо и вам, и этой вашей… «Леди»!
Оу… Так чего Эмбер так сторонится пацана. Могла бы и мне рассказать, раз такое дело! Не то чтобы мне не насрать, но… Это объясняет некоторые странности поведении. И излишне смазливую рожу, и странную брезгливость родного дяди, и излишнюю наивность, граничащую с тупостью… Как говориться, инцест — дело семейное.
Проскочившая на моем лице задумчивость добавило углей в разгоревшееся пламя юношеской обиды. Наговорив много лестных слов, сдобренный подслушанным у меня матом он лишь одернул руку, когда я попытался его остановить.
— Да чтож за день-то… Место что ли проклятое или воронка тупизны уже досюда разрослась? — только и фыркнул я, глядя в спину удаляющемуся оруженосцу и хлопая себя по карманам.
А с другой стороны — чего я ждал? Он же пацан совсем! Он поддержки искал, а не обычного «делай что хочешь», которое заставляет его выбирать между родной кровью и контуженным лейтенантом. Еще и к вампирше, небось, взревновал… Мальчишка просто хотел почувствовать себя нужным, только и всего. А я… А я как обычно, блин!
Недаром говорят, что самая тяжелая работа, это с людьми. Но с детьми — вообще звездец.
Ладно, пес с ним. Успокоится, там и поговорим. Ремня дам или сопли вытру — на ходу разберемся.
Вздохнув и вспомнив про отсутствие сигарет в обозримой вселенной, я уже собрался вернуться поближе к караульным постам, когда глаз различил едва заметное движение. Вспышку паники и желание рухнуть в грязь, спешно вкручивая взрыватель в гранату, смогли перебить лишь бесстрастные синие глаза, промелькнувшие на фоне тьмы.