— Но можно хоть что-то сделать?! Что толку с компенсации за один разбитый нос, если простолюдины обречены на голод?! — несчастный оруженосец едва не топал ножкой от обиды. — Вы ни за что не допустите такого, я же вас знаю! Так скажите в чем ваш план! Да не молчите же, сир!

Отчаяние и безысходность в глазах пацана затмевала даже безропотную покорность очереди из крестьян, напоминавших выстроенную на убой скотину.

Какой же он еще мальчишка… Еще и думает, будто я и правда могу что-то сделать. Будто и сам верит во все эти байки. Сказать бы ему, сколько я его ровесников в свое время под танковые катки отправил — да толку?

— Чтож ты такой есть-то? Сердобольный, блин. Как мышцой перед девками играть, так из порток выскакиваешь, а как дела делать, так сразу сиркаешь…

Ай, и так все понятно. Пацан тоже прав. Голой жопой разоренные деревни не восстановишь, как и не засеешь горсткой семян поля. И рано или поздно через ворота опять потянутся те же самые лица. Ну, из тех, кому посчастливится не окочуриться на коре и подножном корме. И эти «счастливчики» будут лишь еще голоднее и злее. Короче, вторую такую зиму город не переживет — никакие подачки от лорда и князя не помогут.

То что не смогли сжечь наемники, разграбить дезертиры, отравить вампиры и сожрать демоны — добьет жадность какого-то тупого недомерка. Иронично, конечно, только не в мою, блин, смену.

— Гребанная жизнь — восемь! День другой, а дерьмо все то же! — озвучив более подходящий девиз, я проверил ржавую чесалку за поясом и двинул к раскладному столику.

Пообещав караванщикам «вычесть издержки из зарплаты», барыга как раз передавал мешочек мрачному «сутенеру», пока малолетняя девчонка слушала советы храбрящейся матери на тему «закрой глаза и думай о хорошем». Но вместо мозолистых рук, плата за «досуг личного состава» ткнулась в мой живот.

Рухнув под ноги, мешочек рассыпался по мощеному камню.

Пока крестьяне изображали куриц и «клевали» разлетевшиеся семена, раздраженный торговец усиленно щипал переносицу:

— Будучи наслышанным о вашей щедрости, я не сомневаюсь, что вы непременно покроете сии убытки, сир… — не особо скрывая презрения, южанин брезгливо смахнул со столика горстку оставшихся зерен прямо под ноги суетящимся крестьянам.

— Ага, сразу после того как ты покроешь мои! Не для того я рвал очко, спасая этот долбанный город, чтобы какой-то имбецил в модных штанишках взял, и слил все в сортир!

Удар кулака о столик заставил коротышку нервно вздрогнуть. Его ухоженные пальцы будто невзначай огладили цветастое перо на шляпе, отчего караванщики неуверенно переглянулись и начали нервно поправлять грязные плащи. Ну да, чуть что, сразу за кинжалы. Узнаю местных бизнесменов…

Понятно — очередной идиот, свято уверовавший, будто все можно купить за деньги. Типа, тех копеек, что он башляет своим клоунам достаточно для того, чтобы они на серьезных щах бодались с рыцарем. Пусть даже если этот «рыцарь» всего лишь контуженый лейтенант.

За время работы в наемниках вдоволь насмотрелся на таких. Нет, по-хорошему не договориться. Хоть всю площадь голодающими детьми застели — не поморщится. И даже не из-за непомерного сволочизма или тупости, — просто чтобы рожей в грязь не ударить. Идиот, говорю же.

Хотя, может оно и к лучшему?

— Блистательный сир, боюсь ваши искрометные остроты недоступны моему приземленному уму. И если вы не возражаете, я предпочту придерживаться букве закона и удержаться от препятствования честной торговле.

Учтивые слова шли в разрез с едким тоном и вызывающим взглядом. Несмотря на раздражение и страх, коротышка оставался достаточно умен, чтобы не давать мне права на дуэль. Видимо уже достаточно насмотрелся на заносчивых рыцарей, желающих развести его на бабло.

Короче, спровоцировать на оскорбление и взять на понт, заставив откупаться от поединка — не выйдет. А с прошлым караванщиком проканало…

Погоди, что он там про закон сказал?

— В таком случае не смею мешать. — не обращая внимания на разочарование загоревшейся было толпы, я безразлично пожал плечами. — Предъяви печать и разойдемся, как дембеля в столовке.

Барабаня пальцами по столу, южанин нетерпеливо осведомился, о какой печати толкует «очень занятой сир, у которого нет времени на глупости».

— Красной такой. Восковой. Справа от твоей подписи и аккурат под суммой уплаченной пошлины.

— Какой еще пошлины? — украшенная шляпа резко вздернулась и красивые глазки уставились мне в лицо. — Сей град свободен от податей — это всем известно!

— Всем известно! — эхом отозвались караванщики за его спиной.

Их вороватые взгляды то и дело падали на несовершеннолетнюю крестьянку, держащуюся за спиной оруженосца. Грозно сопя и демонстративно играясь с эфесом клинка, Гена напоминал декоративного пуделя, которому внушили что он бойцовый волкодав.

К толпе затаивших дыхание беженцев, все чаще присоединялись горожане и даже караванщики с иных обозов. Походу, всем вдруг стало интересно, чем закончится столкновение рыцарской тупости с предпринимательской жадностью. Ну да, логично. Как сказала одна знакомая ведьма — «дешевле театра и кровь настоящая».

Сообразив, что просто так не отделается, барыга принялся загибать холеные пальцы, перечисляя причины, по которым никто никому не должен. Мол, спорная земля, вся фигня. Налоговиков от лорда в город не пускают, а стража подати не собирает, ибо князь запретил.

Когда кулачок сжался и счет дошел до «в Грисби даже наместника нет!», я демонстративно прокашлялся:

— А я по-твоему кто?

— Кто? — тупо моргнул мужик, нехотя отвлекаясь от своей ухоженной руки и буквально источая сарказм. — Неужто стюард?

Ухватив кулачок, я начал играючи разжимать его пальцы:

— Меня Грисби посвящал? — под болезненное «ай» распрямился указательный палец. — Надел в городе пожалован им же? — к указательному присоединился средний. — Рорик, опять же, верительную грамоту жаловал?

Не мне, конечно, а деду, но безымянному пальцу все равно.

Когда счет дошел до ее светлости, герцогини Молочного холма и пожалованного меча на поясе оруженосца, несчастный коротышка едва ли не визжал, усиленно теребя перо на шляпе. Но караванщики и не думали вмешиваться. Вместо затравленной девчонки, их глаза изучали пару высоких стражников в кольчугах, что с интересом наблюдали за происходящим, даже и не думая вмешиваться.

К моей удаче, эти двое были теми из немногих, кто не сдристнул из канализации, оставшись при этом в живых. Если дойдет до поножовщины, то хоть какая-то подмога будет.

— Сир к чему-то клонит?! — уже не особо стараясь сохранять лицо, возопил барыга, не бросая тщетных попыток вырвать руку и призвать караванщиков к действию.

— Типа того. Следи за руками — я чуть сжал его ладонь, отвлекая от дурацкого пера на шляпе. — Если пошлина не уплачена, то значит контрабанда. А знаешь, что делают с контрабандистами? — старый, но очень острый нож перекочевал из-за пояса в руку и замер над прижатыми к столу пальцами. — Ну, помимо конфискации, конечно…

Облизнув и без того влажные губы, барыга испуганно уставился на ржавое лезвие:

— Не смею сомневаться в словах столь благородного сира, однако столь серьезные заявления требуют доказательств!

— Дык ты же сам говорил, что столько слышал обо мне! А раз так, то и про грамоты слышал. Или ты набрехал? Рыцарю набрехал?! Поиметь вздумал?! На бабки опустить?!

— Нет, нет, вовсе нет, я бы не посмел!

— Вот и нехрен! Тем более, это всем известно! Вон, люди не дадут соврать, верно ведь?!

Толпа позади взорвалась одобрительным ревом, по сравнению с которым недавнее поддакивание караванщиков показалось мышиным пердежом в пустом сарае.

Заметив что ощущение собственной важности вот-вот разметает оруженосца по всей площади, я отпустил холеную руку:

— Ладно, хрен с тобой. На первый раз простительно.

— П-правда? — коротышка испуганно разминал ладонь, будто не веря, что пальцы все еще при нем. — Как и ожидалось от столь милостивого…