Настолько увлеклись своими сказками, что и не вспоминают, как я ополчение с дружинниками в расход выводил да в канализациях авантюристов резал… Да и первым кто разбил нос этой тетке, тоже был отнюдь не караванщик.

— Вона они! — снова засвистела носом дамочка, не скрывая мстительной ухмылки. — Мешки высиживают, трясутся кабы не сперли! Соседки-наседки!

Определить где находятся искомые караванщики, можно было и без подсказок. Чисто по обилию ненормативной лексики, которой они обогащали словарный запас обступивших их местных.

Подобрав платья, боевитая тетка ринулась к стихийному митингу, требуя дать дорогу рыцарю и расталкивая оцепление из недовольных крестьян. Слово «сир» волной обогнуло городской фонтан, разглаживая недовольные гримасы, разряжая накаляющуюся обстановку, и принуждая возникший было наряд северян повременить с мордобоем и остаться в стороне.

Караванщики перестали изображать частокол вокруг пары монструозных повозок, и неуверенно переглядываясь, начали потихоньку сгруппировываться вокруг низкого загорелого мужчины, — единственного, чей плащ лоснился изящной вышивкой, а не дырками с дорожной грязью.

Жестом приказав убрать от себя решительную толстуху с разбитым носом, он немедленно переключился на нас. Хитрое лицо исказила фальшивая улыбка, когда взгляд заострился на дорогих ножнах Гены:

— Так вот о каком сире шептались землепашцы… Ваша сияющая слава может сравниться лишь с вашим благородным обликом! Как же я наслышан о вас, юный сир! Чем дозволите угодить в сей незабываемый день? — витиеватый поклон и приторная учтивость заставила толпу перед повозками зайтись в приступе притворного кашля, не особо скрывающего смешки.

Смущенно поправив меч Аллерии на своем поясе, Гена проблеял нечто невразумительно, воровато кивая алой челкой на меня. Сжалившись над густо покрасневшим оруженосцем и недоуменным торговцем, я нехотя сделал шаг вперед:

— Сир это я. Он оруженосец. — мое неохотное представление звучало будто признание в наличии мерзкой венерической болячки.

Терпеть не могу всю эту феодальную дурь…

— Ты? — оценив размеры и бледность кожи, южанин усмехнулся и уже хотел сказать что-нибудь едкое, но оценив лица горожан, подавился на полуслове. — Но ты же отморозок! То есть, снеговик… Северянин, хотел сказать!

Цветастое перо в пижонской шляпе барыги странно перекликалось с разноцветными завязочкам в багровых волосах оруженосца. Общая смазливость и низкий рост обоих оказались излишни.

— Что-то не нравится?! Расист дофига?!

— Нет-нет, вовсе нет, милостивый сир! — поспешно замотал пером мужик, скрывая недовольство тем, что его земляк служит оруженосцем какому-то дикарю, у которого и доспеха-то нет. — Никогда не удостаивался почести познакомиться с рыцарем-северянином, только и всего…

— Ладно, проехали. Будем считать — по краю прошел. — я ткнул пальцем в толстую тетку, усиленно старающуюся держаться поближе и напоминать многочисленным зрителям, что это именно она нас привела. — Рассказывай давай — с какого ляда мордобой устроил?

Южанин болезненно скривился, явно не желая опускаться до объяснений перед каким-то заспанным кренделем в шитой-перешитой стеганке, но разница в статусе не оставляла выбора.

Честно говоря, тетка меня не особо волновала. Она кого хочешь доканает — уж я-то знаю. Но что до причины, по которой она бучу подняла…

— А чего грабежом промышляешь? — будто невзначай уточнил я, приблизившись к одной из повозок и разглядывая склизкие фасолины в мутных банках из дешевого стекла. — Онож на рассаду. Семена, зерно, все такое… С каких пор такая байда стоит как чугунный мост? Тыж вдесятеро цену накрутил!

Приказав подчиненным разложить перед повозками переносной столик с табуретом, южанин нехотя ответил:

— Разумная плата за достойный товар, сир… Честный делец почтен правом назначать любую цену и, обязан заметить, — никакого грабежа! Землепашцы вольны обращаться к иным купцам, и я никак не посмею препятствовать!

Вот же козлина… Знает ведь, что посевная совсем скоро, а это второй раз когда город посещает караван. И что других торговцев нет — тоже прекрасно осведомлен. Не удивлюсь, если именно этот петух в шляпе и является причиной внезапной нерасторопности поразившей барыг с Молочного холма.

Они-то, поди, получив вести от первого каравана, пробившегося по еще не заснеженной дороге, уже вовсю грузились, стремясь первыми оказаться в чудом выжившем Грисби и быстренько нажиться на столь нужных семена. Первый-то караван — так, разведка. Чутка того, чутка сего. Соль, мука, маковая бурда — всякая мелочевка, пользующаяся спросом почти повсюду.

А вот уже вернувшись, принялись торговать своим настоящим товаром — информацией. Сведения о спросе стоят весьма немало и зная о потребностях того или иного рынка можно озолотиться по щелчку пальца. А тут такой шанс! Драгоценностей да оружейной стали в городе после осады — жопой ешь! А вот в кладовых шаром покати.

Даже телеги порожняком тащить не надо, — сколько по весу привез, столько и увез. Идеально же!

И тем подозрительнее факт, что только у этого говнюка телеги забиты рассадой, тогда у других из этого же каравана нет ни семечка. Поди первым про ситуацию в Грисби прослышал и подсуетился, избавляя рынки и деревни от излишков. Лишнее сжигал или зарывал, конкурентам гадил, воровал, угрожал, подкупал…

Поглядев на обступивших коротышку караванщиков, я понял, что недалеко от истины — уж очень у всех обувка разная. Походу еще и личный состав у шибко несговорчивых конкурентов угнал. Расщедрился, говнюк… Хотя, ради такой прибыли любой бы расщедрился. И не только на деньги.

Сталь с кровью дешевле.

Стоя в чуть в стороне, я наблюдал как к повозкам выстраивается хмурая очередь. Ни кудахтанье тетки, ни мои доводы не смогли обуздать жадность торговца, что уже потирал ручонки, глядя как крестьяне с угрюмой покорностью разбиваются на группки — кто с какой деревни, и собирают с миру по нитке. Чудом сбереженные и не проданные за зиму, семейные реликвии, кольца, серьги, последние монетки, — трофейную сталь «пернатый» принимать отказался.

Побрякушки — это еще ничего, а вот отец семейства, рекламирующий свою «спелую ягодку»…

Поглядев на покорно опущенные глаза едва достигшей половозрелости девчонки и уже вовсю торгующихся караванщиков, я с трудом подавил желание метнуться до гарнизона за толпой злобных бородачей и насадить всю эту шайку-лейку на копья. У меня половина борделя из таких повзрослевших девочек состоит, которых семейные обстоятельства с нуждой, оставили без невинности и «нормального» мужа. Зато с косыми взглядами соседей. Деревня она и есть деревня, чтоб ее…

— Это недопустимо, сир! — снова заканючил Гена, не в силах выдержать полных надежды взглядов из толпы. — Его алчность их погубит, как же вы не понимаете?!

Как и всегда, борьба совести со здравым смыслом за разум оруженосца, окончилась победой первого за полным отсутствием второго.

— А что ты предлагаешь? Шашки наголо? Левый коронный, правый похоронный? Конфисковать телеги, а его пинком под зад?

— А хоть бы и так! Стража ведь за вас — только пальцем щелкнуть! И сир Аарон наверняка поддержит! А ведь еще…

— Дурак ты… — беззлобно фыркнув, я опять начал хлопать по стеганке в поисках кармана с сигаретами. — Ну раскулачим его, а дальше он побежит по городам и весям, жалобно скуля, как подлые варвары его грабанули. Или ты его еще и грохнуть предлагаешь? А заодно и весь караван — чисто чтоб свидетелей не оставлять?

Силовой метод обойдется еще дороже. В лучшем случае — каждый караванщик семь раз подумает, прежде чем соваться в Грисби — хрен нам, а не торговля. В эту жопу мира и без того едут только из-за отсутствия налогов и пошлин.

А в худшем — старт целой цепочки политических инцидентов, грозящих привести к очередной войне между отморозками и конелюбами. Уж нравы здешних феодалов я выучил неплохо — дипломаты из них из евнуха Казанова. Да и, если поскрести по сусекам, найдется с десяток «баронов» только и ждущих повода побряцать оружием. За честь Простора или Предела, а вовсе не ради собственной выгоды, ясный пень.