Уже смирившись, что придется заглядывать за каждую шторку, а потом долго-долго пить, дабы забыть увиденное, я вдруг приметил пару знакомых сапог у самой печи. Крепкая черная кожа, широкие точеные каблуки да излишне качественная выделка сильно выделялись на фоне закопченной печки и нестиранных занавесок.

— Ты летать научился или по жизни дятел? Сопрут же! — заявил я, раздвинув ширму закинув пару сапог прямиком на линялый матрас.

Сияя голым торсом, Гена удивленно вылупился на меня, продолжая сжимать деревянную кружку в одной руке, а другой — тянуться к пухлой женской груди. Притворно засмущавшись, Молочная Мэри прикрыла свои дряблые прелести еще более сморщенным платьем:

— А говорили, будто ты уехал...— то ли обрадовалась, то ли расстроилась женщина с комплекцией, больше подошедшей корове, нежели человеку. — Вы что это, мальчики... — она перевела взгляд с меня на Гену: — Вдвоем вспахать удумали? Э-не! За то — двойная плата положена!

Тетка принялась загибать толстые пальцы и озвучивать расценки:

— Устами любить — розочка. Женою быти — две! Ну а коли в седалище ужалить изволите, — то готовьте по пятаку! И никаких «ой, та у меня маленький...» Эй! — воскликнула Мэри, когда я схватил ее за руку и потащил прочь из завешанной тряпками каморки.

— А деньги?! — заверещала она, оказавшись выкинутой в коридор.

— Потом отдашь! Свободна! — задернув штору, я вновь повернулся к раскрасневшемуся Геннадию.

Парнишка неуверенно теребил деревянную кружку в руках и, похоже, ощущал себя сродни школьнику, пойманному за рисованием на обоях:

— Я... — запинаясь, начал он. — Я бы не хотел вас видеть, сир. Если позволите...

— А я бы не хотел бегать по всему городу и выспрашивать у прохожих, не видели ли они ревущего придурка с фенечками в волосах. — оценив кислую мину пацана, я потер ушибленную руку и уселся на матрас.

Парень неуверенно дернул бледными плечиками и, взглянув на дорогие ножны в углу каморки, приложился к кружке. Похоже, он очень хотел послать меня куда подальше, но отчего-то не решался. То ли боялся получить по заднице, то ли просто стеснялся.

Не то, чтобы я так уж порывался утирать сопли какому-то благородному сопляку, но все же с рапирой вышло некрасиво. Вещь очевидно дорогая и, судя по реакции мальца — очень ценная.

— Ты из-за рапиры, что ли, расстроился? Да не парься — починим.

— Не починим. Севернее Хребта не найдется столь искусного мастера... Но не в том дело. — он вдруг сжал кулаки и решительно повернулся ко мне лицом. — Я более не желаю нести ваши оскорбления!

— Это чем же я тебя оскорбил-то? Сам-то на меня своего родственничка натравливал! Гена, ты ничего не попутал...

— Я не «Гена»!!! Я Геннаро Клебер-Сале и требу...

— А ну заткнулись там!!! — раздался недовольный мужской голос из-за ближайшей занавески. — Пока я тебе «клебера» в твое «сале» по самое «геннаро» не вогна-а-а... Да, вот так! Еще! Суй глубже! Поиграй там пальчиком!

Недовольство клиента прервалось напряженным сопением и неприличными звуками. Поглядев на стушевавшегося пацана, я вздохнул и, перехватив его кружку, потянулся к кувшинчику с какой-то бурдой. По-моему, — яблочное вино вперемешку с пивом. Нафига он такую дрянь-то пьет?

— Я надеялся, что хотя бы вы будете относиться ко мне с должным уважением. — наконец заговорил он. — Но вам нужны лишь мои деньги... И относитесь ко мне, словно к слуге или мусору! Даже ни разу не спросили... А, не важно... — горько вздохнув, парень и крепко приложившись к кружке, истошно закашлялся.

Дешманское пойло ему явно не по нраву.

Поглядев на парнишку, я устало откинулся на матрасе и уставился взглядом в криво настеленный потолок. Устал я. От клоповников, от городов, от мирка дурацкого... Свалить бы куда подальше. От всех этих мечей, феодалов и дураков, пытающихся что-то кому-то доказать.

А малец знай себе бубнил. Мол, я его не уважаю, не ценю и вообще, то за кузнечиками отправляю, то пирожков требую, то городским психом или содомитом представляю.

— А я просто хочу чтобы... Чтобы... Чтобы меня всерьез принимали! Я ведь защитил вас от того огромного разбойника! Отправился вместе с вами к этим северными дикарям! А если бы пришлось, то и в бой вступил, а вы... Вы будто и не замечали моего существования!

Кажется, до меня начинает доходить, что с этим пацаном не так...

— Ладно! Ты прав. — я снова принял сидячее положение и взялся за кружку. — Я действительно не относился к тебе с должной серьезностью. Тут уж без обид, со срочниками у меня всегда так.

Пацан затравленно уставился на меня, явно ожидая подвоха.

— И раз уж я прозрел, то позволь извиниться за сегодняшнее. Ну, что все так обошлось. И если вдруг хочешь поделиться терзающими тебя мыслями — я внимательно слушаю.

— У меня больше не осталось денег, если вы об этом.

— Ну, тогда возьми немного. — я снял с пояса свой кошель и положил перед пацаном.

Глаза Гены недоверчиво поблескивали в свете вонючей свечки. Судя по его отвисшей челюсти, он ожидал чего угодно, но только не этого. Пф... Можно подумать, я с раскисшими срочниками дел не имел.

— Не удивляйся так! За слугой или мусором по всему городу не бегают, знаешь ли. И за «Гену» не обижайся — мне так привычнее просто. Да не телься ты! Выкладывай, что беспокоит? Нафига к шлюхам намылился? Чего на площади-то заплакал?

Полуголый парнишка еще пытался что-то возразить про то «я не плакал!» да «вам все равно не интересно», но факт, что жаловаться мне можно бесплатно, а шлюхам только за деньги, все же сыграл свою роль. Бабла-то у парня не осталось. От слова совсем.

— Если вы и вправду желаете выслушать... — сдался он, сияя голым торсом в свете сального огарка.

Длинная заунывная история и плаксивые нотки действовали убаюкивающе, но актерское мастерство продажных женщин и неистовство клиентов так и не позволили заснуть. А жаль! Ибо слушать очешуительные истории меня задолбало еще позавчера — спасибо Аллерии с малолетней герцогиней.

Со слов парнишки выяснилось, что приставка «Сале» значила нечто вроде «низкий» или «грязный». Короче, незаконнорожденный. Маман у него загуляла с каким-то смазливым слугой и сдуру притащила благородному дедуле подарок в подоле. Тот, само-собой, не шибко обрадовался такому «киндер-сюрпризу», но дочь не выгнал и даже оставил новорожденного при дворе. И все было бы нормально, если бы не «Визжащий шторм».

Дедуля держал жирный кусок земель где-то у побережья Закатного моря ну и, собственно когда началась движуха осатаневших куриц, владениям пришел абзац. Пацан, будучи совсем еще мальчонкой, оказался единственным из всех тамошних Клеберов кто спасся из утопающего в резне города. Вместе с немногочисленными беженцами, гвардейцы дедули привезли малолетнего Гену к его ближайшим родственникам, владеющим куском земли помельче да победнее, зато с офигенными заявками на честь и благородство.

Скрипя сердцем, пацана они все же взяли, но относились как говну. Чему-то среднему между бедным родственником и элементом подсобного хозяйства. Только дядька, будучи единоутробным братом его мамки, встретил мальца более-менее нормально. Даже офигенную рапиру подарил.

Но бешеные птицы подгадили и тут. То, что поначалу было воспринято как пиратский налет доселе невиданных существ, превратилось в полномасштабное вторжение.

Дядька, будучи красивым мужиком овеянным доблестью и турнирной славой, оказался тем еще ссыклом и вместо защиты подданных — свалил куда подальше, прихватив с собой племянничка. За что из «Клебера-Изящного» превратился в «Клебера-Трясогузку» и по окончанию войны с религиозными курицами — лишился башки, по приказу сюзерена.

Ну и с тех самых пор Клеберы стали едва ли не главными чмырями как среди конелюбов, так и жаброедов. Стали бы главными, да то почетное место занял какой-то граф Эмбер, но я так и не понял почему.

Клеберов лишили всех земель в Западном просторе, а их прямой сюзерен с Виридикса оставил лишь огрызок с десятком разоренных деревень где-то на севере полуострова.