— Тут я ничего не могу сказать — кто это сделал и с какой целью. Это ваши семейные дела и лезть в них я не имею никакого морального права. Я лишь сообщила тебе о факте. Возможно, я сделала не правильно — все-таки формально Александр глава рода и только ему положено это знать. Но знаешь, я занимаю твою сторону, и потому сообщаю именно тебе. Все-таки брат, который стрелял в родную сестру — это не самый лучший вариант, которому стоит доверять такую непростую информацию.

— Да, согласен, — кивнул я. — Спасибо вам большое за доверие.

Стаханова кивнула.

Мы некоторое время молчали, каждый думая о своем.

Не могу поверить. Сестру изнасиловали! А она молчала! Даже в полицию не пошла. Хотя, про полицию она уже говорила сегодня — боялась, что сделает только хуже. Но на что же она рассчитывала тогда?! Ведь если бы я не вернулся что тогда? Рожать? Выходить замуж? Жить, считая каждый прожитый день?

— Вы можете его…

— Нет. — Твердо ответила Стаханова, уже предвидя мой вопрос. — Я не имею на это права.

— Но…

— Не важно. Я могу сделать так, чтобы никто не догадался что ты дисфункция — я так и сделала в конце концов. Я могу наложить проклятие на человека и сделать его инвалидом — если он действительно этого заслуживает. Я могу в обход закона делать множество страшных вещей. Но не это. Без одобрения Ольги — нет. Смерть отпечатается на моей лимбе — и никакими заклятиями не сведешь и не вытравишь ее след. А это — приговор мне. Я лишусь не только карьеры — но и свободы. Так что — нет.

— Понятно, — хмуро ответил я.

— Я лишь только сообщила тебе. Поговори с Ольгой — и приходите ко мне. Если она подпишет нужные документы, если она даст добро и пройдет необходимую согласительную комиссию — я помогу. В больнице, с соблюдением всех процедур, где есть все, что только возможно понадобиться. Где будет обеспечено должное наблюдение и контроль. Но не сейчас и не здесь.

— Спасибо вам за помощь… и информацию, — ответил я.

— Но это еще не все, — Стаханова посмотрела пристально на меня. — Ты как себя чувствуешь?

— Нормально, — пожал я плечами. — А что?

— Твоя аура… она словно изорвана… — собеседнице, казалось, было сложно подобрать нужные слова. — Моя защита, что я ставила, когда мы тебя оформляли в школу — она смята. Кто-то пытался прощупать тебя, причем не очень аккуратно.

Стаханова глянула на меня внимательнее, словно просвечивая.

— А еще я чувствую изменения в твоем фоне. Он весь… перекроен.

— Столько всего случилось, — ответил я. — Изменения неизбежны.

— Я чувствую нечто чужое в твоем лимбе. Что-то черное, иное… сложно подобрать подходящие слова.

Перед глазами встала тьма, царящая за Барьером, и мне стало не по себе.

— Хочешь — я могу посмотреть детальнее? — предложила Стаханова.

И я согласился.

Может быть она сможет ответить мне на то, что же случилось там, за Барьером? Может быть, она откроет закрытые участки памяти?

Стаханова подала мне в руки два артефакта — «белый лазурит» и «синюю аль». Я взял, без разъяснения зажал в кулаках.

Стаханова удовлетворенно кивнула.

И начала шептать заклятия.

Вновь ювелирная работа доктора восхитили меня.

Формирование трамплина. Мягкое плетение фона. Тонкая ниточка потока, пущенная между двумя конструктами. Первая печать. Вторая. Третья. Желтый свет, идущий из магического узла.

— Смотри… — приказала Стаханова.

И я стал смотреть.

Черные сгустки, завивающие в неведомых существ, кружили перед глазами. Они скалили жуткие моды, беззвучно смеялись. Я смотрел на них и с ужасом угадывал в их чертах лица своих друзей, с которым зашел за Барьер.

Демоны смеялись. Но их никто не слышал. Никто, кроме меня.

Я оглянулся, дернулся, чтобы стрельнуть в одного, но Евгения сказала:

— Не надо.

— Они рядом, — прошептал я, но девушка меня не услышала.

Лишь повторила:

— Не надо.

— Не надо — что? — не вытерпел я и почти закричал. — Не надо — что?! Не надо — что?!

На меня начали глазеть остальные члены команды.

— Размыкать руки, — все тем же спокойным голосом произнесла она.

И от того, как она это сказала, я вдруг успокоился — понял, как смехотворно выглядит моя истерика, по-детски, глупо.

Отряд шел во мраке и конца этой непроглядной темноте не было. Карасик ругался. Рябой из второй группы — тоже. Болото противно хлюпало и чавкало под ногами. Влажная вонь дурманила и выворачивала наизнанку.

Я с трудом отличал реальность от галлюцинаций. Часть разума продолжала верить, Что все увиденное — не более, чем игра воспалившегося разума. Не бывает демонов.

Но вот демоны думали иначе.

Они говорили все и сразу и я не мог понять ни слова.

Однако Смерть, впервые появившуюся за Барьером, я понял сразу.

«Он не ваш!» — внезапно произнесла она, обращаясь к инфернальным тварям.

Демоны загалдели сильнее. Начали бесноваться над головой, водить какие-то жуткие хороводы, устраивать пляски.

«Кто это?» — спросил я, обращаясь к Смерти.

«Падальщики!» — с презрение ответила та.

«Мне страшно», — внезапно честно признался я.

«Я знаю, — кивнула Смерть. — Это их рук дело. Слишком много магии, слишком много дарка».

Демоны слиплись в один сплошной ком, образуя нечто, смутно похожее на ежа и навали перекатываться с одного края тьмы на другой. Я смотрел на это странное и страшное зрелище — не глазами, но каким-то иным органом восприятия, — и дрожал от страха.

«Помоги нам, — произнес я. — Всем, кто зашел за Барьер».

«Для тех, кто перешел границу, уже поздно хоть чем-то помогать», — холодно ответила Смерть и растворилась во мраке.

Демоны засмеялись еще сильнее.

А один из них, самый жуткий, с козлиной башкой вместо головы, полетел в сторону Гамильтона.

Меня выдернуло из черноты так же резко как и закинуло.

Я открыл глаза. Тяжелое дыхание сотрясало грудь.

Стаханова погладила меня по голове.

— Тихо, все закончилось.

— Что это было?

— Воспоминания.

— Вы видели?

— Нет. Их видел только ты. Ведь ты этого хотел?

— Я хотел вспомнить. Но в голове выплывают какие-то осколки.

— Что-то произошло там, — после некоторой паузы произнесла Стаханова. — Твоя аура изорвана. Я сделала симулякр, на досуге изучу подробнее, если ты конечно этого хочешь, Может быть что-то удастся разузнать подробнее.

— Да, конечно, — ответил я, вытирая со лба пот.

Глянул на кровать. Ольга по прежнему спала. В кухне гремела чашками Анфиса.

— А теперь мне пора, — произнесла Стаханова, собирая свои вещи в портфель.

— Спасибо вам большое за помощь, — сказал я.

Доктор обернулась.

— Я надеюсь, что у тебя все будет хорошо.

— Я тоже на это надеюсь. Может быть, вас проводить? — предложил я, вспоминая хулиганов, которые пытались к нам подкатить.

— Спасибо, я на машине — она стоит прямо у вашей двери.

Стаханова пожала мне руку и вышла за дверь. Я запер замок, обессилено повалился в кресло. В голове если были слышны отголоски жуткого воспоминания. Становилось понятно, почему мозг заблокировал их. Помнить такое добровольно было выше всяких сил.

— Стаханова ушла? — спросила Анфиса, выглядывая из кухни.

Запах кофе, проникший из-за приоткрытых дверей, свел меня с ума.

— Ушла, — кивнул я, невольно заглядывая в щель между дверьми.

Мне хотелось выпить чего-нибудь — виски, водки, рома. Забыться, утопить в алкоголе праведный гнев.

Но кофе тоже был бы неплох.

Девушка внесла две чашки, поставили на журнальный столик.

— Сахар? Сливки?

— Нет, ничего не надо.

Я сделал глоток. Приятная горечь прокатилась по горлу. Крепкий. Бодрящий.

Хороший кофе — как прохладный душ. Он выводит тебя из ступора, говорит тебе: «эй, оберись, тряпка! Соберись и думай — что делать дальше! А лучше действуй!».