Так, хрустя тритончиками, Дар-Теен прошелся по широкой, посыпанной песком улице, добрался до городской стены – низкой, с округлым верхом. Ничего не стоило перебраться через такую стену, и ийлур на всякий случай запомнил, как быстрее добраться до городской окраины.

Дальше он бесцельно бродил меж одинаковых аккуратных домиков с коническими крышами, смотрел на то, как живут синхи. Следов Андоли не было, и в душу закралось сомнение: а не избавилась ли темная жрица от элеаны?

И тут же, словно по заказу, Дар-Теен увидел Нитар-Лисс, которая сидела под деревом на широкой скамье и что-то толкла в маленькой ступке.

– А-а, вот и ты, – задумчиво протянула она, не прерывая своего занятия, – вышел размяться? Ну, садись, садись, не стесняйся… Раз уж все равно меня нашел.

Дар-Теен опустился на краешек теплой, нагретой солнцем скамейки.

– Мне бы не хотелось здесь задерживаться, Нитар-Лисс, и я был бы благодарен, если бы ты просто отдала мне ключ и отпустила нас.

Рука ийлуры на миг замерла, а черные глаза, в которых терялся даже вертикальный ийлурский зрачок, с любопытством глянули на Дар-Теена.

– Скажи-ка, уважаемый, ты доверяешь своей элеане? Полностью доверяешь?

– Она еще не давала мне повода усомниться, – он покачал головой, – а почему ты спрашиваешь?

– У синхов есть замечательное, очень древнее изречение, – сахарным голоском изрекла Нитар-Лисс, – оно переводится на ийлурский как «нет крыльев у лжи».

– Ей крылья серкт отрезали, – нахмурился Дар-Теен, – она не виновата.

– Тебе виднее. Но мне кажется, что она что-то скрывает… Нет-нет, ее  никто и пальцем не тронул! Но пока что… До вечера, когда я передам тебе ключ, ты с ней не увидишься.

И Нитар-Лисс с удвоенной энергией заработала пестиком, растирая в ступке неведомое снадобье.

– Можно я на него взгляну? – попросил ийлур, – хотелось бы увидеть, во что превратился меч.

– Нет, – она ухмыльнулась, – лучше тебе его пока не видеть.

«Все равно, что пытаться головой пробить стену», – сердито подумал ийлур.

Он поднялся и, не прощаясь, пошел дальше.

– Ты бы помылся перед дальней дорогой, – ехидно бросила в спину жрица, – смердит от тебя, как от издохшего щера.

– В Эртинойсе и щеров-то больше нет, – буркнул ийлур. Наверное, большую часть шпилек Нитар-Лисс следовало вообще пропускать мимо ушей.

… Но по возвращении в «дом для гостей» он обнаружил там кадку, полную горячей воды, кусок ароматного мыла и нагретые полотенца. На столике ждали зеркало и бритва, а в изголовье кровати  – сложенные чистые штаны и рубаха, из грубого домотканого полотна.

Дар-Теен только ругнулся – «Тоже мне, какая забота!»

Но над кадкой заманчиво поднимался пар, а в доме стояла благодатная тишина. Ийлур махнул рукой, сбросил грязные тряпки, которые до недавнего времени были одеждой, и залез в воду. После натирая мылом и соскабливания особенно въевшейся грязи он перешел к бритью. Глянул в зеркало – и чуть не испугался собственного отражения: отросшие светлые космы, бронзовое от загара лицо, глубокие морщины меж бровей, в углах рта. В завершение –  яркие голубые глаза, зло прищуренные. И взгляд сумасшедшего…

– Н-да, – буркнул Дар-теен, приступая к бритью.

Собственно, а почему бы и нет? Всякий свободный ийлур носил бороду: заплетенную в косички, короткую или длинную, лопаткой или клинышком… Но те, кто понесли невосполнимые потери, сбривали бороды. Это был знак траура и глубокой скорби – по потерянной любви, по погибшему народу, по всему Эртинойсу.

Дар-Теен сполоснул разгоряченное лицо теплой водой, вытерся насухо и оделся. Через некоторое время пришли молчаливые синхи, убрали воду – ийлур остался совершенно один. А за окном уже собирались сумерки, и скоро должна была появиться Нитар-Лисс, которая все-таки одержала верх, заставив искупаться.

-… Поговорим, ийлур?

Он едва не подскочил.

И как это жрице удалось незаметно пробраться в дом? Так, что он не услышал, не заметил?

Нитар-Лисс, облаченная в длинный халат из черного бархата, но почему-то босая, замерла на пороге. Волосы были тщательно убраны в длинную, до пояса, косу, лоб – открыт. В глазах плясали хитрые огоньки.

Жрица Шейниры прижимала к себе две серебряные чарки и маленький кувшинчик.

– Прости, я не слышал, как ты вошла, – он поспешно встал с кровати и шагнул навстречу, – ты принесла ключ?

– Разумеется, – она передернула плечами, – но сперва мне нужно кое-что тебе рассказать, Дар-Теен. И о ключе, и о той синеволосой ийлуре…

– Эристо-Вет?!!

Она неслышно поставила чарки на стол, плеснула в них из кувшинчика.

– Не молчи! Что ты хотела сказать про Эристо-Вет? Что?..

Миг – и Дар-Теен оказался рядом с темной ийлурой, почти вплотную, ощущая тепло ее тела.

– Я только хотела сказать, что она никогда не переставала тебя любить, – Нитар-Лисс протянула одну чарку Дар-Теену, – выпьем за тех, кто слишком рано ушел к Фэнтару?

«И это все, что она могла сказать об Эристо-Вет», – ийлур повертел в руках серебро с налитой темной жидкостью.

– Что это?

– Это синхи изготавливают, – невесело хихикнула ийлура, – из местной травки. Недурственно получается, почти как настойка из золотых роз.

– А ключ?

– После того, как ты опустошишь свой бокал, – голос Нитар-Лисс вмиг сделался сладким, как мед, – и не раньше.

Дар-Теен не стал медлить. Через силу проглотил жгучую настойку и выжидающе уставился на жрицу.

– Очень хорошо, – ийлура смерила его внимательным взглядом. А в черных глазах все плясали хитрые искорки, – сейчас я его принесу. Видишь ли, ключ снова изменился… И диктует новые правила своей передачи.

Дар-Теен даже возмутиться не успел; жрица ужом выскользнула за дверь и исчезла в подступающей ночи.

– Вот шейнирова тварь, – не выдержал ийлур.

Голова закружилась; он еще раз понюхал содержимое кувшинчика – пахло остро, неприятно. Горечь одна полынная, да и все. – «А разве синхи когда-нибудь делали что-то лучшее?»

… Разумеется, делали. Настойку из лепестков золотых роз, которая медленно убивала, но позволяла хотя бы на миг почувствовать себя совершенно, абсолютно счастливым.

Скрипнула дверь, впуская обратно темную ийлуру. Дар-Теен обернулся и…

– Тихо, т-с-с-с-с!

В пороге стояла Эристо-Вет и отчаянно жестикулировала, призывая ийлура к молчанию.

Воин Ордена Хранителей, непревзойденный мастер перехода и просто самая лучшая ийлура на свете была облачена в альсунею, которая делала ее похожей на темно-коричневую копну. Сверху капустным кочанчиком торчала голова с коротким синим ежиком волос, как будто Эристо-Вет остригли во время затяжной болезни. Но при этом – она улыбалась, и одной этой улыбки хватило, чтобы Дар-Теен неловким движением смахнул на пол кувшинчик с синховой настойкой.

– Ну, здравствуй, – громким шепотом сказала она, – ты меня узнаешь?

Он так ничего и не ответил: дыхание застряло в горле колким ершиком. А глаза предательски слезились, еще миг – и слезы хлынут водопадом. Ведь так и бывает: когда исполняется самое желанное, остаются силы лишь на то, чтобы плакать от счастья.

Эристо-Вет сделала маленький, робкий шажок вперед.

– Почему молчишь? Я надеялась… Столько лет прошло, Дар-Теен. Я надеялась, что ты меня простишь… все, что я тогда говорила, было лишь тебе во благо.

Ийлура затрясло.  – «Ну что же ты застыл, как чурбан? Ты так долго мечтал, грезил о том, чтобы увидеть ее хотя бы один раз. И теперь, когда Эристо-Вет здесь и жива, теперь ты стоишь дурак дураком и не находишь даже слов?»

Но слов и вправду не было. Осталось лишь сводящее с ума ощущение полета, радость, похожая на игристое молодое вино и неистовое желание прижать к себе эту ийлуру и уже никогда не отпускать.

Все это ни за что не выразить словами, но Дар-Теен и не пытался.

Он протянул руку и осторожно прикоснулся к щеке Эристо-Вет, пытаясь убедить себя, что это – не сон, и что вот она, любимая и единственная.