Эристо-Вет прошлась по комнате. Затем смахнула со стола таракана внушительных размеров (его жизнь тут же оборвалась под жесткой подошвой башмака), плотнее задернула шторы (они исторгли из себя облако серой пыли) и, убедившись еще раз, что дверь закрыта на щеколду, приступила к воплощению в жизнь своего плана.

Потому как надо было что-то предпринять. В конце концов, к чему торчать в Альдохьене, если больше ничего не происходит?

Темная жрица обосновалась в гостинице напротив и вот уже несколько дней выбиралась из своего номера – как поняла Эристо-Вет – исключительно на вечерние прогулки. В сопровождении дюжих телохранителей она неспешно доходила до каменного колодца в самом конце улицы, также неторопливо, с выражением задумчивости на аристократическом лице огибала его, а затем возвращалась в гостиницу.

«Так и скажу Альбрусу», – Эристо-Вет ухмыльнулась, – «ой, нет. Еще не все. Иногда она срывает листья с деревьев, рвет их на мелкие части и бросает на ветер. Не иначе, приносит бескровную жертву Шейнире».

Ийлура старательно вычерчивала на дощатом полу квадрат. День, ночь, вечерние и утренние сумерки; уравновешенная фигура, и на каждую вершину – по богу-покровителю, по народу из тех, что населяют Эртинойс с начала времен.

Вернее, с того самого момента, как боги собрались вместе и решили, что время, текущее сквозь мир – это слишком скучно.

Легенды гласили, что Шейнира всегда желала слыть самой могущественной; она слепила из глины первых синхов, оживила их тела и вложила каждому душу из своего ожерелья Проклятых душ. Разумеется, не просто так – после смерти все они должны были вернуться к своей Темной Матери, и пребывать в вечном плену до конца времен.

Затем встрепенулся Санаул, бог вечерних сумерек, бог провидения и прорицания. Существа, созданные им, были красивы; по образу и подобию своего отца они обладали крыльями и могли покорять небеса, летая быстрее ветра. Но бог элеанов решил, что этого мало, и даровал тем, чья молитва сильна, возможность взглянуть в алмаз, венчающий его божественное чело. Взглянуть – и увидеть прошлое, настоящее или даже грядущее. Элеаны назвали драгоценность Оком Сумерек.

Третьими в Эртинойс вступили кэльчу, созданные Хинкатапи; говорили, что, если синхи были слеплены из глины, то первых кэльчу хитрый божок сотворил из горной породы. Потому получились они неказистые на вид, коренастые и предпочитающие свету дня мрак подземелий.

А последними в Эртинойсе появились ийлуры. Их светоносный отец, Фэнтар, долго говорил, что он – неповторим, и что не нуждается в том, чтобы доказывать прочим свою силу и власть. Но потом все-таки решился и создал ийлуров, которые были подобны истинному свету…

«И свет мог как дарить жизнь, так и отнимать», – мысленно процитировала Эристо-Вет, завершая квадрат мироздания, – «свет подобен обоюдоострому клинку, и должен разить тьму. Так было сказано Отцом, и записано Жрецами».

Она прищурилась, оглядела получившуюся фигуру, затем приложила ровную дощечку к каждой из сторон.

«А в центре квадрата царит Дракон Стерегущий Время, и в кольцах его бесконечного хвоста – Эртинойс. И пока Дракон спит, время не прерывает своего потока, и течет сквозь мир, и все идет своим чередом. Пока Дракон спит, ничто не угрожает существованию Эртинойса».

Ийлура удовлетворенно хмыкнула: квадрат получился идеальным. Для выполнения задуманного оставалось немного, и она, порывшись в дорожном мешке, поставила на пересечении диагоналей квадрата прозрачный зеленоватый кристалл.

История этого камня тоже была весьма занятной. Его привез метхе Альбрус из одного путешествия. Тогда еще Эристо-Вет не знала о том, что древние кэльчу соорудили тайные пути, по которым можно было во мгновение ока перенестись из одного края Эртинойса в другой, и удивлению ее не было предела, когда метхе, поставив на пол два кристалла, коснулся одного из них и исчез, чтобы в следующее мгновение оказаться стоящим рядом со вторым.

«Один портал пришлось разрушить», – вздохнул старый синх, расправляя на груди складки дорожной альсунеи, – «ну да Хинкатапи простит. Их осталось и без того достаточно, чтобы прыгать по всему Эртинойсу, да никто ими толком и не пользуется»…

Только много позже Эристо-Вет собственными глазами увидела древние порталы, и поняла, сколько пришлось молиться метхе Альбрусу всем четырем богам, чтобы заполучить в распоряжение Ордена столь ценную вещь.

– А теперь нам нужно обсудить мое пребывание здесь, – пробормотала ийлура.

Она еще раз внимательно оглядела комнату: окно завешено, дверь закрыта. Хотя… Мм… высадить тонкую дощатую дверь не составит труда даже изящному элеану, не говоря уже о первом попавшемся ийлуре.

Эристо-Вет тряхнула синей гривой волос. Нет, прочь сомнения и дурные мысли. Кому понадобится вламываться в комнату самой обычной наемницы?

«Разве что ийлуру, набравшемуся браги».

Но осторожность взяла свое: Эристо-Вет придвинула к двери кровать, подперла ее тяжелой лавкой. И только затем шагнула в квадрат и коснулась кристалла.

Перед глазами полыхнул призрачный огонь; пол дрогнул под ногами, а потом и вовсе исчез.

А в следующий миг Эристо-Вет оказалась в кабинете синха Альбруса, одного из правящих Хранителей Границы.

Из грязной гостиницы – в изысканные апартаменты, где всегда царит уютный полумрак, подмигивают огоньки свечей и каждый свободный уголок заставлен древними книгами и свитками. Ийлура глубоко вдохнула теплый воздух, где витал запах корицы, мельком глянула на ставшую такой привычной статуэтку Шейниры из черного дерева: выше пояса женщина народа синхов, ниже – змеиный хвост, сложенный кольцами.

Хозяин кабинета восседал за письменным столом, и его лица почти не было видно из-под глубокого капюшона. Только желтые глаза поблескивали парой новеньких монет.

Он нетерпеливо побарабанил когтями по столешнице.

– Приветствую тебя, Эристо-Вет.

Ийлура осторожно переступила начерченный на полу квадрат, внутри которого ярким фонариком горел зеленый кристалл, и поклонилась.

– Мое почтение, метхе Альбрус.

…Их всегда было четверо – синх, ийлур, элеан и кэльчу. Их могущество было велико, и каждому из них доставало одного движения мысли, чтобы призвать Дар того или иного бога-покровителя. Но только синх брал учеников, и когда-то маленькой ийлуре с синей шевелюрой очень повезло.

Они шли по осеннему саду, и шорох мраморной крошки под ногами вплетался в шелест падающих яблоневых листьев. Воздух был по-осеннему прозрачен, шепот деревьев навевал ощущение покоя и тихого, мимолетного счастья – к которому тут же примешивалась легкая горечь оттого, что невозможно для ийлура взлететь и раствориться в ранней осени, ощутить дыхание свежего ветра в вышине, а потом вернуться на землю, укрытую золотой вуалью опавших листьев…

– Осень в Гвенимаре куда лучше, чем в Диких землях, – метхе Альбрус словно читал ее мысли, – озеро Яма слишком хорошо подогревает их. А потому получилось вечное лето, ничего не поделаешь. Но синхам нравится.

Эристо-Вет молча покосилась на него. Даже не сказал «нам нравится», словно и не считал себя одним из детей Шейниры. А, быть может, он уже перестал принадлежать только своей богине: столетия служения всей четверке, охрана Границы, что пролегла между миром живых и миром теней… Здесь не обойтись одним покрывалом Смерти, что даровала Мать синхов своему народу, здесь приходится призывать всех сразу, чтобы сохранить тонкую грань между сущим и тем, чего уже нет.

Синх остановился, сорвал яблоко и протянул его Эристо-Вет.

– Рассказывай. Иначе зачем бы тебе возвращаться сюда?

Ийлура понюхала глянцевую кожицу, с наслаждением вдохнула живой аромат.

– Я не знаю, что мне делать дальше, метхе Альбрус. Та ийлура, за которой вы приказали следить, не делает ничего, что могло бы привлечь наше внимание. Она просто живет в Альдохьене, выходит каждый день на прогулку в сопровождении храмовых стражей. И все.