Они брели по заснеженному зимнему лесу, почти не разговаривая. Перебрасывались ничего не значащими фразами – и все. Впрочем, Дар-Теену было почти безразлично. О чем ийлур может говорить с синхом, проклятой душой в не менее проклятом теле? Да ни о чем. Элхадж тоже не спешил излагать свою историю первому встречному ийлуру и, верно, вполголоса поносил его, на сколько хватало воображения.

И потому Дар-Теен погрузился в собственные невеселые размышления.

Он вспоминал Лиэ-Нэсс. Она незримо, тенью шла следом; порой в морозном воздухе скользил прозрачный и навевающий грусть аромат поздних хризантем. Ночью, с бархатного неба, взирали на Дар-Теена ее черные глаза, а днем, когда искрилось в снегу солнце, мерещилась копна ярко-рыжих волос. Так, словно Лиэ-Нэсс спряталась за деревом и поджидает, терпеливо поджидает предавшего ее возлюбленного… И в ту ночь, когда на маленький лагерь напала волчья стая, темная ийлура кружила рядом, ее звонкий смех вплетался в пение тетивы – и Дар-Теен так и не понял, чего более хотелось Лиэ-Нэсс: победы волков или же победы ийлура.

Дар-Теен тогда решил, что Лиэ-Нэсс так и не обрела покоя, и дух ее витает над Эртинойсом, чтобы проследить – а выполнит ли предатель обещание.

«Выполню», – он только стискивал зубы и отпускал тетиву.

И в свист стрелы, разбивающей застывший воздух, вплетался короткий, грустный смешок Лиэ-Нэсс.

В ту ночь волки проиграли битву, оставшись лежать вокруг зло полыхающего костра. Шкуры их Дар-Теен употребил на то, чтобы согреть издыхающего синха. Даже смастерил рубаху мехом внутрь, надеясь, что совершенно чокнутая в своей гордости ящерица все-таки выживет… и выведет его к Храму Шейниры.

А еще Дар-Теен подумывал о том, что даже в лесу им не стоит считать себя в безопасности. Как-никак, он прирезал жреца Фэнтара а, значит, во всех крупных городах Северного Берега шла незримая и неслышная охота за его головой. У жрецов довольно тайн, чтобы передавать сообщения между городами, и неведомо простым ийлурам, как именно Фэнтар помогает своим приближенным…

Ийлур устало вздохнул. Оглянулся – где застрял упертый синх. Элхадж, в десяти шагах, торопливо обдирал ярко-оранжевые грибы с сосновой коры.

– Что ты делаешь, Элхадж? Есть хочешь?

Блеснули желтые глазищи в тени капюшона.

– Тебе бы только о еде думать, ийлур. Мне любопытно, ты вообще думаешь о чем-нибудь еще, кроме как о пище?

Кулаки Дар-Теена сжались сами собой. Язва. Самая настоящая. И даже после того, как несколько дней выхаживал эту ящерицу, кормил, поил, согревал… Где, спрашивается, самая простая благодарность? Или хотя бы капелька почтительности?

– Я же знаю, что ты жрал грибы из-под снега, – брякнул ийлур, – может, и этот съешь?

Тем временем Элхадж, овладев ядовито-оранжевым великолепием, стал торопливо совать добычу за пазуху. И, уже совершенно серьезно, ответил:

– Меня старый метхе Саон кое-чему успел научить… До того, как его зарубили твои соплеменники. Или ты забыл, что мы приближаемся к равнинам? Когда наше гнездо шло на север, немало синхов погибло от стрел кочевников. Скажи, Дар-Теен, ты уверен в том, что сможешь одолеть два десятка лучников на щерах?

– Ну, а грибы зачем? – ийлур досадливо поморщился. Да, жители Северного Берега не ездили на зубастых и быстрых щерах; купленные твари дохли каждую зиму. А вот южнее, там, где выпадало мало снега и морозец бывал мягкий, щеры чувствовали себя превосходно, чем и пользовались дети Ничейных степей.

– Узнаешь, – пробурчал синх, – идем. Я чувствую, лес заканчивается…

Дар-Теен только покачал головой и двинулся дальше. Наверное, предчувствие не подводило синха, и они в самом деле скоро выйдут на равнины. Мороз больше не щипал щеки, и снега как будто стало меньше…

– Мне еще кое-что понадобится, – сквозь пелену собственных мыслей Дар-Теен услышал шелестящий голос Элхаджа, – метхе говорил, что, если разрыть снег ближе к границе леса и равнин, можно найти белый камень, который легко крошится…

– Зачем он тебе, Элхадж?

– Тебя не касается, – прошипела зловредная ящерица, смешно при этом взмахнув тощими руками.

– Ну, раз не касается, то и не буду рыться в снегу на границе леса, – с ухмылкой ответил Дар-Теен, – сам перерывай. Хоть до Сумеречного хребта.

– Дурак.

И, гордо вскинув большую голову, синх заторопился вперед. Мол, знай наших – тоже можем идти быстро и решительно. Через четверть айса он пошел гораздо медленнее, еще через четверть – и вовсе отстал, задыхаясь и кашляя. А Дар-Теен, втихомолку наслаждаясь своей маленькой победой, огляделся – и, приметив хорошее местечко, объявил:

– Привал. Для тех, чьи силы выпил недуг.

Ответом было неразборчивое шипение с упоминанием имени Шейниры.

Потом, уже у костра, Элхадж хмуро потребовал показать прокушенную ногу, долго возился с раной, мазал ее едко пахнущей настойкой и под конец туго перетянул куском рубахи Дар-Теена.

А к вечеру они неожиданно вышли к ийлурской деревне. Это было самое обычное селение детей Фэнтара: из-за частокола выглядывали заснеженные коньки крыш, да сизые дымки устремлялись вверх, в чистое морозное небо. Тявкала одинокая шавка.

– Собаки, – прошипел рядом Элхадж, и было неясно, то ли синх говорит об ийлурах, то ли об их мохнатых друзьях, дарованных Фэнтаром.

Дар-Теен молча смотрел на деревню, дремлющую посреди пушистых сугробов и – что уж таить – с каждой минутой росло желание посидеть в теплой таверне, поближе к очагу. Ну, а там, конечно же, не обойтись без кружки крепкого эля и куска жареного мясца. Не жесткого, на скорую руку подрумяненного на походном костерке, а мягкого, ароматного, приправленного базиликом, жгучим перцем и тмином…

Ийлур задавил это сладкое предвкушение, словно побег сорной травы. Откуда здесь, в глухой деревне, перец и тмин? Эти чудесные пряности привозили к Северному Берегу из далекого королевства Гвенимар, где, по слухам, кэльчу покинули подземные города ради жаркого солнца и пряностей, которыми щедро одаривает земля… Но желание пропустить кружечку эля или хотя бы просто погреться у жаркого очага упорно не желало исчезать. Дар-Теен покосился на присмиревшего синха. А что, если?..

– Нам бы пополнить запасы, – проворчал ийлур, – лепешек там, пару новых рубах.

Элхадж промолчал. Только в ярко-желтых глазах мелькнуло нечто похожее на насмешку.

– Я сам схожу, – неуверенно продолжил ийлур.

– Ну разумеется, – ядовито прошелестел синх, – мне бы не хотелось появляться в ийлурской деревне, пусть даже и с тобой. Представляю, как бы порадовались твои соплеменники, попадись им в руки живой синх! То-то было бы веселья…

Дар-Теен ничего не ответил, рассматривая тонущий в сумерках частокол. Деревня как деревня, ничего особенного. Ворота, две смотровых башенки.

«Любопытно, а храм Фэнтара у них есть?»

И вновь пришло незваное воспоминание: жрец, насаженный на меч, как саранча на булавку, раскатистый голос гонга и – погоня, бешеный бег по крышам прочь из города.

– Запасы наши и впрямь истощились, – задумчиво проговорил Элхадж, – а путь предстоит долгий. Наверное, тебе лучше сходить туда, Дар-Теен. Самому. А я отсижусь где-нибудь в кустах, не впервой.

«Может, он от меня хочет отделаться?» – серебристой рыбкой мелькнула мысль, – «я останусь тут, а он пойдет дальше, в Храм?»

– Не бойся, – синх словно читал мысли, – никуда я не уйду. Я уверовал в божественный знаки пути, и ты один из них.

Хм. Интересно, что бы это значило – божественные знаки пути…

Но переспрашивать Дар-Теен уже не стал. Протянул синху лук и стрелы – благо, за долгие дни путешествия Элхадж даже научился стрелять.

– На вот. Если вдруг что…

И пошел к деревне, не оглядываясь. На миг закралось сомнение – а ну как пустит синх в спину стрелу? Но Дар-Теен мотнул головой. Нет, не пустит… Потому что до Храма Шейниры еще очень далеко.

…Он брел по неглубокому пушистому снегу и с каждым шагом приближался к высокому, из цельных отесанных бревен частоколу. Потянуло дымом и хлевом; запах ийлурского селения приободрил Дар-Теена.