И тут он понял, что элеан пришел в себя. Не только открыл глаза, а даже успел убедиться, насколько надежно прикован к алтарю. Шезра взял один из ножей, подошел поближе, чтобы сын Сумеречного бога имел возможность рассмотреть как следует фигурный клинок.

Взгляд Тарнэ на мгновение прилип к оружию в руках синха, затем метнулся к лицу Шезры.

– Благодарность синха, – прохрипел элеан, – стоило этого ожидать.

Синх широко улыбнулся, демонстрируя то, что осталось от когда-то белых и довольно острых зубов.

– Ты не прав, Тарнэ. Если бы ты честно выполнил мой заказ, моя благодарность и в самом деле не имела бы границ. Но – что я вижу? Голова якобы убитого синха исчезает прямо со стола, а якобы прибившийся к шайке Мен-Роя элеан оказывается одним из адептов Храма Дракона. Нет, нет, не возражай. Может быть, я и стар, но еще не выжил из ума… Что прикажешь с тобой делать?

И Шезра, дабы произвести должное впечатление, провел пальцем по лезвию ножа.

В аметистовых глазах Тарнэ мелькнуло нечто, отдаленно напоминающее страх, но – видать, элеан был крепким орешком – мгновенно взял себя в руки и даже презрительно ухмыльнулся.

– Тебе не следует делать того, что ты задумал, синх, – спокойно сказал он, – и лучшим решением будет отпустить меня, что и советую сделать.

Шезра пожал плечами.

– Видишь ли, уважаемый Тарнэ… Решения принимаются не для того, чтобы их менять. И я, проживший не одно столетие, теперь горю желанием узнать от тебя – а чем, собственно, занимаются смертные в стенах Храма Дракона? Я любопытен, Тарнэ. Мне интересно, как это получается отрубленная голова синха, которая испаряется… И, осмелюсь предположить, что тебе известны и прочие маленькие хитрости тех, кто поклоняется Дракону.

Шезра подошел совсем близко к распростертому на алтаре элеану и теперь почти нависал над ним. Над жертвой, приготовленной великой Матери.

Синх скрипнул зубами. Откуда, откуда такие мысли?!! Хотя… Ясно, кто их аккуратно подсовывает в голову, тут и гадать нечего. Шейнира…

– И что, ты намерен разрезать меня на куски в поисках разгадок? – элеан внимательно поглядел Шезре в глаза, – тогда ты и впрямь выжил из ума, старик. И тебе никогда не одолеть Избранника вашей матери.

– Поглядим, поглядим, – промурлыкал Шезра, – для начала я сделую так, чтобы ты стал более разговорчивым…

Он осторожно коснулся острием ножа кожи элеана.

– Вот здесь, здесь и здесь… Делается надрез. А потом сухожилие вытяивается. Тебе когда-нибудь приходилось испытывать подобное?

Шезра не торопился. Зачем кидаться и резать жертву, когда сперва можно хорошенько напугать?

И Шейнира будет довольна… весьма довольна…

– Заткнись, – процедил он на наречии синхов, чтобы элеан, упаси Пресветлый Фэнтар, и в самом дене не убедился в хрупкости рассудка старого синха.

– Ты беседуешь сам с собой, – насмешливо уточнил Тарнэ, – я знаю ваш язык, метхе Шезра. Так что… Лучше в самом деле отпусти меня. Тебе не изменить собственную судьбу, как бы ты не дергался.

– Мы сами прокладываем путь сквозь время, – прошипел Шезра, – а тебе советую вспомнить, что ты сделал, чтобы заполучить голову живого Элхаджа!

Он погрузил острие ножа в плечо Тарнэ, и вдруг понял, что за прошедшие годы совершенно не растратил навыков верховного жреца Храма. Нож послушно устроился в пальцах, как будто последний раз Шезра участвовал в жертвоприношении не далее, чем вчера.

Элеан только ухмыльнулся.

– Я могу много чего рассказать тебе, уважаемый Шезра, – медленно произнес он, – но, сам понимаешь, это будет одна ложь.

– В таком случае, уважаемый Тарнэ, мне придется приложить все усилия, чтобы ты сказал правду.

…Вода в тазу окрасилась розовым. Шезра несколько минут смотрел на собственные когти, затем взял жесткую щетку и старательно прошелся по их тыльной стороне. После этой процедуры его руки снова приняли обычную окраску, а когти обрели привычный густо-желтый цвет.

– Замолчи, а? – раздраженно прошипел он Шейнире, которая, даже пребывая в узилище, веселилась.

«И ничего-то ты не узнал, метхе Шезра», – прошептала Мать, – «только вот… как же то зло, которое ты искоренял? Оно никуда не ушло из Эртинойса!»

– Я тебя не слушаю, – буркнул синх.

Он опрокинул таз в желобок и, подхватив лампу, вышел из умывальни. Теперь – неприятно конечно – но придется что-то делать с телом элеана. Не скармливать же его Ясу?

«Хотя, конечно, мысль интересная», – подумал Шезра, поднимаясь в свои покои, – «интересная, но…»

Дело было в том, что, словно очнувшись от забытья, Шезра увидел на алтаре смертного, которого убил собственными руками. Не во славу Шейниры, и не во славу прочих богов, но для себя самого. И, к собственному ужасу, Шезра так и не смог вспомнить, когда же переступил ту самую невидимую черту, которая отделяет жизнь от смерти. Тогда он побежал. Прочь из зала Жертв, прочь от бездыханного элеана, в застывшем взгляде которого так и осталось выражение презрения к выжившему из ума палачу. И тут – не то что разрубить на куски тело и отдать на ужин Ясу, даже еще раз взглянуть на Тарнэ синх уже не мог. Просто не мог…

Он неслышно вошел в свои покои, держа в вытянутой руке лампу. Тени настороженно метнулись по углам и застыли, выжидая.

А Шезра вдруг понял, что его ждут.

У окна, сложив руки на груди, стояла ийлура в длинном белом одеянии и молча наблюдала за опешившим синхом. А он, не отрываясь, смотрел на бледное, худощавое лицо в обрамлении черных кос, на хрупкие запястья, украшенные золотыми браслетами… И не мог выдавить из себя ни слова. Было что-то пугающее в больших янтарных глазах этой женщины; и Шезра вдруг увидел себя словно со стороны – скрючившегося от времени синха, с коричневой и шелушащейся чешуей… Жалкое зрелище. А эта ийлура – ее молодое тело было обманом. Глаза принадлежали существу куда как более старому, нежели трехсотлетний Шезра.

Молчание стало невыносимым. И, чтобы разбить его, отделаться от сковывающего волю наваждения, Шезра кашлянул. А затем спросил:

– Что тебе нужно и как ты сюда попала?

Ийлура даже не пошевелилась. Только качнулись тяжелые смоляные косы, да и то, наверное, от сквозняка.

– Я пришла за телом убитого тобой элеана, – просто сказала она.

Голос был самым обыкновенным, и, к великой радости синха, жутковатое впечатление ожившей древности в юном теле пропало. Теперь перед ним стояла самая обычная ийлура, каких тысячи в землях Эртинойса.

– Да, я понимаю, – он нервно передернул плечами, поставил лампу на стол, – но… как ты сюда попала? Храм Шейниры, знаешь ли, не самое безопасное место для ийлуры…

Губы незнакомки дрогнули в прохладной усмешке.

– И кого же мне бояться, метхе Шезра? Не тебя ли?

– Отчего бы и не меня, – буркнул синх.

Надменность ийлуры начинала раздражать.

– Если бы я хотела, – улыбка на молодом лице стала еще шире и… еще холоднее, – я могла бы сделать так, что за несколько мгновений твое тело прожило бы весь отпущенный тебе срок, метхе Шезра. И ты бы сдох, прямо здесь и сейчас… Это была бы достойная плата за жизнь одного из лучших воинов Храма Дракона, одного из самых одаренных.

Синх прошелся по комнате, бросая на илйру косые взгляды. Сказанного уже было достаточно, чтобы понять, кто явился в Храм Шейниры. Хранительница собственной персоной… Верховная жрица Храма Дракона. Тут и удивляться нечего тому странному впечатлению, которое производило на непосвященного юное тело и мудрость прожитых веков, застывшая в янтаре. Потому как Хранительница не менялась со времени основания Храма.

«И еще неясно, чем купила себе бессмертие».

– Почему ты не спасла его? – спросил Шезра, – твое могущество должно быть велико… Так почему?..

Она пожала плечами.

– Я виновата перед Тарнэ. Могла спасти, но не стала… Потому что мое вмешательство могло окончательно разрушить то, что ты начал так успешно ломать, Отступник.