– Что?..

«Успокойся… успокойся немедленно… быть может, есть смысл выслушать, прежде чем казнить?»

Он поднес к глазам собственные ладони с кровавыми отметинами от ногтей, глухо приказал:

– Говори. И упаси тебя Хаттар ляпнуть какую-нибудь глупость.

– Если этот мальчишка так важен для тебя, мой повелитель, то я хочу, чтобы мой поступок был тобой оценен.

– Об этом поговорим потом.

– Лучшей наградой для меня будет диадема императрицы.

– Говори, – едва слышно выдохнул Квентис. Либо девица совсем рехнулась, либо…

– Я подслушала то, о чем толковал Интар, – невинно проворковала Лаури, – он говорил о частичке сбежавшего мага? Изволь, владыка. Теперь я думаю, что поступила крайне осмотрительно, когда срезала его локон и остригла ноги на левой руке. Разумеется, все это я сделала, пока он был в беспамятстве.

Император едва поверил собственным ушам. Чуть не присвистнул по-мальчишески, но вовремя сдержался. Все-таки, владыка империи. А что до Лаури…

«Может, и правда сделать ее императрицей? И как это она додумалась?»

– А не лжешь? – осведомился он, внимательно глядя на красивое лицо, на золотые, такие мягкие на ощупь локоны.

– Я не настолько глупа, чтобы лгать моему господину, – жестко ответила дочь краснодревщика.

Она подошла и доверчиво прижалась к нему всем телом. Затем поднялась на цыпочки и завораживающе-нежно поцеловала.

– Отринь гнев, владыка. Если только Интар не солгал, ты можешь получить мальчишку… Ты можешь получить все, что только пожелаешь!

Квентис рассмеялся, легко подхватил Лаури и с размаху бросил на кровать. Пожалуй, с такой женщиной можно иметь дело. Разве он – не владыка Империи? Владыки всегда получают то, что желают… А магистр… он сам еще не подозревает, с кем связался.

…Раздобыть чистую одежду оказалось на удивление просто. Даже собаки не донимали Миральду; едва почуяв болотное зло, они начинали скулить и старались убраться подальше. Скользя тенью по зажиточным дворам, Миральда придирчиво перебрала вывешенное после стирки белье и вернулась в лес уже с добычей.

Она нашла Гора в той позе, которую он принял после ее приказа «ждать и с места не двигаться»: кочевник спокойно сидел на валуне, положив руки на колени. Слабый ветер шевелил его выгоревшие волосы, в лунном свете они казались совсем светлыми, даже седыми. Миральда невольно замедлила шаг, не торопясь сообщать о своем появлении, ей было хорошо видно лицо Гора… Пожалуй, даже лучше, чем днем, когда только темные глаза поблескивают из-под отросших, спутанных прядей. А теперь вот Гор сидел неподвижно, отбросив космы со лба – и Миральда вдруг поняла, что сын бескрайних степей, которого во младенчестве отнесли на алтарь владык ночи, удивительно красив той яркой, броской красотой, какая порой отличает полудикий и свободный народ от тех, кто столетиями влачит груз цивилизации. Она вдруг поймала себя на том, что невольно ищет в кайэрском рабе сходство с Геллером Накори.

«Да что это со мной?» – она зло стиснула украденную одежду, – «что за глупости? У них нет ничего, совершенно ничего общего…»

И внезапно поняла, что неправа. Общее, несомненно, было – и заключалось в странной, едва заметной печати обреченности, каким-то чудом тронувшей каждый штрих, каждую тонкую морщинку. Геллер был командором, но знал, что на самом деле всего лишь раб своего господина, к тому же раб, не смеющий бороться за свою свободу. Гор стал собственностью королевы-матери сразу же после того, как его собственная мать предпочла избавиться от сына, оставив его в дар владыкам ночи… Вдруг нахлынул страх. Не к добру, если человек встретит нелюдь на своем пути, не к добру. Подобранная личинка дэйлор – и убитые сестры. А вдруг… И с этим молодым мужчиной что-нибудь случится? Ведь теперь… Она сама – темная нелюдь.

«Прекрати. Все это – чушь, бред…» – Миральда решительно шагнула вперед. Гор вскочил на ноги, выгоревшие пряди упали на лицо – и наваждение схлынуло.

– Это тебе, – она протянула ему штаны и рубаху, – самые большие, что я нашла.

– Благодарю госпожу.

– Не нужно меня величать госпожой. Я не буду против, если ты будешь называть меня по имени.

– Слушаюсь, госп… Миральда.

– Только, будь любезен, прежде чем одеть все это, помойся.

– Зачем? – казалось, он искренне удивлен.

– Затем, что чистое не одевают на грязное, – объяснила Миральда, – тут вроде ручей неподалеку… Да и я… переоденусь.

И она довольно похлопала по скомканным рубахе и верхнему платью. Конечно, не наряд придворной красотки, но – чистое, пахнет мылом и свежим ветром.

– Постричь тебя тоже не мешало бы, – пробурчала ночница, в то время как Гор с неподдельным интересом изучал покрой штанов.

– В них ходить неудобно, – он заглянул в штанины, затем перевел огорченный взгляд на Миральду.

– Все ходят, и ты будешь. Не забывай – мы пойдем через людские земли, иной раз и из лесу выходить придется.

– Как скажешь… Миральда.

Под утро они добрались до широкого ручья с ледяной водой, и сперва Миральда тщательно и долго смывала с себя грязь, а Гор в это время сидел на берегу, повернувшись к ней спиной, а потом полез купаться Гор, и ночница сидела на траве, наслаждаясь каждым прикосновением чистого белья к коже. Время от времени Миральда напоминала, что Гор должен стереть с себя всю грязь, въевшуюся за годы в кожу, а потому следует тереться песком, и, кроме того, нужно вымыть голову, что было воспринято едва ли не с мольбами о помиловании. Спустя еще час препирательств он уселся на траву в двух шагах от Миральды, уже облаченный в одежду простого землепашца. На небо поспешно выкатывалось алое яблоко солнца.

«И ночь – мое время», – Миральда вздохнула. Было похоже на то, что дальше они пока не двинутся.

Закрыв глаза, ночница потянулась к той ниточке, которой привязала собственное сердце к сердцу Гилларда. Пока что… Он был жив, и ничто не угрожало ему, и юная вампиресса заботилась о человеке, над которым тяготело последнее пророчество. Миральда зевнула. Оставалось надеяться, что ночницы, посланные королевой, не доберутся этим днем до намеченной жертвы…

– Госпоже нужно отдохнуть, чтобы двигаться дальше, – напомнил Гор.

– Не называй меня…

– Прости.

… Она улеглась спать в ложбинке между корней, накрывшись с головой плащом. Дневное светило набирало силу, касалось горячими ладошками старой ткани, и Миральде стало хорошо и уютно. Теплые волны гуляли по телу, то же самое ощущает человек, задремавший на солнце после купания, на берегу реки. Миральда улыбнулась. Она улыбалась, погружаясь в сон болотной ночницы, которая еще молода и недостаточно сильна, чтобы запросто разгуливать днем. Вот Кларисс – она старая ночница, а потому ей все равно… Конечно, Миральда тоже не умрет, если грозное солнце обратит на нее свой лик, но нежная кожа будет долго болеть, затем облезет. А потому лучше вздремнуть.

…Пробуждение вышло резким. На диво болезненным. Глаза резнуло ярким светом, и она с удивлением поняла, что до ночи еще далеко. Щурясь, Миральда резко поднялась – и тут же, взвыв, мешком свалилась на траву. Последовал резкий удар в бок, от которого что-то хрустнуло внутри, и перед глазами полыхнуло алым.

– Что, попалась, душечка?

Незнакомый мужской голос. Еще одна попытка подняться – и снова падение, снова боль.

Миральда застонала сквозь стиснутые зубы. Суть происходящего начала доходить до ее затуманенного недавним сном и побоями сознания: ее всего-то связали. Но не просто, а зачарованной веревкой. Такими пользуются охотники за нелюдью и… ведьмы. Чтобы обездвижить пойманную нелюдь, чтобы отвезти в людское селение и там убить на потеху крестьянам.

И – ведь годы назад и она порой пользовалась веревками, вымоченными в специальных отварах. Правда, ночниц не вязали, убивали сразу, а вот зеркальника можно было и повезти, показать заказчикам…

Она с трудом повернула голову и увидела добротный сапог.

«Охотник, не иначе… Это ж после Мареса его позвали! А то и вовсе в деревне столовался».