Потом Тиннат шла к ним, медленно, по широкой и ровной дороге; ей было легко и радостно. Но каждый следующий шаг давался тяжелее, чем предыдущий – словно кто-то начал тащить ее назад. И вдруг все унеслось прочь, как легкое облако под порывом ветра; Лисица снова очутилась на мостовой, и вместо доброго, чуть тронутого морщинками лица матери над ней склонился бледный, как сама смерть, хозяин Черного города.

Тиннат стало тоскливо. Ведь только что она почти вернулась в свой давно покинутый дом, где ее так ждали, а Ильверс решил вмешаться. И зачем, спрашивается? Он ведь давно отказался от нее, к чему бередить еще не зажившую рану?

Она хотела сказать ему об этом, но язык не слушался; из горла выползло сдавленное шипение. А потом вдруг Ильверс медленно и как бы торжественно приблизил свое неживое лицо к ее собственному и коснулся губами лба. Словно прощаясь и благословляя.

Больше Тиннат ничего не помнила.

И теперь…

Стояла тишина. Над головой – небесно-голубой потолок, расписанный по периметру виноградными лозами. Взгляд, торопливо брошенный вскользь – а ну как следят за ней? – выхватил добротное бюро, стул с высокой резной спинкой и край пушистого ковра.

Значит, Ильверс все-таки пришел и помог. Но где, в таком случае, она находится? И где Золюшка? Да и жив ли?.. Уж ему-то бедняге, досталось немало…

Ее по-прежнему окружала тишина – спокойная и прозрачная, как воды лесного озера, что прячется среди папоротников. Лисица, решившись, открыла глаза и приподнялась на кровати.

Комната и вправду была светлой, уютной, с легкой претензией на роскошь. В широкое окно заглядывала яблоня, усыпанная нежно-розовыми цветками; покачивая ветвями в такт дуновения ветра, она мешала кусочки солнечной мозаики, раскиданные повсюду – по стенам, покрывалу, подушке…

Пальцы Тиннат с опаской легли на живот, туда, где копошились внутри ненавистные руки чародеев. Остался тонкий, как от разреза ланцетом, шрам; единственное доказательство того, что весь этот кошмар не приснился.

Она задумалась. Тихо позвала Ильверса, надеясь, что распахнутся двери, и он войдет к ней. Но затем, горько усмехнувшись, встала с постели и, завернувшись в простыню, на цыпочках подобралась к двери. Глупо думать, что Ильверс придет только потому, что она позвала… Ведь он приходит и уходит только тогда, когда ему нужно.

Лисица осторожно потянула за дверную ручку, оказалось незаперто. А когда дернула сильнее, намереваясь выйти из гостеприимной комнаты, то на пороге нос к носу столкнулась с Уломарой.

Несколько мгновений они безмолвно стояли, рассматривая друг дружку: Уломара – с недоумением, а Тиннат – с разочарованием. Потом магесса улыбнулась, мягко прикоснулась к запястью Лисицы, щупая пульс.

– Я рада, что ты пришла в себя.

Тиннат тряхнула головой.

– Уломара… Что со мной…

– О, милочка, давай-ка, вернись в кровать, ты еще слишком слаба, чтобы вот так разгуливать. Я принесу тебе одежду. А заодно и расскажу обо всем. Слишком много всего случилось, за одну-то ночь.

В темных волосах магессы белела седая прядка.

– Я думала… Ильверс… – пробормотала Тиннат, покорно возвращаясь в постель.

– Ты правильно думала. Но его здесь нет.

– А Золюшка? Что с ним? – она в надежде посмотрела на Уломару, – он жив?

– Вполне. Спит себе, как дитя… Да он и есть дитя.

… Потом Уломара принесла Тиннат платье, совсем новое, и как раз по ней; а добродушная служанка с пышными формами – поднос, заставленный тарелками и чашками.

– У меня не получилось починить твое старое платье, – пояснила магесса, – пришлось порыться в своих сундуках. Думаю, тебе понравится.

Тиннат кивнула с набитым ртом. Боль и страх ушли, а их место занял волчий голод.

– Скоро мы отправимся в путешествие.

Лисица едва не поперхнулась. Торопливо проглотила кусок сладкой булочки.

– В какое еще путешествие?!! Я… я никуда не собираюсь, Уломара. Ты что, забыла, что под моим началом целый двор ночных братьев?

Магесса пожала плечами.

– Боюсь, Ильверса это не слишком волнует, милочка.

Тиннат усиленно заморгала, пытаясь высушить вдруг набежавшие слезы. Ну надо же! А ведь никогда плаксой себя не считала…

– Так это он хочет, чтобы я отсюда убралась? – хмуро уточнила она.

– Да. Так, наверное, будет лучше для всех. И если кто-нибудь захочет еще раз устроить ловушку для магистра, тогда уже не будет под рукой тех, кто этому магистру дорог…

– Был дорог, – поправила Тиннат, – скажи, как получилось, что мы с Золюшкой остались живы? Я… звала его. Но магистр не пришел, когда они… проделывали со мной все это. Мне казалось, что он пришел в самом конце, но я не уверена в том, что все это было на самом деле.

Уломара вздохнула и, взяв с подноса яблоко, с хрустом откусила кусок.

– Ты хочешь от меня слишком много, Тиннат. Я и сама толком не знаю, как на самом деле все произошло. Но в любом случае, думаю, нам следует начать сборы. Ты ешь, ешь…

Утром следующего дня они покинули Алларен в добротном крытом возке, запряженном парой гнедых. Тиннат взяла на себя обязанности кучера, а Золюшка с Уломарой сидели позади, обсуждая, что будут делать, если вдруг на них нападут разбойники. Слушая их болтовню, Тиннат усмехнулась – ибо не поздоровится тем горе-разбойникам, что по незнанию нападут на одну из лучших мечниц Алларена и могущественную магессу.

Дом свой магесса продала Агелине, чудом уцелевшей в ту страшную ночь – да и то исключительно благодаря стараниям все той же Уломары, которая со смехом пересказывала, как ее коллега была лишена чулок. Расставаясь, две магессы расцеловались, Агелина даже всплакнула – но было видно, что она не очень-то опечалена перспективой остаться единственной чародейкой на весь Алларен.

Уже проезжая под аркой городских ворот, Тиннат по недосмотру едва не подмяла под возок юношу. Его одежда была покрыта толстым слоем пыли, сам он казался худым, как тростинка – и, судя по всему, шел издалека. Тиннат соскочила на землю, помогла ему подняться.

– Я тебя не ушибла?

Он рассеянно взглянул на нее, отряхивая коленки. И Лисица невольно подумала – какое же у него доброе лицо.

– Нет, нет, все хорошо. Спасибо…

И, подобрав палку, пошел дальше.

Тиннат проводила его взглядом, вернулась на возок.

– Н-но, пошли, пошли, мои хорошие!

– А парень-то маг, – заметила со смехом Уломара, – недолго Агелина была одна, недолго… Алларен – хорошее место для магов…

– Как это ты догадалась?

Уломара взъерошила золотистые кудряшки Золия.

– Мы, маги, видим друг друга. Не спрашивай, как.

– Хорошо, не буду.

И Тиннат сосредоточилась на дороге. Но, когда они уже отъехали от Алларена, натянула вожжи. Странное беспокойство шевельнулось под сердцем, словно она… забыла сделать что-то важное.

– Почему стоим? – поинтересовалась магесса.

– Погоди. Я хочу… попрощаться.

Лисица спрыгнула на землю и повернулась лицом к белым, как старая кость, башням города. Было видно, как крошечные фигурки людей снуют туда-сюда, то выползая из ворот, то исчезая в чреве большого города. А над зубчатыми стенами возвышался тонкий шпиль черной башни.

Тиннат вздохнула. Что бы ни случилось… Ильверс оставил слишком глубокий след в ее душе.

«Я бы хотела, чтобы ты был счастлив, насколько это возможно», – подумала она. Воспоминания забурлили цветным потоком, грозя выбить слезы из глаз, но Тиннат только стиснула зубы.

«Прощай, Ильверс.»

Она быстро вытерла щеку, так, чтобы ее спутники не увидели. Еще раз окинула взглядом дорогу, белые стены, суетящихся людей…

И, чуть в отдалении, на пригорке, увидела до боли знакомый черный силуэт.

Магистр стоял неподвижно, подняв руку, и – Тиннат поняла сразу – тоже прощался. Навсегда.

Хорошей дороги, Тиннат. Вспоминай меня, и тогда я буду видеть тебя в своих снах. Тебя и Золюшку. И только сны эти будут единственной надеждой для этого мира.

Она не поняла ровным счетом ничего. Да и куда ей, простой женщине, понять столь высокие материи?