– Что?!!

Норл еще ни разу не пробовал читать чужие мысли. Да и молод он был еще, чтобы пробовать магию высших… Но в тот миг, будучи не в состоянии мыслить здраво, он всего лишь схватил Ильверса за руку, чуть повыше локтя, и…

Золюшка. Его глаза, два маленьких осколка неба, закрыты. А дух его витает за хрустальным куполом неба. Внутри – пухнет, растет ком Силы, медленно распирая живот, питаясь от толстых, в руку толщиной, огненных линий.

Тиннат… тихо плачет от боли и страха. Которые, отражаясь от граней мира сего, вязкими каплями падают вниз, в медленную реку отражений.

Она всхлипывает, и в карих глазах – отчаяние и нет надежды. Потому как она знает, что никто в целом мире не придет и не спасет. Ильверс из Дэйлорона, если бы хотел, спас бы уже давно. Но он не пришел – а значит, последняя надежда разбита…И, в конце концов, она первая предала его, а потому заслуживает смерти.

– Нет. – вампир с ужасом осмотрел на Ильверса, – погоди, Ильверс! Ты же можешь помочь им, твое могущество велико – и при этом тебе не обязательно самому лезть туда, под удар!

Пальцы вдруг одеревенели и разжались. Сами собой.

– Каждый получит по заслугам, – бледные губы магистра растянулись в холодной, неживой улыбке. Словно и не он улыбался, а кто-то бездарно слепил на его лице кислую мину.

– Нет, Ильверс, не нужно… Ты можешь их спасти, просто так! Ведь они… ждали и надеялись…

– Кое-кто другой тоже ждет и надеется, – улыбка превратилась в оскал, – и я приду!

Норл вздохнул. Набрал в легкие побольше воздуха, и…

– Я не могу тебе это позволить, Ильверс. Твой предок, первый магистр, оказался на удивление сильным, ты – слабым… Но это не упрек, все дэйлор, все люди – разные. И… я не дам тебе просто так умереть.

– Тебе-то что? – фыркнул Ильверс, – тебе только Силы больше достанется. Прочь с дороги.

– Да, верно, – вампир хмуро смотрел на черного магистра, все еще не вполне веря в происходящее, – но что будет потом, Ильверс?

– Потом я буду свободен. С дороги!

– Нет.

– Кем ты себя вообразил? – прошелестел Ильверс.

Затем поднял руку, и…

Что-то ударило вампира в грудь, с хрустом сминая ребра, заставляя давиться собственной кровью… Он и не заметил, как оказался лежащим на холодных камнях, небо над головой закружилось, подернулось серой пеленой.

Норл попытался затянуть рану, но получалось плохо. Горлом шла кровь, оставляя на языке солоноватый, щекочущий ощущения привкус.

«Вставай, вставай… Ты должен его остановить… проклятье! И с какой стати магистр решил себя погубить в бездарной, глупой ловушке?»

Он в бессильной злости на себя самого заскреб когтями мостовую. Две луны, подмигивая в темном небе, насмехались, дразнили…

«Поднимайся, ну же!»

Норл закрыл глаза, собираясь с силами. Еще чуть-чуть, еще немного… Должен же он восстановиться?

И в этот миг хриплый женский голос забубнил над ухом:

– Сейчас… Я вам помогу, не шевелитесь!

… Над ним склонилось худое женское лицо. Не старое. Не блещущее особой красотой. Скосив глаза, Норл увидел, что женщина вся увешана какими-то мешочками, лоскутками, перышками…

«Магесса!»

Хрипя и выплевывая кровавые сгустки, Норл схватил ее за руку.

– Сейчас я вам помогу, – заявила женщина, прикасаясь к своим многочисленным ожерельям.

Он не слушал. Пристально глядя в темные, неопределенного цвета глаза, повторял раз за разом:

Я должна разрушить ловушку… Успеть раньше магистра… Я должна…

Она была магессой, но в то же время – всего лишь человеком.

И Норл впечатал в слабое ее сознание то, что она должна была сделать.

…На лице Агелины было написано отчаяние.

– Отпусти меня, а? Ну что я тебе сделала? Это ведь все Кхеон, да твой маг из Дэйлорона. Они сказали, что ты повредилась рассудком, когда узнала, что чудовище придется подманивать твоим Золькой…

– Я бы никогда не стала бы использовать… жизнь мальчишки… Даже если бы речь шла о спасении всего Алларена! – глухо проворчала Уломара, в то время как руки ее шарили под пышными юбками связанной Агелины.

Но одно дело связать – и совсем другое – отыскать все запрятанные компоненты заклинаний, обратившись к которым, магесса могла бы освободиться. И предупредить коллег.

– Но речь и так идет о спасении Алларена, – Агелина капризно оттопырила губы, – это же меньшее зло, Ули, пожертвовать одной жизнью – и очистить Черный город от поселившегося там чудовища! Ну, во имя Хаттара, давай же поговорим как цивилизованные женщины! А то я уже и в самом деле начинаю верить в твое безумие…

Уломара издала торжествующий возглас и принялась стаскивать с Агелины чулки.

– Прекрати! Да что же это такое, Хаттар Всемогущий…

– Будешь верещать, я тебе еще и рот заткну, – магесса повертела в руках отвоеванный чулок. Да, так и есть! Казалось бы, самая обычная вышивка на ленточке – но только для недалекого, лишенного магического дара любовника. Тонкие пальцы Уломары без труда нащупали зашитые кусочки лазурита и ласточкиных перьев, что уже само по себе было прекрасным источником Силы для заклинаний воздушной стихии. Не обращая внимания на протестующие вопли Агелины, магесса освободила ее и от второго чулка.

– Ты просто чокнутая, – с видом поруганной невинности сказала Агелина, – может, вообще меня разденешь?

– Может, и раздену, – Уломара ощупывала корсет, сосредоточившись на восприятии Силы.

– Нет у меня больше ничего, не-ту! И хватит, в конце концов, меня щупать!!!

– Замолчи, Агелина.

Между пышными грудями магессы нашелся шелковый мешочек с компонентами огня – и последовал за чулками в угол. Уломара выпрямилась отряхнула руки.

– Ну, вот и все.

Теперь… ей и вправду надо было поторопиться. Добраться до площади перед домом Альхейма. Быть может, сразиться с магами Алларена. И вытащить Тиннат и своего маленького ученика из безжалостных челюстей капкана.

Город спал, как дитя в колыбели, что была сплетена из весенней свежести, тихого шороха ветра в листве, неясных теней и призрачного света.

Уломара вздохнула. Хорошая, добрая ночь.

Слишком хорошая, чтобы покинуть этот мир.

И быстрым шагом пошла по пустынной улице, направляясь у дому учителя.

… Ее путь лежал мимо мрачных стен Черного города, но у магессы мурашки по коже побежали только при одной мысли о том, что ей придется снова очутиться так близко от места, где она едва не погибла когда-то… Когда был еще жив Альхейм, и они пытались вскрыть цитадель.

Поэтому она свернула в нужный проулок чуть раньше. Затем, временами переходя на бег, добралась до следующего поворота. Тут она, вконец запыхавшись, остановилась – всего лишь на минуточку, отдышаться; прижалась горящим лбом к холодным мраморным плитам, что украшали фасад дома, и…

Двое разговаривали за углом, не далее, чем в десяти шагах; к тому же, ночью любой звук слышен куда лучше, чем шумным днем. А потому Уломара, мгновенно покрывшись ледяным потом, весьма хорошо разобралась в предмете беседы.

– Тебе-то что? Тебе только Силы больше достанется. Прочь с дороги, Норл.

О, этот голос она узнала бы среди тысячи других! Низкий, немного хриплый, и очень приятный… Голос дэйлор.

– Да, верно. Но что будет потом, Ильверс?

Уломара, стараясь не дышать, осторожно выглянула из своего случайного укрытия. Они и вправду стояли посреди дороги, совсем близко, так, что в ярком свете лун магесса смогла разглядеть эту странную парочку.

Ильверс д’Аштам все также предпочитал черный цвет. Бархат его кафтана мягко искрился серебром, отросшие волосы – уже не пшеничного цвета, а большей частью седые, обрамляли осунувшееся, бледное лицо. Он стоял совершенно неподвижно, и Уломаре почудилось, что это даже не живой Ильверс – а самое настоящее чучело, из которого неведомый мастер вытряхнул все внутренности и набил песка и опилок… Но глаза! Они жили, по-прежнему выразительные, блестящие, как два полированных кусочка агата. И, как показалось Уломаре в обманчивом лунном свете, в этих глазах вспыхивал и гас багровый огонь ярости.