Миральда мало что помнила из драки с тем вампиром. Шениор не проснулся, скорее всего, находясь под воздействием чар темной нелюди. А она, ведьма, вцепившись одной рукой в тянущиеся к шее белые пальцы, другой нашарила подготовленные компоненты заклятий – и от души плеснула молниями прямо в искаженное яростью лицо. Но вампир оказался куда более могущественным противником, чем можно было предположить… И они сцепились, как два разъяренных кота. Миральда отчетливо помнила, как вампир затягивал развороченную грудь, как, улучив момент, рванулся вперед, и – в решете прореженной обмороками памяти осталось лишь страшное ощущение уходящей жизни.
Потом победитель бросил ее умирать, а Шениора забрал с собой.
Миральда не знала, сколько времени она пролежала в беспамятстве, но когда пришла в себя, то услышала человеческий голос. Ей хотелось ответить, подать хоть какой-то знак о том, что она жива, что лежит в хижине – и не могла даже открыть глаза. Хоть и ненавидела ведьма людей, лишивших ее всего, но желание жить взяло свое; и потому она испытала ни с чем не сравнимую радость, когда человек не бросил ее, а забрал с собой.
Но болезнь есть болезнь. Она погружалась в бездну отчаяния, и мимо, в сизой дымке, проплывали лица тех, кого она убила на своем пути. Миральде хотелось прогнать их, но они упорно преследовали ее, ухмыляясь еще более мерзко, чем тогда, до появления Шениора. Время от времени наведывались сестры, участливо заглядывали ей в глаза и всячески увещевали вернуться.
«Ты что, прячешься здесь от того вампира?» – вопрошала Эсвендил, – «Опомнись, детка! Он уже и забыл о твоем существовании».
Глорис поддакивала и хитро улыбалась.
«Ну же, Миральда… Мы и не думали, что ты такая трусиха… Возвращайся туда, где тебе надлежит быть».
Потом они все-таки заставили ее всплыть на поверхность, где ее уже ждал… Командор великой Империи.
И призраки, испугавшись его света и его воли, разлетелись в разные стороны, как стая испуганных ворон. А сама Миральда быстро пошла на поправку.
Правда, нет-нет, да накатывала горькая волна печали: вампир забрал Шениора, и, уж конечно, не для того, чтобы вести светские беседы. Скорее всего, ее малыш, выросший из серой личинки, уже давно соединился со своими предками. Но она ничего не могла поделать, и оставалось только укорять Судьбу за то, что так мало было отпущено жизни этому славному дэйлор.
Грустила бы она по Шениору больше, если бы он был человеком? Миральда не знала. Он был подобен проблеску молнии – быстрому и смертоносному – в ее судьбе. И они слишком мало провели времени вместе, чтобы привязаться друг к другу по-настоящему. Шениор появился – и исчез. Возможно, это было к лучшему, ибо разрушительно влияние нелюди на судьбу человека. В этом Миральда уже не сомневалась.
… Полог шатра отодвинулся, ведьма с надеждой посмотрела туда – но тут же сжалась в комочек, стараясь сделаться незаметной, слиться с прохладным мраком ночи. Чуть пошатываясь, из багрового треугольника света выступил приезжий маг и, быстро оглядевшись, направился в ближайшие кусты. Миральда брезгливо поморщилась, хотя – что уж говорить – все было вполне естественно.
Через некоторое время он снова появился, шагая нетвердо и расставив для равновесия руки; добравшись до шатра, снова нырнул внутрь. Миральда вздохнула. Хорошо, что этот человек не заметил ее…
Ночь потихоньку шла на убыль. Восточный краешек неба чуть посветлел; малая луна висела над самым горизонтом. Миральда невольно залюбовалась бледным лучом лунного света, запутавшимся в охотничьей сети паука. Она была пуста; только пожелтевший листок прилип к поблескивающей клейкой нити. Вид этого одинокого листочка, подрагивающего в перекрестьях лунной паутины, напомнил ведьме о том, что наступила осень, и что скоро начнутся холодные проливные дожди. Миральда вдруг подумала о том, что сама похожа на этот одинокий листок: ведьма среди людей и человек среди нелюди. Куда дальше понесет ее ветер? На глаза навернулись слезы.
«Что толку думать и гадать? Ты все равно не найдешь ответа…»
И, вздохнув, Миральда вновь стала слушать уходящую ночь.
Шум в командорском шатре постепенно затих, и ведьма поняла, что они попросту улеглись спать.
«Мне тоже не мешало бы вздремнуть», – подумала она, поднимаясь и потягиваясь.
… В палатке было темно, хоть глаз выколи. Миральда на ощупь пробралась к расстеленной перине, провела рукой по одеялу – но вместо мягкого ворса ощутила полотно рубахи.
– А, Миральда! – командор сладко зевнул, – хотелось бы знать, где ты была всю ночь? Зачаровывала моих солдат?
– Что ты здесь делаешь? – строго спросила ведьма, – я думала, это моя палатка?
В темноте не было видно его лица, но ведьме показалось, что Геллер улыбается.
– Бесспорно, твоя. Но, видишь ли, мою заняли гости… надеюсь, ты не в обиде, что я вздремнул у тебя?
– Я думала, ты сейчас с ними, – глухо пробормотала Миральда. Близость Геллера сводила с ума; обострившееся обоняние улавливало запах его тела. Ведьма чуть отодвинулась, но тут же горячие пальцы поймали ее запястье.
– Миральда…
– Что?
– Вообще-то, я надеялся, что ты подаришь мне еще один восхитительный поцелуй.
Она закрыла глаза, сосчитала до десяти, чтобы усмирить забурлившую кровь.
– Геллер, это было неправильно, понимаешь? Ведьма не должна…
Не дослушав, он притянул ее к себе и легко коснулся губами лба. Промурлыкал, как довольный котяра:
– Это были восхитительные мгновения. Я еще ни разу не испытывал ничего подобного.
Миральда, не удержавшись, фыркнула.
– Ты что, пытаешься меня убедить в том, что никогда ни с кем не целовался?
И попыталась освободиться, но не тут-то было – рука, обнимавшая ее, обрела твердость железа.
– Нет, конечно же, – тихо сказал Геллер.
– Я ведьма. Ты не боишься? – сделала последнюю попытку Миральда, чувствуя в темноте, как ловкие пальцы командора играючи справились с завязками на сорочке. Теряя последние капли благоразумия, она всем телом прильнула к нему.
– Нет, не боюсь.
* * *
Три волшебных дня промелькнули, слившись в один. Они не клялись друг другу в вечной любви, не давали напыщенных обещаний. Засыпая под утро рядом с Геллером, ведьма старалась не думать о том, что их ждет в недалеком будущем. Он же говорил ей о том, как, покончив с дэйлор, они вдвоем уедут в Алларен, о том, как Миральда навсегда позабудет о тревожных призраках прошлого. Она слушала в пол-уха, погружаясь в сладкую дрему и не смела верить в то, что все это происходило с ней на самом деле. Ведь все было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго… Впрочем, в одном Геллер действительно был прав: страшные призраки и кошмарные сны улетучились, и сестры будто позабыли о ее существовании. Словно наконец обрели покой.
На четвертый день, выбравшись поутру из палатки и с неохотой раздергивая занавес мыслей о следующей ночи, Миральда с удивлением уставилась на непонятное сооружение, возведенное прямехонько перед шатром командора. Под ребрами тупая боль стянулась в кокон – знакомое ощущение чего-то плохого… И дело было даже не в том, что Миральда никогда не видела ничего подобного. Просто… От странного механизма буквально несло недоброй силой – и опасностью.
Столбняк продлился считанные мгновения. Затем ведьма вскочила на ноги и, пользуясь тем, что рядом с сооружнием никого не было, подошла поближе.
Она и в самом деле никогда не видела ничего подобного. Ведьмы черпают силу в незамысловатых компонентах, располагая их, как подобает, а потому еще с давних времен не считалось смешным или странным, когда ведьма обвешивала себя мешочками со снадобьями, птичьими перышками, кусочками самоцветов и прочей дребеденью, становясь похожей на витрину преуспевающего торговца. Наоборот, такая ведьма внушала уважение и страх, ибо могла сотворить множество самых разнообразных заклятий.
Здесь же, на поляне, стояло нечто, созданное специально для получения Силы, Черной, вредоносной Силы, направленной на… Миральда зажмурилась. Открыла свое восприятие – и через мгновение поняла. Сила, порождаемая взаимодействием полей сооружения, была направлена на уничтожение существ нелюдской природы!