В ответ я поджариваю его убийцу. Гийом никогда не бросает тех, кто ему верен. Лучше умереть, чем предать. В этом с алькасарцами я полностью согласен. На залитом кровью лице Качина страшная улыбка. Счастливая улыбка. Вечное Пламя видело его достойную смерть. Он попадет в рай. В Степь на небесах, туда, где всегда царит весна, трава зелена, скот тучен, девушки молоды и прекрасны, а благородные враги и преданные друзья каждый день сходятся в геройских схватках, чтобы наутро воскреснуть. Жизнь, достойная настоящего мужчины.

Особый, ни с чем не сравнимый свист. Стрелы. Убийцы учатся на ошибках. Арбалеты. Мой воздушный щит выдерживает одновременно три попадания, четвертая стрела ударяет в плечо. Шелковый халат прекрасно держит удары сабель, но от арбалетных болтов не спасает. Сжав зубы от боли, полосую воздушными когтями стрелков. Цепляю двоих, остальные успевают спрятаться.

На лестнице атаковали с новой силой. Отчаянно лезли вверх, скользя в крови, запинаясь об трупы товарищей. Моих последних защитников иссекли саблями, закололи мечами, изрубили топорами. Меня забрызгало кровью убиваемых алькасарцев. Отступил назад.

Молнией — ветвистой, ярко-голубой — в толпу «черных» убийц. Потом ветром. Сила урагана отшвыривает всех — и живых, и мертвых — вниз. У подножия лестницы уже вал мертвых тел в черных плащах.

Остался один. Бежать уже некуда. Отовсюду — сверху, снизу и сзади, со второго этажа, — кидаются убийцы. Огненный щит, воздушный щит, испытанные заклинания спасают ненадолго. Вот так и умирают боевые маги, допустив врага на расстояние удара мечом. Их слишком много, не успеваю убивать. Зажали в угол.

Шах.

Нет времени сплести мощное заклинание. Защитные щиты вспыхивают и гаснут. Один за другим, под градом ударов. Зацепили бок. Амулет затянул рану, но со вспоротым животом или отрубленной головой даже он не поможет. Везде злобные, налитые кровью лица убийц, в глазах их ненависть и азарт. Им кажется: еще немного — и все! Победа! Они правы. Но тот, кто только что лишился глаз, этого уже не увидит. Как и тот, кто хрипит под ногами товарищей, тщетно пытаясь зажать распоротое горло.

— Боитесь кошек, сеньоры?! — кричал я.

Тайфун, вокруг разрушение, внутри спокойное око — я. Порыв воздуха отшвырнул убийц в стороны. Кто-то уже не поднялся. Последний удар изо всех сил — обреченный удар. Выхода нет. Обидно умирать от рук неизвестных убийц в собственном доме. Мат.

— Кто вас послал? — кричу. Голова кружилась — вскользь зацепили саблей.

— Вспомни свои грехи, ублюдок! — Седой мужчина в дорогой броне, эфес меча украшен драгоценными камнями. Остальные расступились, освобождая ему место. Он хотел снести мне голову этим мечом. Не успел. Из лужи крови на полу взметнулась карминовая струя, что, словно копье, пронзила седого. Все. Я приготовился умереть. Но убийцам было уже не до меня.

— Зайдан Ассаке! Иль самия! — раздался отчаянный крик.

Сайлан. Мой визирь прорывался ко мне на помощь. Полуголый, весь в крови, он был страшен. Ятаган сверкал, снося головы, рубя кольчуги, отсекая руки, подрубая ноги. Сайлан был быстр, как молния, как порыв ветра. Я никогда не видел ничего подобного.

«Зайдан Ассаке» — последний бой по-алькасарски. Это не фигура речи. Боевой клич человека, уже считающего себя мертвым. «Иль самия» — воззвание обреченного к Вечному Пламени, просьба дать силы, чтобы достойно встретить смерть, забрав с собой как можно больше врагов.

Воспользовавшись смятением среди убийц, я ударил огненной плетью, освобождая проход на второй этаж. Сайлан был уже рядом со мной.

— Господин, бегите! — кричал он.

— За мной, Сайлан! — Я сделал шаг к проходу и замер.

Убийцы остановились. По лестнице, легко перепрыгивая через искалеченные тела, поднимался молодой воин. Хищно сверкал длинный узкий меч — лагрота, обагренный кровью, блестело на черной перчатке маленькое серебряное колечко.

Филипп д'Обинье. В глазах его — смерть. Моя смерть.

Сайлан ударил первым. Обманный выпад, провоцирующий противника открыться, шаг вперед и чуть вбок одновременно с новым ударом в лицо. Таков был излюбленный прием Сайлана. Я много раз видел, как алькасарец тренировался.

Филипп, один из лучших учеников Феррейры, не стал даже уклоняться. Не было нужды. На его пальце сверкал мой амулет. Д'Обинье был быстр и ловок, слишком быстр.

«Нравится? Бери. Оно твое, — вспомнил я свои слова. — Я зачаровывал его для воина. Такого сейчас вижу перед собой. Только долго не носи, за все нужно платить, через пару часов ты будешь падать с ног от усталости», — улыбаясь, сказал я тогда Филиппу.

Страшный удар — наискосок через грудь от плеча до живота — отшвырнул Сайлана к моим ногам.

— Господин, бегите! — прорычал он и медленно поднялся. Он не мог встать, рана смертельна, но поднялся, чтобы защитить меня.

Я подчинился. Ибо Сайлана спасти был не в силах. Мог только отомстить за него. Устремился по коридору на второй этаж.

Филипп легко увернулся от выпада Сайлана, рубанул алькасарца в висок, метнулся за мной в коридор и остановился. Не знал, где меня искать. Десятки дверей. Убийцы разделились: часть из них кинулась в ближайшие комнаты, другие вперед по коридору.

Я не дышал, застыв за шторой. Убийца в черном плаще откинул ее, обдал меня горячим дыханием и ушел. «Отвод глаз» — одно из первых заклинаний, что я выучил в юности. Помогало, когда приходилось уходить из трактира не расплатившись.

Боялся, как бы убийца не заметил кровь на полу, но в комнате было темно. Лампы во внутренних помещениях, в отличие от коридоров, ночью не зажигали.

Нападавшие меня упустили, и второго шанса я им не дал. Дождался, когда убийцы уйдут, выбежал из комнаты, назад по коридору на залитую кровью лестницу, вверх на третий этаж. Нет, не в лабораторию, там меня ждут, — в маленькую, незаметную каморку для прислуги. Ветхий рассохшийся сундучок хранил в себе такой же старый дорожный мешочек.

Два перстня с рубинами и два с сапфирами на левую руку, на правую — длинную, до локтя, перчатку, весьма мерзкую на вид, что неудивительно, ведь кожа для нее снята с вампира. Выпил, почти не морщась, бутылочку мерзкого отвара — пусть наутро я не смог встать на ноги, но тогда тело работало на пределе человеческих сил.

В коридоре трое. С криками бросились на меня, сапфир на перстне вспыхнул синим пламенем и исчез, оставляя после себя три ледяные статуи. Разбил замерзших убийц воздушной плетью.

Вниз по лестнице — еще двое. Перчатка источала зеленый свет. Если он попадает на кожу, та мгновенно лопается. Переступил через обезображенные тела, вместо лиц у них выжженные ямы. Зря не надели шлемы. Босые ступни скользили в крови. Порезался о брошенный меч. Захромал.

Крики привлекали все новых и новых убийц. Озлобленные, яростные лица, ненависть и страх в глазах. Махали мечами, пытались достать короткой алебардой. Орали боевые кличи.

— Бей, убивай! Камоэнс и Обинье! — разносилось по залам моего дома.

Все это слабо помогало. Им больно и страшно было подыхать, этим убийцам, они вопили от боли, когда воздушные когти вспарывали тела, визжали, как свиньи, горя в огне!

Я оправдал данное мне когда-то прозвище — смертью прошелся по комнатам, коридорам, залам. Бил ублюдков по отдельности. Пока оставшиеся не успели собраться вместе. На пороге своих личных покоев споткнулся о Родге. Волкодав грыз, кусал, драл непрошеных гостей, пока не пал замертво, изрубленный, исколотый. Забрав с собой одного из «черных». Почувствовал, что в спальне меня ждут.

Ядовитый дым, что выжигает глаза и легкие. Из комнаты выполз всего один обладатель черного плаща, хрипя, задыхаясь, раздирая руками грудь. Я не стал облегчать его мучения.

Родге, ты отмщен.

— Филипп! Филипп д'Обинье! Ублюдок! Предатель! Где ты, сукин сын! — вопил я во все горло.

В ответ тишина. Никто больше не пытается снести мне голову мечом. Догадался — они на первом этаже. Все завершится там, где и началось.

Медленно спустился до первого этажа. Внизу у фонтана — Филипп. Кинул в него огненным мячом. Невидимая сфера вокруг него вспыхнула на мгновение, поглотив пламя. Магическая защита. Серьезная. Гонсало очень постарался. Сделал бы подобную раньше, экзамен я зачел бы ему досрочно. Филипп засмеялся. Хрипло и зло. Взмахнул мечом, приглашая вниз. В засаду.