Маракойцы не любят этикет и притворство. Вдовая графиня — хозяйка их жизней — сидела рядом на диване, как товарищ, а не за столом, как распорядитель судеб и судья.
Напротив них в большом кресле развалился огромный толстяк лет пятидесяти — Франческо Дайнц — маршал Кардеса, могучий рыцарь. Он служил еще Энрике де Вега — знаменитому кондотьеру — деду младенца, что занимал ныне графский трон.
Ангела — королева Камоэнса — дернулась как от удара. Гордость ее привыкла к почтению. В последнюю их встречу, полтора года назад Патриция была просительницей. Гийом стиснул руку девушки. Беды, обрушившиеся на Ангелу, расшатали ее нервы, мог случиться ненужный скандал.
— Ты можешь прогнать нас, можешь выдать Гальбе. Мы в твоей власти, Пат. Прав был дядя — тяжела корона Камоэнса, — неожиданно спокойно ответила ей Ангела.
— А лучше всего убить и скрыть все следы, — кивнула Патриция, на нее было скромное, но красивое белое платье, кардесцы не носят траур, — Но я не могу прогнать вас, друзья мои. Меня учили отстаивать добро. Риккардо бы тоже помог вам.
Графиня поцеловала Ангелу. Женщины крепко обнялись.
— Благодарю, за гостеприимство. Обещаю, я не останусь в долгу, — маг встал и поклонился графине.
— Твои векселя у меня, Гийом. Признаюсь, я была очень удивлена, получив их, — промолвила Патриция.
— И чуть не пустила в дело, — громко и натужно рассмеялся Франческо, его глаза, спрятанные за густыми черными бровями, смотрели с неприязнью, — Скажи, девочка, что ты намерена делать: драться или бежать? — он не питал почтения к монаршей особе.
Ангела стерпела это ненамеренное оскорбление.
— Не знаю, — призналась она.
Взгляд старого рыцаря смягчился.
— Да, выбор у тебя непростой. Но он, — Франческо указал пальцем на Гийома, — он тебе поможет, хитрый сукин сын. Ты, главное, нам скажи, как решение примешь.
— Скажу, — с вызовом посмотрев в его суровые очи, пообещала девушка, — Обязательно скажу. И надеюсь, вы — мои верные подданные поддержите свою королеву!
— Мой дом — твой дом, Ангела, — примирительно сказала Патриция, — Отдохни, ты проделала долгий путь. Кажется, у меня есть, чем вас порадовать. Кармен здесь.
— Сеньора Феррейра?! — в два голоса радостно воскликнули беглецы.
— Мы знаем ее, как сеньориту Турмеда. Моя подруга приехала на день раньше вас. Кардес — ее родина, лучшее место для радости и горя. Я помню Бласа — он был хороший человек, настоящий рыцарь.
Франческо хмыкнул, но под взглядом Патриции осекся.
— Вы устали с дороги, хотите отдохнуть — я покажу вам ваши покои, — графиня поднялась, мягко зашелестев платьем.
Ангела ощутила укор зависти, на ней был грязный женский костюм для верховой езды.
— Там вас ждет и сменная одежда. Моя королева, вы пока не побрезгуете моими нарядами? — Патриция, «Милая Пат», как любил называть ее Риккардо, тонко чувствовала людей, — Я сегодня же пошлю за портными для вас.
— Не, что ты. Для меня сейчас и чистое крестьянское платье — радость, — Ангела улыбнулась, впервые за много дней.
Гийом хотел выйти вслед за женщинами, но Франческо взглядом остановил его. Маг повиновался. Старый рыцарь держал в своих больших сильных руках рыцарство Кардеса и его многочисленную милицию из свободных крестьян и горожан — могучую силу, созданную покойным Риккардо.
Именно крестьяне, взявшие в руки оружие, остановили рыцарство соседних провинций, что во время прошлой войны хотело ударить по Кардесу с Походом Веры. Трупы «святых» убийц — нашивших на плащи черные песочные часы в виде двух соединенных треугольников[45] — потом долго вылавливали из реки Дайки.
— Ну?! — грозно осведомился Франческо.
— Что «ну»?
— Что задумал, маг? Не принцесса здесь решения принимает, а ты, — рыцарь уставился ему в глаза, — Ты Патрицию — ангела во плоти — можешь обмануть, но не меня, королевский убийца! Если бы не ты, мы были бы свободны, и Риккардо был бы жив.
Маг отметил слово «принцесса». Титул его любимой был эфемерен.
— А также Карл де Санчо, Винсент Ла Клава, Хуан Боскан, и Леон Кундера. Я помню всех. Ты служил Риккардо, я присягал Хорхе. Была война. Точнее, бунт против короля, не важно справедливый, или нет, — спокойно ответил Гийом, — Я был верен Хорхе — он умер. Теперь я вольная птица. Ангела для меня не королева — любимая. Но решать будет она. Сейчас нам нужен приют — зализать раны.
— А потом?
— Это выбор Ангелы.
Франческо замолчал.
— Говорят ты, ублюдка герцога на тот свет отправил прямо во дворце? — неожиданно спросил он.
Гийом вспомнил Педро Гальбу в Турубанге — сильного и уверенного вождя, берегущего свой народ. Грустно покачал головой.
— Не я. Мой ученик Кербон.
— Молодец, парень, — похвалил убийцу рыцарь, видно было, что он не поверил магу.
— Он же задушил принца Хорхе, убил Бласа Феррейра, неизвестно по чьей воле. И распалил огромный костер, что может сжечь Камоэнс.
— Нас — маракойцев — не спалит, кишка тонка, — Франческо поднялся, кресло радостно скрипнуло, освобождаясь от тяжкого груза, — А на прочих — плевать!
* * *
Гонсало де Агиляр ценой своей жизни уничтожил погоню. Больше двух беглецов никто не искал. До Кардеса было десять дней пути. У Гийома умел убеждать людей, Ангела спасла немного золота, — с лошадьми и провиантом проблем не было. Карета казалась беглецам слишком медленной — принцесса пересилила себя, но после двух дней скачки пришлось на неделю вернуться к экипажу. Девушка с непривычки натерла до крови ягодицы и бедра.
Гийом вспомнил свое лечебное искусство, но восстановление заняло много времени, зато весь оставшийся путь они проделали верхом, стараясь наверстать упущенное.
Трудней было хранить инкогнито. Держать в себе тайну. Ангела не много раз порывалась обратиться к подданным. Принцесса, ставшая королевой Камоэнса, кусала губы в кровь, ловя на себе пеструю гамму взглядов: от похотливых, до презрительных. Страдания и бегство еще никого не делали красивыми — она осунулась, исхудала, подурнела. Унижение такого рода, добавившись к смертям близких и крушению привычного мира, едва не стало последней каплей. Только терпение Гийома, его ласки и уверенное спокойствие давали ей надежду, спасали от истерик, отчаяния и безумия.
В пограничных в Маракойей провинциях — Вильене и Сатине — беглецам пришлось нелегко. Герцог Гальба был инфантом этих земель, населенных истовыми ратофолками, фанатизм которых усилился после поражения от маркойцев в войне трехлетней давности.
Их несколько раз останавливали патрули — странной казалась стражникам и чванливым баронам эта пара. Тридцатилетний мужчина с белым, как мел, лицом и седеющими волосами, и молоденькая девушка с черными кругами под глазами.
Один баронет, обладавший старинной привилегией — правом сбора пошлин со всех путников и торговцев и обнаглевший от провинциальной безнаказанности, грубо повел себя с Ангелой.
— Сеньора, я приглашаю вас в мой замок. Говорят, постели мягче моей не сыскать во всей Вильене! — смеялись его светлые глаза на лоснящемся самодовольном лице.
Дружинники за спиной — восемь крепких молодцев, громко заржали.
— Она со мной. Не стоит, — попросил его маг.
— Я приглашаю даму, а не тебя — бродяга. Кто может отказаться от такой чести?
Насмешка была в словах баронета. Превосходство. Сила. Волки его ждали лишь повода.
— Я! — Ангела влепила баронету пощечину, когда он схватил ее за руку.
— Сучка! — завопил тот, ногти у принцессы хоть и были коротки, но оставили чувствительный след.
Гийом взорвался. Впервые за много лет ненависть и злоба — лютая злоба — залили его глаза. Хлестнул ветер — непокорная, могучая стихия. На землю упали и лошади, и люди.
— Не надо! Хватит, Ги! — крик Ангелы привел его в себя.
Лошади убежали, дружинники с баронетом остались — неподвижные и раненные. Сапоги мага были все в крови — лица у барона больше не было. Когда принцесса подошла ближе, ее вырвало.
