Огромная кавалькада из сотни всадников, окружавших одинокую карету, следовала по тракту Мендора — Вильена, пересекавшему страну с юга на северо-запад. Бедные путники, кортежи вельмож и торговые караваны — все уступали им дорогу, понимая, что иначе их сметут, затопчут.
Ангела — новая королева Камоэнса бежала прочь от своей столицы. Герцог Гальба, считающий, что Педро убил Гийом, стал смертельно опасным соседом. Беглецы не таились, невозможно не заметить гвардию и карету с королевскими гербами.
Капитан Эд Пескара вместе с Гийомом разработали простой план — прорваться в северные провинции. Там много врагов герцога, что с радостью помогут законной королеве. И не поверят слухам о том, что это Гийом убил принца.
Наследника спешно похоронили в дворцовой церкви. Подняли плиты в полу, опустили грубо сколоченный гроб. Рядом с ним уложили Бласа Феррейра.
При похоронах присутствовали все, находившиеся во дворце. В поход отправились только гвардейцы. Несколько молодых дворян хотели присоединиться. Им отказали — посчитали ненадежными.
Усталые лошади, мокрые от пота, с трудом несли голодных злых и вонючих с дороги всадников, в легких кольчугах, а то и без оных. Лишний вес губителен для лошадей, а открытого боя им не выдержать. По пути от кавалькады отделялись отдельные рыцари — их цель было донести до командиров крепостей и гарнизонов истинное положение вещей.
Гийом ехал в карете вместе с Ангелой. Карета замедляла скорость конвоя, но долго ехать верхом молодая королева не могла, да и вообще в седле держалась плохо. Маг сидел с закрытыми глазами — суровый и сосредоточенный, готовый к бою. Неясно было, дремлет он, или нет. Ангела пыталась заснуть, но сон был беспокойный, с кошмарами.
К полудню достигли моста через Дайку — одну из главных рек королевства. Дайка отличалась своевольным нравом, много петляла и делала зигзаги. Переехав через один мост, путешественникам приходилось через три-четыре лиги перебираться на прежний берег по второму. Так, по наиболее короткому и удобному пути шел тракт — лучший в Камоэнсе.
Остановились на краткий привал — напоить лошадей и дать людям размять ноги, опорожниться. Мост очистили, переправу через него для всех прочих остановили, чтобы не загораживали дорогу.
Предусмотрительность капитана Пескара оказалась спасительной.
— Левее… Капитан, наши! — поручик передал командиру трубу с шлифованными стеклами, делающими далекое близким.
Из-за далекого холма — местность была неровной — показались всадники в черно-желтых плащах. Сотни две. Пескара выругался и протрубил общий сбор. Гвардейцы быстро вскочили на коней и выстроились в две линии. Капитан был краток и ясен.
— Это не друзья. Скорей всего враги. Пусть и наши бывшие товарищи. Королева, — обернулся к Ангеле, — мы их задержим. Вы же постарайтесь уйти от погони. Гийом вас охранит.
Оглядел застывший строй — лучшие воины — бойцы личной охраны, те, кто грудью закрывал Хорхе. Теперь им предстояло спасти его дочь.
— Сеньоры! — бас его разнесся далеко, — Пришло время выполнить клятву. И мы сделаем это.
Маг и королева взобрались на лошадей. По лицу Ангелы катились слезы.
— Я вас всех люблю! — она послала гвардии воздушный поцелуй.
Ответом было троекратное «Да здравствует Королева!».
— Береги ее! — Пескара сжал магу руку, — Не как королеву, как любовь, как женщину свою береги. Черт с ней с короной! Спаси хотя бы жизнь.
— Слово, — кивнул маг и тронул поводья, — Поспешим, Ангела.
Купец, везущий в Мендору скайскую медь в слитках и лагрские шкуры, разинув рот, смотрел, как на тракте схлестнулись две конные лавы в черно-желтых плащах.
Два отряда гвардейцев. У преследователей на шлемах черные траурные повязки. И те и другие кричали: «Камоэнс! Белое и Синее!», но те, что скакали от моста, еще добавляли: «За Королеву!».
Купец был кардесцем — два года назад бунтовал против короля — знал, что такое война и смерть. Но ярость и ожесточенность стычки поразили даже его. Силы противников были примерно равны, но от перешедших в галоп «королевн» по ходу отделились — то есть просто сбежали — всадники, общим число до двух десятков. Струсили, или просто не решились со своими драться.
Столкнулись, ударили копьями, сшибая врагов на землю, где конские копыта добивали раненных, независимо от принадлежности. Взялись за мечи и секиры. Рубка была отчаянной. «Королевнам» удалось потеснить противников, но внезапно они стали отступать перед двумя всадниками в длинных цветных плащах, выпускавших из рук молнии.
«Чертовы колдуны», — подумал купец, участник восстания Пяти Графов, разгромленного во много благодаря королевскому магу Гийому.
«Траурные» всадники воспрянули духом и вновь атаковали дрогнувшего, побежавшего врага. Дерущихся добивали, бегущих тоже. Спешенных пленных после боя согнали в одну кучу и порубали мечами, затоптали конями.
Купец витиевато выругался. Это было уже не по-людски.
Десяток «траурных» гвардейцев остался с раненными. К обозу купца поскакали всадники — отбирать для них телеги. Прочие — числом около сорока — устремились дальше.
* * *
— Ги, я больше не могу, — принцесса с трудом держалась на лошади, судорожно обхватив ее шею руками.
Беглецы неслись по дороге запруженной обозами. Им уступали дорогу из удивления и опаски. Слишком уж необычной была пара.
Скакун Ангелы был весь в мыле, как и конь мага. Гийом понимал, лошади не выдержат больше пары лиг. Найти-отобрать им смену нетрудно — одно небрежное заклинание и хозяева падут с седел на землю, сбитые ветром. Но Ангела не вынесет бешенной скачки, не привыкла. Да и он тоже. Позади уже виднелась погоня.
— Туда! — чародей указал на невысокую башенку у моста впереди.
Кирпичное строение — первый этаж большой и квадратный, второй — маленький и круглый, — увенчанное четырехгранной деревянной крышей, было сторожевым пунктом. Десяток солдат под командой толстого сержанта взимал плату за проезд.
Янош Римаи твердо верил в свою везучесть; чувствовал, что крепко полюбился он продажной судьбе, раз та уже который год хранила его от мечей врагов и веревки палача.
Словно, дешевая девка-служанка из придорожного трактира, льнущая к ничтожеству-ухажеру, бьющему ее и отбирающему деньги. Заботится о нем бедняжка, преданно заглядывает в глаза, теша себя мыслью, что нужна хоть кому-то, а в ответ презрительный смех, да плевки.
Янош Римаи не любил родину — Тронто, там он был приговорен к смерти за грабеж и убийство. Не терпел молчаливых рыцарей ордена сант-Фербе, с белыми плюмажами на шлемах — был проклят ими как ренегат, клятвопреступник, вор и насильник, опозоривший братьев по оружию.
Ненавидел и службу наемную — лить кровь за гроши — но ничего другого не умел, кроме как мечом махать. Одна лишь радость держала его на ней — шанс хорошо пограбить. Король Камоэнса платил вовремя, щедро, но скупо, для щедрой души тронца — офицера отдельной роты наемников — скупо.
Хорош желто-черный плащ, что вьется на ветру, еще лучше конь и доспехи. Приятна мысль, что можно рубануть замешкавшегося возницу, или всадника, не уступающего дорогу. Убить безнаказанно.
Отомстить за панику и страх — настоящая гвардия — из истинных камоэнсцев, едва не разогнала их сотню. Вроде и плащи одни у всех, и у чужеземной роты, и у национальной, но как умело те рубились… Только магики и спасли — красно-черный и золотой.
Янош довольно осклабился, в кармане его лежала цепь золотая, сорванная с раненного, добитого им врага.
— В башне укрылись! — радостно прокричал товарищ, скаля редкие черные зубы, — Вот он подтвердит
Сторожевая башенка в сотне шагов — словно зачумленный дом, не единой живой души. Даже ее стража и та здесь.
— Там, сеньор, там они. И девка богато одетая и тот в сером. Глаза у него жуть! — быстро поддакивает десятник-сержант, перепуганный, привыкший к спокойному взиманию поборов и взяток.