Иарлэйн, впрочем, явно всё решила. И оттого, что Дезмонд решил по-другому, бесилась так, будто не получала отказа никогда.

«А ведь, наверное, не получала, — усмехнулся Дезмонд, продолжая разглядывать стройную фигурку, теперь уже немного прикрытую полотенцем. — Что она делает здесь, в такой глуши?» Понять Дезмонд по-прежнему не мог.

— Кто ты такая? — спросил Дезмонд и вдруг понял, что говорит вслух.

Иарлэйн посмотрела на него мрачно, как обиженный котёнок.

— Мы это уже обсуждали. Кстати, — Иарлэйн повернулась к нему и, сложив руки на груди, широко расставила ноги, будто готовилась принять бой. — На каком языке ты ругался, когда я врезала тебе локтем в живот?

— На каком языке? — Дезмонд судорожно пытался припомнить, о чём речь.

— Да, на каком языке?

«Чёрт», — промелькнуло у Дезмонда в голове. Впрочем, легенда была отработана давным-давно.

— Это тайный язык моего ордена. На нём говорят наши магистры.

Инэрис нахмурилась, и Дезмонд понял, что ляпнул что-то не то. Впрочем, нового вопроса не последовало, и Дезмонд решил, что бой остался за ним.

— Спать, — сказала Инэрис, — я лягу на полу.

— Да ты что? — Дезмонд от столь неожиданного заявления даже сел на кровати. — И простудишься? А потом мне тебя на руках тащить?

— Не бойся, сама дойду.

— Лэйн!

Иарлэйн вздрогнула и расширившимися глазами посмотрела на него.

— Не хочешь спать со мной — иди на кровать, а я лягу на полу. Я же так не усну.

Иарлэйн молчала.

— Это же только кровать, — произнёс Дезмонд то, в чём какое-то время уже пытался убедить себя, — это ничего не значит.

Инэрис помолчала.

— Да. Точно. Просто кровать.

Инэрис подошла к кровати с другой стороны и, откинув одеяло, осторожно устроилась на самом краешке спиной к Дезмонду. Потом повернула голову и потребовала через плечо:

— Только обещай, что не полезешь обниматься.

— Нужна ты мне, — фыркнул Дезмонд и устроился с другого края, так же накрывшись самым краешком одеяла.

Какое-то время царила тишина. Инэрис привстала и задула свечу, стоявшую с её стороны — та, что была с другой, потухла сама собой. Опустила голову на подушку и замерла.

Дезмонд, кажется, уже спал.

Обида не становилась слабее, и Инэрис перевернулась на другой бок, а затем осторожно подобралась к спящему спутнику, чтобы рассмотреть его лицо. Дезмонд был красив. Так красив, как мало кто из тех, кого встречала Инэрис в последние столетия. Если говорить откровенно, то он не был уверен, что вообще встречал кого-то подобного на Земле. Но дело было не в правильных чертах лица и не в волосах, которые вблизи почему-то пахли амброй, а не потом — как должны пахнуть волосы воина. Дело был в какой-то силе, переливавшейся под его кожей при каждом движении. В дороге Инэрис замечала её лишь краешком, потому что её скрывали куртка и плащ. Но даже там, под дождём, она прорывалась в улыбке и в глазах. Дезмонд смотрел на мир так, будто он принадлежал ему. Инэрис давно уже забыла это чувство, и теперь оно свежим ветром ворвалось в её мироздание, где давно уже каждому, в том числе и ей самой, был положен предел.

Инэрис смутно помнила, что раньше было иначе, но прошлое казалось сном. А Дезмонд был реальным и живым — прикоснись и потрогай, если не боишься обжечься.

Инэрис не боялась. Она протянула руку и коснулась обнажённого плеча — и тут же задохнулась, в самом деле ощутив эту силу, пульсирующую и реальную, куда более реальную, чем весь остальной мир.

Сердце гулко застучало, отбивая чуждый ему ритм, а Дезмонд шевельнулся, будто просыпаясь, но лишь нахмурился. Губы его шевелились и шептали что-то во сне.

Инэрис наклонилась, словно заворожённая, и прислушалась, пытаясь разобрать.

Губы Дезмонда двигались, произнося слова на языке, которого не помнил никто из людей. Отрывочные, лишённые смысла — но для Инэрис более понятные, чем любые другие слова:

— Огонь… Огонь… Огонь… Они не могут взорвать звезду…. Они не могут… Их… не может быть… так… много…

Мгновенно, повинуясь внезапному и непреодолимому порыву, Инэрис шмыгнула под одеяло и обняла Дезмонда со спины. Погладила по мускулистому плечу и коснулась самого его уголка губами.

Рука Инэрис скользнула под локоть Дезмонда, обнимая его за живот, и Дезмонд тут же стиснул её, прижимая к себе ещё плотней.

Инэрис прижалась к нему всем телом и наклонилась, вглядываясь в движение губ. Дезмонд затих. Только собственное сердце Инэрис продолжало колотиться как бешеное. Она прижалась к спине Дезмонда щекой. Нужно было подумать, попытаться осознать то, что было почти очевидно, но Инэрис не хотела. Она просто прислонилась к лопатке Дезмонда щекой и уснула.

Наутро дождь немного затих. Инэрис поднялась первой и отправилась искать лодку, так что, когда Дезмонд проснулся, её рядом уже не было.

Инэрис нужно было время. Время и одиночество, чтобы собрать прорвавшуюся, как разрубленный клинком плащ, картину мира, и составить её обратно.

То, что Дезмонд не был человеком, теперь было очевидно целиком. И от этого неожиданно стало легче. Это объясняло всё то, что происходило с Инэрис — она просто ощутила близость этой древней силы, по которой так долго скучала.

Теперь она понимала, что это чувство преследовало её с самого начала — ещё с той секунды, когда Дезмонд коснулся её в первый раз. Рядом с Дезмондом она была будто дома. Но этот дом был иллюзорным, и Инэрис слишком отчётливо понимала, что поддаваться слабости нельзя.

Она уже поверила Анрэю. С тех пор, как Орден истребил всех, кого Инэрис повела за собой, она не переставала думать о том, могла ли что-то изменить. Однако, сколько бы она ни искала выходы, по всему выходило, что гибель Авалона была неизбежна. Орден был стихией. Она была человеком. Одним. От этого вина её не становилась меньше. Чаша, стоящая в глубине её души, была почти заполнена — новыми жертвами её амбиций и её веры в то, чего не могло быть.

Теперь Инэрис знала точно одно — никого больше она не должна подпускать к себе настолько близко, чтобы тот мог пасть жертвой этих амбиций. Одной было проще — ей был открыт весь мир, и всё, что она делала могло бы навредить только ей. И одной было бессмысленней — потому что она не знала, что делать, не знала, как жить, не соотнося свои поступки с кодексом и общим благом.

Дезмонд пытался проникнуть в её мир. Он делал это настолько откровенно, что Инэрис оставалось лишь задаваться вопросом — зачем он тянет? Если всё уже ясно им двоим. Дезмонд просто ворвался в её жизнь и заявил своё право быть рядом, отказавшись доказывать что-то или объяснять. И самым страшным было то, что Инэрис начинала верить. Верить в то, что Дезмонд в самом деле может на этом месте быть. В то, что Дезмонда никогда не настигнет судьба Дерека или других, кто был с ней. Инэрис не знала, как объяснить эту веру. Она просто была в ней. Каждую секунду, когда она смотрела Дезмонду в глаза. Она делала бессмысленными любые попытки объяснить происходящее между ними.

Дезмонд был бессмертным.

Этот факт обрушился на разум Инэрис как поток ледяной воды. От этого хотелось улыбаться, попросту прижаться к нему и обнять, — но Инэрис напоминала себе, что нужно сохранять осторожность. Достаточно было уже ошибок и промахов, которые она не могла себе простить. И Инэрис решила не торопиться. Попытаться выяснить для начала, кто же всё-таки Дезмонд такой.

Разумеется, осторожность не исключала секс. Просто так, между делом.

Вернулась Инэрис незадолго до полудня. Дождь всё ещё лил, а Дезмонд стоял у окна мрачный как чёрт.

— Я думал, ты меня бросила, — сообщил он, поворачиваясь к двери.

Инэрис подошла к нему вплотную, так чтобы чувствовать жар тела, и улыбнулась.

— Я искала нам лодку.

Дезмонд не двигался. Инэрис отчётливо видела, как расширились его зрачки. Подумав, она приблизилась ещё чуть-чуть и переспросила в самые губы Дезмонда тихим, вкрадчивым голосом: