— Извини… то есть, извините, сударыня, могу ли я задать вам вопрос?

На драконьей морде отчётливо обозначилось удивление.

— Ну, задай, — хмыкнула драконица.

— Правда ли, что драконий огонь уничтожает любое человеческое заклинание?

Драконица фыркнула, с земли поднялась туча пыли и пепла.

— Нашёл о чём спрашивать! Ну, допустим, уничтожает, хотя и не всякое, и что?

— Могу ли я попросить вас дунуть на этот демонов амулет? — Дилль показал ей медальон. — Дело в том, что я вновь начинаю чувствовать его магию и, прошу прощения, желание убить вас. Боюсь, что это заклятье помешает мне добраться до постоялого двора.

— А что, до этого ты не чувствовал заклятья?

— До этого я слишком боялся вас, сударыня, чтобы думать о чём-то другом. А теперь, когда страх прошёл, магическая ярость вновь туманит мой мозг.

— То есть, ты меня уже не боишься? — чешуйчатая бровь драконицы поднялась. — Не будь у меня так мало времени, я бы с удовольствием провела над тобой пару экспериментов. Ладно, давай свою магическую поделку.

Дилль бросил амулет на землю и поспешно отбежал в сторону. Драконица вытянула губы трубочкой, из пасти её сначала вырвалась струя дыма, а затем полыхнул огонь. Золотой амулет растаял, как снежинка в кузнечном горне — на том месте, где он лежал, осталось только докрасна раскалённое пятно сплавленного песка. Дилль почувствовал, как на мгновенье его с ног до головы окатило невидимым жаром, а затем это чувство исчезло. А заодно пропало и ощущение, что амулет был его частью.

— Ура-а! — не удержался и завопил Дилль. — Спасибо тебе, прекрасная драконица! Я снова свободен! Так, жди меня здесь и никуда не уходи. Я вернусь так быстро, как только смогу.

Дилль бросился вниз по улице и даже успел пробежать шагов сто, но одна мысль заставила его остановиться. Когда драконица гонялась за драконоборцами, Гунвальда и Герона среди них не было. Значит, каршарец и монах ещё живы, хотя это ненадолго — заклятье заставит Гунвальда бросится в бой, и драконица испепелит неугомонного варвара. А с ним и монаха.

— Проклятье! Проклятье на мою голову тысячу раз! Уйти или вернуться?

Само собой, Дилль не раздумывал ни мгновенья и помчался обратно. Драконица слегка повернула голову в его сторону, когда он приблизился к ней.

— Прошу прощения, сударыня, могу ли я…

— Ты ещё здесь?

— Тут где-то бродят мои друзья — они тоже под заклятьем. Монах и каршарский варвар. Пожалуйста, не убивайте их!

Взгляд зелёных глаз драконицы был таким пронзительным, что Дилль поневоле попятился. «Ну, теперь она меня точно сожжёт, — мелькнуло в голове у него. — Что я за дурень — шёл бы себе восвояси!»

— Вот знала же, что сначала попросит отпустить, затем притащится с дурацкой просьбой, — сказала драконица.

— Но ведь они мои друзья, — пролепетал Дилль. — Я не могу… Сударыня, вы ведь ради друзей тоже бы рискнули, не правда ли?

— У драконов нет друзей, — глухо кашлянула она. — Уходи, пока я не передумала.

Драконица тяжело вздохнула и вновь положила голову между когтистых лап. Дилль попятился, прошёл таким образом с десяток шагов, но остановился. Его внутренний голос, всегда советовавший быть осторожным, на сей раз не говорил, а орал благим матом «уходи и не возвращайся», но Дилль стоял неподвижно — не хуже памятника императору Гариалю.

Ни каршарца, ни монаха пока не было видно, но их появление — дело нескольких минут, потому что только слепой и глухой мог бы не заметить и не услышать ревущего и плюющегося пламенем дракона. Ни Гунвальд, ни Герон не страдали вышеназванными физическими особенностями, к тому же варвар просто бредил схваткой с драконом. Значит, едва он появится здесь, как его природный темперамент вкупе с заклинанием боевой ярости заставит Гунвальда броситься в бой. Дилль, конечно, высоко ценил воинские способности каршарца — он даже со связанными руками успешно противостоял вампиру, но тут Гунвальду ничего не светило. Дракон был попросту слишком огромен, чтобы его можно было поразить мечом — это понятно любому разумному человеку. Но не каршарцу, который, как известно, к разумным существам не относится.

Самым логичным решением было поискать Гунвальда, затем обездвижить его — попросту говоря, дать по башке чем-нибудь тяжёлым, отобрать амулет и упросить дракона ещё раз уничтожить злобную магическую поделку из магической Академии, после чего ехать за магом. Но что, если Дилль отправится в одну сторону, а каршарец с монахом придут с другой?

Дилль яростно почесал кончик носа, словно это могло улучшить мыслительный процесс. Нет, уходить отсюда нельзя — нужно остаться и перехватить варвара до того, как он ринется на дракона. Единственная загвоздка — это сам дракон. Ну, или драконица. Она же ясно дала понять, что не собирается больше терпеть его присутствие. И если Дилль будет мозолить ей глаза, то рискует не только ничем не помочь своим друзьям, но и сам превратиться в пепел. Оставался один выход — заинтересовать драконицу, при этом, желательно, чтобы она его не сожрала. Так, она что-то говорила о зубах…

Дилль, глубоко вздохнув, зашагал к драконице.

— Мадам, простите великодушно, не будет ли наглостью с моей стороны спросить ваше имя? Я буду рассказывать своим детям о могучей и прекрасной драконице…

— Вот же привязался, как чешуйный лишай! — по огромному телу прошла дрожь. — Умереть спокойно не даёт! Тринн меня зовут!

— А я — Дилль. Госпожа Тринн, а почему, собственно, вы собираетесь умирать? Такой прекрасной драконицы я ещё никогда не видел, и, право слово, мне искренне жаль…

— Мне тоже жаль, — саркастически хмыкнула драконица, — что умирать приходится в обществе такого болтливого и назойливого существа, как ты. Будь на твоём месте мастер-маг, я бы, возможно, и поговорила с ним о своей болезни, а на тебя тратить последние силы не хочу.

Дилль переборол искушение заткнуться и просто подождать — а вдруг драконица помрёт прямо сейчас? Несмотря на её слова о слабости, сил у неё вполне может хватить на то, чтобы испепелить каршарца и монаха, когда они кинутся в драку.

— Послушайте, — заорал Дилль, видя, что драконица закрыла глаза, — мне же нужно описать Эрстану, что с вами произошло. Он, может быть, по пути сюда придумает лекарство.

— Для драконов не существует лекарств, — Тринн открыла один глаз. — Зато существуют яды. Меня отравил съеденный мной хивашский шаман.

Дилль принялся лихорадочно вспоминать, чем отличаются от остальных людей хиваши. Говорили, что они поклоняются демонам и пытаются возродить запрещённые искусства, вроде некромагии, но никто никогда не упоминал, что у хиваши ядовитая кровь. Или печень, к примеру. Наверное, драконица что-то напутала.

— Уважаемая Тринн, я, конечно, не специалист по хиваши, но, насколько я помню, они люди. А люди ядовитыми не бывают. Уж это-то я знаю.

— Ядовитее людей расы нет, — буркнула драконица. — Если ты такой знающий, скажи, отчего у меня болят зубы? Или ты думаешь, что я по жизни такая кривомордая? Из-за этой опухоли я уже несколько месяцев ничего есть не могу: при любом укусе — боль страшная.

Дилль сделал умный вид, хотя на драконицу это вряд ли произвело впечатление.

— Вот так сходу я ничего сказать не могу, — глубокомысленно заявил он. — Сначала нужно осмотреть пациента, а уж затем делать выводы.

— А что ты понимаешь в драконах? — удивилась Тринн.

— Ничего, — признался Дилль. — Но я же потомственный дантист — все мои предки лечили зубы, а прадед даже вырвал зуб мудрости у герцога Орландского.

— И что?

— Ну, говорили, что герцог Орландский с тех пор изрядно поглупел.

— Да я не про твоего герцога! Ты дантист, и что?

— Я могу осмотреть ваши прелестные зубки на предмет болезни, — сказав это, Дилль непроизвольно содрогнулся — величиной каждый «прелестный зуб» был едва ли не с него самого.

— Глупый человечишка, — прошипела драконица, — даже если у меня больные зубы, разве ты сумеешь их вылечить или вырвать? Только маг мог бы справиться с такой задачей, да и то не каждый.