***

Они собрались быстро и так же быстро покинули постоялый двор. Дезмонд оседлал коня, а мальчишку усадил в седло перед собой.

Чем больше он думал, тем больше жалел, что отправился сюда один. Жалеть, впрочем, было поздно.

Дезмонд пустил коня вскачь. До гор, где осталась его яхта, можно было добраться за двое суток.

Они не успели.

Всадники напали вечером, едва опустилась темнота. Их было четверо, а не один, как ожидал Дезмонд, и понять, кто оказался здесь кроме Ренгара, Дезмонд не успел.

Он свалил двоих, когда заметил, что третий тащил упирающегося Орландо прочь. Чертыхнулся, бросился следом — и тут же получил ощутимый удар в висок. Всё поплыло перед глазами. Дезмонд попытался встать, но тело оказалось неожиданно ватным.

Как в тумане он видел, как теней становится больше, и решил было, что у него двоится в глазах. Он всё равно продолжал пытаться подняться на ноги, хотя кровавая пелена подступала со всех сторон. Он видел, как мечутся тени, и ему казалось, что они борются между собой. А потом смог наконец подняться и, схватив одного из противников за плечи, попытался сдавить ему горло.

— Ты совсем дебил? — услышал он голос Ричарда и потерял сознание.

***

— Мне стыдно, — сообщил Дезмонд, постукивая пальцами по подлокотнику.

— Потому что ты чуть не убил Ричарда или потому, что…

— Ай, да перестань, Аэций. Я три недели шатался по этому задрипанному мирку и так и не распознал мальчишку. Да и глупо было идти одному.

Аэций поморщился и качнул головой.

— Это меньшая из наших проблем.

— Ты меня обрадовал…

— Первая наша проблема в том, что их уже четверо.

Аэций сел и сцепил пальцы в замок.

Дезмонд поморщился.

— Важно качество, а не количество, — заметил он.

Аэций одарил его мрачным взглядом.

— Это тоже важно, — подтвердил он.

— Что будет теперь?

— Не знаю. Пока ничего. Расслабься. Приходи в себя. Появилась одна планета… — Аэций снова постучал пальцами по столу. — Это не связано с наследниками. Это связано лично со мной. Поэтому я не хотел бы, чтобы об этом знал кто-то, кроме тебя.

Дезмонд хмыкнул.

— Продолжай.

— Ты уже был в этой системе. Там проходил последний бой Великой Войны.

— Я понял, что ты имеешь в виду.

— Там остался… один человек… — Аэций вздохнул. — Там осталась Аврора.

Глаза Дезмонда округлились, и он вскочил было, но Аэций тут же жестом попросил его снова сесть.

— Дез, я не хочу слышать от тебя поучений. Я знаю всё, что ты можешь мне сказать.

— Я поверить не могу, что после всего, что она сделала тебе…

Аэций обжёг его холодным взглядом, но ничего не сказал.

— Ладно, чего ты хочешь?.. — сдался Дезмонд и снова опустился на диван.

— Просто узнай… Всё ли у неё хорошо. Предложи вступить в наш альянс. Я думаю, теперь уже можно.

— И что мне ей предложить?

— Ничего, чего мы не предлагали бы другим. Свободную торговлю, импорт редких товаров, защиту от Эцин. И, Дез… ещё.

— Я слушаю.

— Этот мальчик… Он не хочет говорить со мной. Только с тобой.

— Он не слишком капризен? — поинтересовался Дезмонд.

— Он боится. Его можно понять. А я думаю, что тебе будет полезно взять ученика.

— Учитель…

— Ты слышал меня.

Дезмонд хлопнул по подлокотнику рукой, выражая недовольство, и встал.

— Отлично. Просто прелесть. Как только вернусь с этой… Фаэны.

— Нет, Дез! Сначала успокой его. Аврора подождёт.

Сосуществование с Ноланом никогда не было простым. Если Меолан верил во что-то — то верил с таким накалом, что отговорить его было попросту невозможно.

Всё, чего он хотел от Инэрис — это информация. Информации у Исы было в избытке, но вот любые попытки дать Нолану объяснения терпели поражение.

Уже через несколько лет Нолан знал об Инэрис всё — всё то, что та так и не рассказала Дереку за двадцать лет. Всё то, чего Дерек так и не смог понять.

Зато Нолан напрочь не понимал ничего из того, что Дерек понял. И в том, что касалось собственного прошлого, Инэрис не стремилась его разубеждать.

— Они просто допустили ошибку, — такова была любимая фраза Нолана в любой ситуации, когда Инэрис пыталась апеллировать к опыту прошлого. — Я не допущу.

Инэрис приходилось признать, что частенько Нолан в самом деле схватывал на лету. Так, он очень быстро смирился с мыслью о множестве других планет — но тут же отмёл её как незначимую для текущих экспериментов.

Интересовало его, пожалуй, лишь одно — какой комплекс минералов мог быть использован для создания эликсира, и все ли они присутствовали на Земле.

Тут Инэрис только пожимала плечами. В геологии она зашла не дальше изучения школьного курса, да и химия никогда не была её любимой наукой.

Эти слабости неизменно вызывали презрительную реакцию со стороны Нолана, который в таких случаях любил повторять:

— Алхимия — царица наук.

Инэрис приходила в ярость от такого откровенного искажения древней истины, и споры о том, важнее ли философия или алхимия, могли занять несколько часов — пока не заканчивались, наконец, в постели.

Постель с самого начала оказалась единственным способом помириться. Только в постели Нолан забывал о своём эликсире, а заодно о строении Вселенной и тонкостях Британской политики. Секс по-прежнему был увлекательным и разнообразным, но стоило ему закончиться, Нолан снова возвращался в мир трёх немногих интересовавших его вещей.

Работа над эликсиром заметно отвлекла его от придворных дел, чем и не замедлила воспользоваться Инэрис — она стремительно набирала влияние при дворе.

Почти десять лет всё проходило благополучно — за исключением, разве что, того, что Нолан не приблизился к своей цели ни на шаг.

Когда, однако, Инэрис пыталась указать ему на этот факт, Нолан лишь фыркал и отвечал, что потратил уже куда больше времени.

— Что и доказывает, что давно пора бросить это дело, — говорила Инэрис в ответ, после чего следовала непродолжительная перепалка, завершавшаяся вопросом Нолана:

— А что ты предлагаешь? Строить железный корабль, который полетит к звёздам? По-моему, тебе на это не хватило и двух сотен лет.

— Мы с тобой говорим не о моих планах, а о твоих. Если уж ты так хочешь облагодетельствовать человечество, то есть куда более реальные пути, чем подарить всем бессмертие.

Вопрос о том, что человечество стоит облагодетельствовать, был один из тех немногих, о которых они достаточно быстро сошлись во мнении. Правда, о том, какими путями стоит это делать, договориться не могли и через десять лет.

— Нужно установить общество абсолютного порядка и оберегать всех тех, кто в нём живёт, — заявляла Инэрис вполне очевидную для неё вещь.

— И тебя же первую забьют камнями, когда ты не сможешь оберегать всех одновременно, — отвечал Нолан, как ему казалось, вполне резонно.

— Конечно, лучше стоять в стороне и смотреть, как люди убивают друг друга. Как это делаешь ты.

— И как это делаешь ты, — замечал Нолан тут же. И Инэрис была вынуждена признать, что он прав. Третья часть инструкции по выживанию в отсталых мирах по-прежнему оставалась на уровне споров в подвале.

И всё-таки Инэрис тянуло к Нолану. Она не знала почему. Как человек Нолан продолжал раздражать, но мысль о том, чтобы порвать с ним, доставляла почти физический дискомфорт. Нолан всё прочнее врастал в её жизнь — и врос уже крепче, чем кто бы то ни было, за исключением, пожалуй что, Дерека, когда пришло время менять жизнь.

На одиннадцатом году их сожительства Вортигерн умер.

Случилось это внезапно и скоропостижно, причём Нолан к тому времени так засел в подвале, что напрочь забыл о своей роли советника. Инэрис же прочно закрепила за собой позиции личного эмиссара короля — но только прежнего, а не того, что пришёл к власти теперь.

— Утер объявлен королём, — сообщила Инэрис, захлопывая за собой дверь подвала.