Когда Мала-Реста обошёл планету по кругу, Дезмонд снова посмотрел на часы. До условленного времени оставалось шесть минут.

— Поднимаем корабль, — сказал он негромко. Их было трое в рубке, и каждому приходилось метаться между пультами, чтобы отследить ход полёта.

— Капитан, — тот самый парень, имени которого Дезмонд так и не узнал, говорил очень тихо. Дезмонд закрыл глаза и скрипнул зубами.

— Канонир. Если мы останемся здесь — мы умрём. Если примем бой — умрём красиво. Но я не собираюсь умирать и не собираюсь гробить вас. Сейчас сделаем всё чётко и завтра будем пить пиво в каком-нибудь кабаке. Поднимаем корабль.

Парень кивнул, и Дезмонд вздохнул с облегчением. «Не люблю я таких, — подумал он, — так много проблем с теми, кто хочет жить».

Фрегат пошёл вверх. Дезмонд посмотрел на часы. До рассвета оставалось пять минут. Четыре минуты до взрыва. И где-то столько же — до прогрева гипердрайва.

— Успеем, — сказал он вслух громко, а про себя добавил: «Наверно…»

***

Аврора ждала. Ждала до утра. А когда на востоке занялся рассвет, стала ждать дальше, до полудня. И только когда солнце стало падать за горизонт, взялась за панель связи и принялась прочёсывать эфир.

Галактион не вернулся. Это значило, что план провалился. И всё же, кораблей врага не было видно в небе — и это значило, что Аэций не проиграл.

Галактион ничего толком не рассказал о своём плане. Он сказал только, что будет говорить с Безымянным и убедит его остановить войну. Убедит… Авроре не хватало сил даже смеяться над наивностью того, в кого она так верила.

Галактион всегда был… таким.

Аврора вздохнула и откинулась в кресле, скрестив руки на груди.

Через какое-то время эфир отозвался.

— Кто говорит? Атлантида слушает.

Аврора тут же наклонилась к микрофону.

— Атлантида, говорит яхта «Золотая Роза». Говорит… — Аврора замешкалась, размышляя, в праве ли ещё называться так, — говорит императрица, — всё-таки закончила она. — Мой корабль терпит бедствие. Не знаю где.

— Вы на Земле? Не отключайте связь. Мы идём на пеленг.

Аврора с облегчением вздохнула.

— Ни за что не отключу.

В этом полушарии стояла осень. Аврора старательно выбирала место для бала и, наконец, остановилась на кипарисовых лесах около южного океана. По её приказу деревья были украшены гирляндами из цветов. Половину припасов потратила она на создание изысканных кушаний, несмотря на то, что большинство беженцев ещё не научились добывать пищу в условиях нового мира. У них практически не было жилья, многие не ели уже несколько дней, однако все пришедшие на бал были одеты по последней моде, головы их были гордо подняты, а плечи расправлены.

Аврора сделала всё возможное, но в маленькой колонии под названием Атлантида почти не было генераторов и совсем не было кораблей.

В день бала небо оказалось затянуто низкими серыми тучами, подавляющими, казалось, последние надежды Каритян. Аврора ждала до последнего и надеялась, что тучи разойдутся, но в итоге просто приказала зажечь факелы по сторонам большой поляны, где должно было происходить торжество. Когда она появилась, всё уже было готово. Аврора поклонилась присутствующим и молча заняла своё место во главе стола.

Два самодельных трона — по правую и левую руки от него — пустовали. И от этой пустоты вся открытая зала казалась Авроре нелепой.

Что делать, когда безвозвратно утрачено всё, что было для тебя миром? Оплакивать могилы? Забывать про потери и идти вперёд? Аврора хотела бы отмахнуться от этих мыслей, но не могла.

Шёл тридцатый день осени. Аллеи Атлантиды были выстланы золотой листвой. По бокам горели факелы — ещё недавно бывшие изысканной причудой, теперь они оказались обыкновенной необходимостью.

Почти месяц прошёл с тех пор, как Аврора оказалась здесь.

Были ли другие выжившие? Остались ли ещё где-то корабли? На эти вопросы, как и на многие другие, Аврора ответа не знала. Генс Ларта так и не вышел на связь. Как не вышел на связь и Галактион. И всё же небо оставалось чистым, а все, кто собрался здесь, в последнем пристанище, жалком осколке великой Империи, по-прежнему были живы. Надолго ли — Аврора тоже не могла сказать.

И вот, когда солнце склонилось к зиме, Аврора решила уйти. Она не была уверена, что победила, но могла убедить в этом остальных. А что может быть лучше в безвыходной ситуации, чем с честью сложить оружие? Когда нет сил бороться и нет шансов победить. Когда не можешь сделать ничего. Остаётся лишь ждать и надеяться. «Если мы изгнали Безымянного, — думала она, — пусть я останусь в их памяти императрицей, победившей великую тьму. Если же нет — меня некому будет помнить».

На нижних уровнях колонии, там, куда не заходили без надобности даже любопытные, Аврора приказала поставить криокамеру — одну из двенадцати, которые были в распоряжении колонистов.

Когда приблизилось утро солнцеворота, она пригласила гостей.

Аврора шла по алее, устланной золотом прожитых дней. Тускло мерцали в сумраке факелы — последняя дань уходящему навсегда.

Аллея заканчивалась цветочной аркой. Золотые лотосы сплетались со священными Инэрисми. Аврора прошла под её сводами. Она чувствовала, как к горлу подступает ком — и это было хорошо. Она так хотела чувствовать в эти последние часы своей жизни.

Императрица оглядела поляну, предварявшую вход в пещеру. Людей было много. Она пригласила всех, кого помнила по именам. И в то же время не было никого. Не было Аэция, которого она привыкла видеть каждую ночь в его вечной тюрьме. Не было Инэрис и Элеонор, и Аврора не знала, где её воспитанницы теперь. Не было Эдгара, её секретаря. Не было старого герцога Аркан, бывшего вечным проклятьем и вечной опорой. Не было её домоправителя Эра — и многих, многих других, кого Аврора привыкла видеть рядом с собой на протяжении сотен лет. В конечном счёте именно это стало причиной её последнего решения — Аврора чувствовала себя слишком старой, чтобы начинать всё сначала.

Императрица распрямила спину. На лице её замерла участливая улыбка — визитная карточка Вечной Императрицы. Она смотрела на гостей глазами мудрой правительницы, наставницы и матери, и только она одна знала, что судьба их не значит для неё ничего. Все, кого Аврора когда-либо любила, исчезли.

Аврора поклонилась и медленно двинулась к своим последним апартаментам.

***

Дезмонд сидел на обтянутом бессмертным пластиком диване бара «Морская мышь». Обшарпанный железный стол после войны стал ещё обшарпаннее, на покрашенной когда-то в матово-чёрный цвет столешнице появился десяток новых царапин. И всё же бар устоял.

Дезмонд сидел и смотрел в окно, на опустевшую улицу заштатной колонии на окраине некогда великой Империи. Всё, что осталось от Кариты теперь — вот такие тусклые городки из стекла и бетона да горстка центральных миров, выжженных дотла.

Дезмонд смотрел в окно и долго не мог понять, что же не так. Наконец он перегнулся через кромку разбитого стекла и посмотрел вниз. Далеко внизу, подёрнутый серой дымкой пыли, виднелся асфальт. И тут Дезмонд понял. Впервые он за окном видел асфальт, дорогу, окна домов, стоявших напротив. Видел камни оплавленных стен, а не бесконечный поток флаеров, микрокатеров, лимузинов и аэробайков.

Шаги за спиной заставили его вздрогнуть. Пальцы потянулись к рукояти бластера, но Дезмонд тут же успокоился и не стал даже оборачиваться. Война — будь то война с империей или война с кем-то ещё — осталась позади. Единственное, что могло угрожать ему в прокуренном баре — компания пьяных ребят, стреляющих бабки у прохожих, но и эти не подошли бы к нему. Лицо Дезмонда знали теперь слишком хорошо. Оно висело над каждой барной стойкой сразу в двух экземплярах. Слева от головы бармена — реставрированная голограмма с заголовком «Wanted». На посетителя смотрели слегка косившие глаза и небритое поношенное лицо. Справа над стойкой крутилась другая голограмма. В чёрной рамке с подписью в правом углу: «Мы помним» — сменяли друг друга семь лиц героев битвы у Фаэны.