— Значит, ты предпочитаешь забвение имени и жизнь с ним вдали от родного дома?

— Да! — крикнула Илонна, а в глазах её заплескалось дикое бешенство. — Ненавижу! И тебя, с твоими строгостями, и клан с его трухлявыми устоями. Я хочу жить с любимым…

Девушка вдруг замолкла. Тео напряжённо смотрел на неё, не зная, на что решиться, если Илонна бросится в атаку. И хотя она была явно не в себе, он просто физически не мог ударить её — ту, которую больше жизни любил его друг. И ту, которая раньше была его другом.

Мейс поднялся и сказал:

— Мастер Фиррис, позвольте нам с Илонной спокойно уехать. Я…

Мейс не договорил, уставившись на меч в руках девушки. Красное полыхание пропало — теперь это было обычное оружие. Взгляд Илонны перестал метать молнии, а на её лице появилось сначала выражение задумчивости, потом замешательство, потом понимание, потом душевная боль. А потом зрачки Илонны расширились, как у кошки в полночный час. Повернувшись к Мейсу, она приблизилась к нему и тихо спросила:

— Мразь, как ты посмел сделать это со мной?

— Илонна, но…

Меч вспыхнул с такой силой, что лезвие его разлетелось во все стороны расплавленными каплями. И мастер Фиррис, и Тео отпрянули. А Мейс нет. Потому что раскалённый огрызок, оставшийся в руках Илонны, вонзился ему в сердце. Мантия на адепте загорелась, из раны хлынула горячая кровь. Мейс схватился за белую от жара сталь, и его пальцы задымились. Илонна молча провернула в ране остаток меча, и Мейс рухнул ей под ноги.

— Мразь! — тихо повторила она. — Какая же ты был мразь.

Девушка рухнула на постель и зарыдала. Тео поймал взгляд мастера Фирриса и понял, что здесь и сейчас он лишний. Он тихо удалился из палатки Илонны, озадаченно поскрёбывая затылок. Тео так и не понял, что всё это значило.

Уже в третий раз Дилль просыпался от колдовского сна. Первое, что он видел, это мрачные физиономии женщин. Потом женщины удалялись, и вместо них появлялся чернобородый эмир, так похожий на коршуна. И дело было не в крючковатом носе, напоминающем клюв этой птицы — эмир напоминал хищника своими повадками.

Первые две беседы заключались в том, что Дилль отвечал на разные вопросы эмира. Ему пришлось рассказать о себе, о том, как он получил драконий дар и стал магом. Он рассказал о боях с тилисцами и поединках со всеми вампирами Григота. О том, как действовал во время осады Григота и почему вышел за стены в самоубийственную вылазку против лича. Эмир слушал, гладил густую чёрную бороду и задавал новые вопросы. Дилль честно отвечал, не понимая, чего хочет от него этот странный человек.

Сегодня был третий раз, когда Дилля освободили от магического сна. Мало того, сняли опутывавшие его верёвки. Тело его одеревенело, ноги отказывались идти, а руки — повиноваться. Два воина подхватили его и усадили на мягкую шкуру какого-то пустынного зверя, после чего встали рядом, уткнув ему в шею кончики кинжалов. Эмир уселся рядом, налил в пиалу арака и протянул Диллю.

— Пей.

— Не могу. Руки не слушаются.

— Наверное, верёвки затягивали слишком туго, — меланхолично заметил эмир. — Я слышал, что физически слабый шаман не может колдовать. Правда это?

— Правда. И я сейчас не способен ни на что.

— То есть, если дать тебе отдых, колдовать ты сможешь? — получив в ответ молчание, эмир налил себе арака и пододвинул к Диллю блюдо с мясом. — Когда руки начнут слушаться, ешь. А вы, оставьте нас.

Воины спрятали кинжалы и ушли, оставив эмира наедине с пленником.

— Не боишься? — усмехнулся Дилль. — Вдруг я тебя обманул, что не могу колдовать?

— Я же вижу, что ты неглуп. А умный предпочтёт выслушать предложение, прежде чем решиться на самоубийство.

— Самоубийство — лучше, чем то, что приготовили мне ваши колдуньи. Меньше всего я хочу стать личем.

— Колдуньи сильны, — задумчиво сказал эмир. — Очень сильны. С их помощью каганат стал таким большим и сильным. И именно из-за них хивашские воины больше не могут быть теми, кем были наши отцы.

Глаза Джагатая загорелись недобрым светом.

— Некромагия, которая дарила нам одержимых. Она казалась благодатью. Ещё бы: где ты возьмёшь такого послушного раба, как одержимый? Кто беспрекословно выполнит твой любой приказ? Только тот, у кого отняли душу. Поначалу мы радовались дарованной власти. А потом, — эмир взял кусок мяса и сдавил его так, что во все стороны брызнул сок, — потом некоторые из нас начали понимать, что эта власть лишила нас сил. Мы перестали быть воинами, полагающимися лишь на храброе сердце и острую сталь. Мы начали жить советами старух, пекущихся лишь о благе для Ковена. Мы перестали идти в бой без поддержки магии крови шаманов. Наши знахари постепенно исчезли — их заменили сёстры Ковена. И опять мы начали зависеть от них.

К Диллю вернулась чувствительность. Он долго разминал пальцы, после чего осмелился взять с блюда кусок мяса без опаски уронить его. Заметив рядом пиалу с серым порошком, он вспомнил приправу, которой потчевали его погонщики гиенн, посыпал кусок ею кусок и впился в него зубами. Умопомрачительный вкус мяса с приправой заставил голодного Дилля зарычать от наслаждения. Эмир даже не заметил этого, продолжая говорить.

— Самое главное — старухи оживили древнее искусство поднятия мёртвых. И превзошли в нём даже некромагов — этих могущественных колдунов древности. Когда-то наши предки подчинялись некромагам, пока тех не разбили армии Империи. Осколки некромаговской империи рассеялись во всему свету, и Ковен — самый большой из них. Он, словно язва, впился в народ хиваши, — эмир вдруг наклонился к Диллю и сказал: — Надо вырезать эту язву. Ты меня понял?

— И что ты придумал для меня? — деловито спросил Дилль, обсасывая косточку.

— То, что я придумал, вполне возможно, убьёт тебя. Скажу больше — наверняка убьёт тебя. Но смерть в бою — это благословение для того, кто приговорён Ковеном. Выбирай — ты со мной или с колдуньями?

— С тобой, конечно, — пожал плечами Дилль. — Особенно, если обещаешь кормить меня настоящим мясом, а не сухими камушками из мешков твоих воинов.

Эмир отпрянул, долго смотрел на усмехавшегося пленника, затем расхохотался.

— Фух, а я уж подумал, что ты спятил со страху!

— Другой давно бы уже спятил, — проворчал Дилль, вытирая об себя жир с рук. — Ладно, говори, что надо делать.

— Твоя задача — отвлечь на себя старух, — сказал эмир. — Когда приедем в Эрмелек, тебя отвезут к ним. Как ты их займёшь, не знаю. Сделай так, чтобы ведьмы не могли вмешаться.

— Вмешаться во что?

— Во всё. Пусть они будут заняты тобой. Тем временем я разберусь и с этим жирным дураком Джаремом, и с прихвостнями Ковена. После неудачного похода в вампирские земли эмиры со своими войсками разъедутся по вилайетам. До следующего созыва время есть. В Эрмелеке с каганом останутся полтысячи Железных — это его личная охрана. Со мной тысяча лучших моих людей — этого хватит. Если Эрмелек будет взят, а Ковен — уничтожен, остальные эмиры встанут под мою руку.

Дилль почесал в затылке — отличная задачка. Пусть колдуньи будут заняты им! Они будут так заняты, что из их шатра он выйдет личем. О чём и сказал.

— Ты же одолел пустынную деву, — нахмурился эмир. — Неужели не сможешь бороться с десятком древних старух?

— Однако, так их десять? — Дилль был неприятно удивлён. — И как я должен противостоять им, если магии у меня — кот наплакал? Магическая энергия, знаешь ли, во сне не прибывает.

— Я распоряжусь, чтобы тебя больше не усыпляли, — сказал эмир. — Тогда ты сможешь набраться сил?

— Да, — ответил Дилль и не удержался: — Если будут кормить мясом с керешем.

— Если желаешь, я велю тебя всего керешем обсыпать, — не принял шутки эмир. — Еду обеспечу. Что ещё нужно?

— Эх, мне бы посох. Кстати, чёрный посох, что я добыл в пещере девы. Он где?

— Мне рассказали, что одна из колдуний поплатилась жизнью, когда пыталась взять его. Потом они завернули его в какую-то специальную тряпку и спрятали.