Впрочем, расскажу все по порядку. Итак, вылезаю я как-то из медкапсулы "Пилы" с переполненными знаниями мозгами и легкой пустотой в желудке. Бодро бегу в кают-компанию. Там уже обедают два добровольца, свободных от вахты. Я, значит, подхожу к кухонному комбайну и набираю себе на панели индекс мяса с овощами. А вы помните, что висит на стене прямо перед моими глазами? Правильно, возьмите из комбайна пирожок! Чёрная голая надувная баба висит! С совершенно бл@дским выражением изумленной морды лица, ртом, представляющим собой красный кольцевой стоп-сигнал и готовыми к дружескому объятью руками. И ногами, если честно сказать. Да-а... Ну, и все что ей положено между ног, само собой. Я слышу – сзади перестали бренчать ложки, и повисла какая-то напряженная тишина. Но не придал этому значения. Уж больно жрать хотелось. Набрал, значит, шифр и нажимаю большую пуговицу кнопки "Пуск". И тут, просто мороз по коже, черная нога распрямляется и ложится мне на левое плечо. В ней, как я после выяснил, был скрыт привод, связанный с кнопкой. Я, как джентльмен, левой рукой тут же резко отбиваю этот вяленый окорок, нога, естественно, еще больше уходит в сторону, беззастенчиво открывая э-э-э... саму, скажем так, женскую суть... или естество... Есть более короткое и точное название, если кто не знает. Но не важно. Так вот – там вдруг появляются зубы, раскрывается здоровенная вставная челюсть, и она ГРОМКО ЩЕЛКАЕТ!

Я аж подпрыгнул. Вам, конечно, такая картина по барабану, вы, может быть, их каждодневно и ежеминутно видите. Вам хоть бы хны. По крайней мере, добровольцы за спиной радостно заржали. А я осатанел. Сорвал со стены эту бабу и... Не хочу говорить, что последовало потом. Стыдно. Мичман Жиро теперь под домашним арестом в своей каюте. Капитан Боккар тоже огрёб нехило. Прочую хихикающую мелочь я вообще разогнал поджопниками... Пообедать забыл. Схватил чёртову куклу за шею и утащил себе в каюту. Там бросил её в кресло у стола и попытался успокоиться. Получилось плохо. Снова залез в "Пилу" и велел лейтенанту Озири открыть створки палубы "А". Три часа кувыркался в космосе, пока не успокоился. А когда сел, то главстаршина доложил мне, что вновь замечен всполох от выхода какого-то корабля из гипера и перехвачен чей-то бессмысленный радиосигнал из четырех символов.

Это тоже меня не успокоило, знаете ли...

А ночью у одного из стоящих в трюме контейнеров беззвучно и медленно открылся небольшой люк. Вы заметили, что все самое интересное большей частью и начинается ночью, не так ли? Переход на третий литр в поддатой компании, например, распечатывание или новой пачки "Примы" там же, или новой колоды карт в казино в Монако. Секс, опять же, происходит чаще ночью... С распечатыванием нового пакетика презе... Впрочем, хватит. Мысль уже ясна. Вы уже все себе уяснили.

Все произошедшее впоследствии мы долго восстанавливали по минутам. Потом сводную запись несколько раз просмотрели, изучили и уничтожили. Самое основное зафиксировал искин Гридь. Искин Шура Балаганов подключился значительно позже.

Итак, таймер записи пошел.

Люк контейнера открылся, но ничего не было видно. По крайней мере, бессменно стоящий на вахте Гриня ничего не видел. Мы потом проверили, этот проклятый контейнер действительно не попадал в поле захвата камеры.

Потом Гриня зафиксировал две вещи – попытку атаки на свои мозги и открывшийся люк, ведущий из трюма в жилую часть грузовика. Опять никого не было видно через камеры наблюдения. Люк открылся и закрылся, и больше ничего. А с перехватом управления нашим искином тоже ничего не вышло. Может, что и получилось бы на каком-нибудь другом корабле. Но не у нас. Больно уж хорошо поработал с искинами программист спецчасти посольства. Честь и хвала ему.

Далее. Кроме вахты из двух человек все спали. Первым Гридь поднял меня и предупредил вахтенных. Рубка была закрыта и охранялась дроидом в балетной пачке. Тут нам бояться было вроде бы нечего. Искин потихоньку запер все остальные каюты. От греха подальше. Потом он активировал охранных дроидов, пару отправил в трюм, а пару вызвал к нам, в головную часть корабля. Все правильно, все по уставу.

Я уже проснулся, вроде все понял, успел испугаться и шустро надевал порты с гадами. Совсем как по тревоге в Поти. Снятый с предохранителя игольник лежал передо мной. В спальне я свет не включал, а в кабинете включил лишь маленькую настольную лампу. Гридь по-прежнему никого не видел. Тут валом, как картошка из порвавшейся авоськи, посыпались события. Мигнул огонек на замке дверного люка, сменив свой цвет с зеленого на желтый. Броняшка двери медленно уползла в переборку. В проеме никого не было. Далее все пошло на секунды. Вы не поверите, как много событий может произойти, пока сердце лениво стукнет пару раз.

От двери раздалось негромкое шипение, и голова резиновой труженицы, кучерявым чёрным темечком немного возвышавшаяся над спинкой кресла, была пробита очередью бронебойных игл, разом сдулась и плавно легла на стол, рядом с вазой с фальшивыми коробочками лотоса.

Я схватил игольник и начал палить в проем двери. Там пару раз что-то слабо блеснуло. Наверное, рикошет. Интересно, от чего?

Тут медленно ползущая улитка-уборщица наткнулась на цепочку чьих-то грязных следов, добралась по ним до капитанского коридора и пустила струю чистящего средства. Кому-то крупно не повезло. Это оказался сорбент, злодейски заложенный ей под панцирь шаловливыми ручонками мичмана Жиро. Примерно метров пять ближайшего пространства наполнились поднявшимися до пояса клубами белого пара.

И тут Гридь, в который раз суматошно менявший фильтры системы наблюдения в попытке увидеть, кто же стреляет в коридоре, разглядел на фоне пара обрубки каких-то фигур. Как справный казак, Гриня сначала стрельнул, а потом стал разбираться, кого же он убил.

В начале и в конце короткого коридорчика, ведущего к моей каюте, с лязгом упали турели и мигом залили все пространство огнем. Что-то влажно шлепнулось на пол, а от двери в каюту совершенно однозначно потянуло дерьмом.

Я аккуратно выглянул из-за высокого комингса двери в спальню. На секунду увиденное врезалось в глаза – две ноги, связанные наверху клочьями живота и жестким поясом бронескафа, покачнулись, подломились и медленно завалились на палубу, прямо в новогодние клубы белой праздничной позёмки...

Судорожно вздохнув, автоматом втянул носом ароматы армейского сортира, не сдержался, сказал "бэ-э-э..." и меня тут же вывернуло наизнанку.

***

Это еще не все, ребята!

Только я утер рот, как из коридора послышался конский топот.

– Мичман Жиро! – суфлером подсказал Гридь.

– Стас! Ты как там? – из-за угла, не показываясь на глаза и на мушку, заорал десантник и специалист по контрабордажу.

– Пока живой... Но это ненадолго... – тоскливо сказал я. – Ты под арестом, мичман. Не забыл еще?

– К чёрту арест! Тут интересней! – колоколом громкого боя прозвенел мичман. – Я потом отсижу. Ух, ты! Какая каша... Это, по-моему, когда-то было бронескафами-невидимками аграфов. А теперь это напоминает дамские безразмерные колготки с чьими-то отстрелянными задницами внутри... А кровищи-то! Ты уже обрыгался, Стас?

От этой душевной заботы о моем здоровье меня стошнило еще раз. Уже одной жёлчью.

– Это ничего, Стас! Так и должно быть в первый раз.

– Это не первый, мичман...

– Я и говорю! – Жизнерадостно заорал Жиро. – Еще пару раз сунешься носом в чьи-то тёплые потроха пополам с дерьмецом, а потом сразу привыкнешь.

– Жиро, я тебя прибью, – с ненавистью прохрипел я. – Гриня, ну сделай же что-нибудь.

– Через семнадцать минут выход из гипера, Стас. Может, лучше всего объявить боевую тревогу и активировать оружие?

– Боевая тревога! – Злобно завопил я. – Гридь, отпереть каюты! Полный расчет в рубку. Активировать оружие и внутренние турели. Дроидам контрабордажа обеспечить защиту корабля. Открыть створки люка верхней палубы. Я в "Пилу". Все по местам, быстро, синие гончие!